Серебряное небо
Шрифт:
Но увы — день тянулся за днем, неделя за неделей, и ей порой казалось, что людей в этих горах никогда не было и не будет.
Был уже конец мая, когда однажды вечером, остановившись на ночлег, Джедай принялся разжигать костер, а Лесли пока решила пройтись вдоль ручья — поискать клубней стрелолиста. Прошла всего ярдов триста, когда случайно брошенный в сторону взгляд заставил ее замереть от неожиданности, а в следующий момент заорать:
— Джед, Джед, иди сюда!
Примчался он через минуту, с топором в руке. Растерянно оглядываясь, быстро спросил:
— Что? Что?
— Вот, — торжествующе указала она на отчетливо отпечатавшийся на влажной земле конский след. — Видишь, совсем свежий, сегодня днем оставлен. Значит, где-то поблизости есть люди!
— Почему ты так думаешь? Может…
Но Лесли было некогда что-то объяснять: присмотрится, сам увидит, что лошадь подкована. Подозвав Алу, она показала на след:
— Ну-ка, ищи! — и, когда собака уверенной рысцой двинулась на северо-восток, быстро пошла за ней.
К тому времени, как она вернулась, уже стемнело. Услышав ее шаги, Джедай тревожно обернулся.
— Это я! — крикнула Лесли и через минуту вступила в освещенный костром круг. Присела у огня, рассказывая: — До поселка мили четыре, нужно пройти ущельем, подняться на холм — и оттуда уже крыши видны и огороды. Так что завтра с утра, — она победно улыбнулась, — пойдем торговать!
Поселок оказался маленький — всего десяток домов, расположенных вокруг площади. Судя по всему, когда-то здесь было большое ранчо с хозяйственными постройками, потом главный дом рухнул — от него осталась лишь каменная лестница, украшенная разбитыми вазонами — и люди стали селиться в домиках для рабочих и в бывших сараях, достраивая и укрепляя свое жилье досками из развалин дома. Кое-где были пристроены открытые веранды, возле двух домиков даже росли цветы в деревянных ящиках.
Народу на площади не было, но Лесли не сомневалась, что из окон каждый ее шаг провожают внимательные глаза. Дойдя до каменной лестницы, она остановилась и сбросила вещмешок. Джедай тоже снял рюкзак, спросил:
— И что дальше?
— Ждем.
Ждать пришлось недолго. Минут через пять из крайнего справа домика выскочила девчонка в выцветшем не пойми-какого цвета платье, такая рыжая, что, казалось, ее косички сделаны из медной проволоки. Побежала через площадь, вроде не к ним, а по своим делам, но вдруг резко свернула и затормозила перед Джедаем.
— Папаня спрашивает, че вам надо, — выпалила она.
— Передай ему, что мы маркетиры, — ответила вместо него Лесли, — а я еще и лекарь.
— Мар-ке..? — наморщив веснушчатый нос, переспросила девочка.
— Мар-ке-ти-ры, — по слогам повторила Лесли.
— Ага, — кивнула девчонка и стремглав понеслась домой.
Следующими из этого же дома вышли две женщины — одна постарше, в темной юбке и вязаной кофте, вела за руку ребенка лет трех, вторая, совсем молоденькая, нарядилась в платье из розовой в цветочек ткани.
— Здравствуйте! — сказала старшая. — Внучка сказала, что вы вроде как врач. Глазки малышу посмотрите?
— А у вас ленты есть? — нетерпеливо вмешалась младшая, кокетливо встряхнув пышными медными кудрями и покосившись на Джедая.
— И ленты есть, и глазки посмотрю, — ответила Лесли. — Но не здесь же, не на улице?
— А туда пойдемте! — кивнула старшая женщина на развалины и первая шагнула вверх по лестнице.
Удивленно переглянувшись с Джедаем, Лесли подхватила вещмешок. Через плечо покосилась на площадь — там появились еще три женщины и стайка ребятишек, все двигались в ее сторону.
Ну, кажется, дело идет на лад!
Как оказалось, главный дом развалился не полностью — полуподвальный этаж сохранился. Туда и направилась женщина — добралась по проложенной среди обломков тропке до внутренней лестницы и спустилась вниз, в большую комнату с окнами под потолком — кое-где в них даже были стекла. Кивнула на стоявший посреди комнаты деревянный стол:
— Вот здесь — подходит?
— Да, вполне, — ответила Лесли, продолжая оглядываться. — Еще бы свету…
— Сейчас, — женщина взяла в углу масляную лампу, зажгла ее и, встав на цыпочки, повесила на свисавший с потолка крюк. Лампа незнакомой конструкции горела необыкновенно ярко, в ее свете стала видна барная стойка у стены, еще один стол и несколько железных стульев с самодельными сидениями. Судя по всему, жители поселка использовали это помещение как общинный центр.
Лесли принялась выкладывать на стол товар, для начала — несколько разноцветных мотков нейлоновой ленты, пайетки и ожерелье из позолоченной цепочки и блестящих граненых бусин. Рыжеволосая девушка встречала все это восторженными ахами и охами. Джедай присел сбоку, его обязанностью было приглядывать, чтобы никто ничего не спер втихомолку, а главное — со злыми намерениями не подобрался к Лесли со спины.
За лекарство для малыша Лесли выторговала большой свежий хлеб. Ей сразу стало ясно, что у ребенка конъюнктивит, но она минут пять разглядывала его глаза в лупу, задумчиво цокала языком, говорила: «Посмотри наверх… а теперь вправо…» — словом, все убедились, что осмотрела она его на совесть. Результатом осмотра явился врученный бабушке ребенка мешочек с травами и подробные указания, как их заваривать и как делать малышу примочки.
Девушка тем временем сграбастала ожерелье — мое, не трогать! — и принялась выбирать ленты, хватаясь то за одну, то за другую, и дергая пожилую женщину за рукав: «Ба! Ну ба-а! Какая лучше?» В конце концов отобрала четыре мотка, попросила отрезать от каждого по два фута. За все, включая ожерелье, предложила головку сыра — Лесли потребовала три головки, заранее зная, что согласится на две.
Бабушка несколько раз пыталась осадить юную франтиху, но та отмахивалась, в конце концов сказала: «Ба, ну че ты? Ща папаню приведу, увидишь, он разрешит!» — убежала и минут через пять привела не только отца — долговязого мужчину с такой же медной, как у нее, шевелюрой, но и мать — худенькую востроносую брюнетку. Заодно пришла и сестренка — та самая девчонка, которая на площади подбежала к Лесли — сунулась к лентам, но тут уж бабушка без церемоний хлопнула ее по рукам: «Нишкни!»
Судя по всему, старшая дочь была отцовской любимицей. Вошел он со словами: «И не проси! Три головки за баловство отдавать?!» — но девушка принялась прикладывать к волосам ленты, показывая, как хорошо они будут на ней смотреться. При этом умоляюще хлопала глазами и ныла: «Папулечка, ну ты только глянь!» — пока ее отец, обернувшись к Джедаю, не сказал решительно:
— Ладно. Даю две головки сыра за все!
Перехватив взгляд Лесли, тот кивнул.
Торговля шла бойко — похоже, маркетиры в этот поселок не заходили уже давно. Лесли за ее товар предлагали хлеб и муку, сало и пряжу, одна из женщин принесла даже медовую коврижку. Поначалу вокруг стола с товарами толпились лишь женщины и детишки, потом по лестнице стали спускаться и мужчины. Она тут же сориентировалась и выложила на стол патроны, гвозди и литые пряжки для ремней.