Серебряное слово. Тарасик
Шрифт:
Держите со мной связь, и я буду бесперебойно снабжать Вас книгами на любые темы. (Кызылская областная библиотека укомплектована довольно хорошо, но, если понадобится, я затребую нужную книгу из Москвы, из Ленинской библиотеки, по межбиблиотечному абонементу.)
Мы обязаны как можно лучше удовлетворять растущие запросы читателя, помогать работе ваших ветфельдшеров, доярок, телятниц, бригадиров. В этом — наша профессиональная честь. Обращайтесь почаще за помощью в наш методкабинет. Все, что от нас зависит, будет сделано.
Когда у Вас накопится
Сделаны ли новые плакаты? Как у Вас дела с выдачей литературы? Какие у Вас вопросы ко мне? Что Вам трудно, в чем нужна помощь?
Жду Вашего письма обо всех делах.
Сердечный привет Вашему мужу и Вашей свекрови. Передайте ей, пожалуйста, спасибо за олений сыр. Привет товарищу Таджи-Серену.
Высылаю Вам вместе с этим письмом красненькие сапожки для Вашей девочки.
Будьте здоровы. Желаю успеха в работе.
С товарищеским приветом
Начальнику почты и телеграфа города Тора-хема тов. Сарыг-олу И. К.
От методиста областной библиотеки Соколовой В. А.
Прошу, не задерживая, препровождать полученные на мое имя письма и телеграммы по пути моего дальнейшего следования (Систиг-хем, Сейба).
— А вам уже час как лежит телеграмма, гражданка Соколова В. А., — скосив глаз в Лерину сторону, но сохраняя полную серьезность, сказал ей телеграфист Ондар.
Лера раскрыла телеграмму дрожащими пальцами. Телеграмма гласила:
«Ваше письмо из оленеводческой бригады получил тчк Соколова вы молодец тчк Ваш друг Николай Николаевич».
Часть пятая
1
На краю обрыва стояли Чонак, Лида Сапрыкина и торахемская библиотекарша Роза.
Все трое сговорились и приехали в колхоз «Седьмое ноября», чтобы проводить Леру.
Оборачиваясь, Лера видела белое, до блеска наутюженное платье Лиды Сапрыкиной, ее светлые, коротко остриженные волосы, рвавшиеся в сторону реки.
— Лида, Лида, ты слышишь?! Так ты смотри же… В общем, приезжай в Кызыл! А ты, Роза, давай почаще пиши мне!
Издали Роза кажется маленькой, худенькой, похожей на девочку.
— Роза!.. Ты, главное, надейся на себя. Верь в себя, Роза. Ты справишься. Слышишь, Роза?
— Ага.
— Чо-о-онак!
Чонак смотрит на Леру исподлобья. Он задумался.
— Лери!
— Будь счастлив, Чонак! («Мой дорогой товарищ. Мой милый спутник!»)
— Бывай здорова!
Они смеются, машут руками, платками, ветками.
Сапрыкина достала откуда-то рупор. Она кричит в рупор:
— Счастливо-о-о, Лера!
— Счастли-иви, Лери-и-и, — вторит ей без рупора Чонак.
— Прощайте, ребятки! Пишите!
Лера спускается к реке Ий…
Сзади по тому же каменистому спуску идет Александр Степанович — инженер. Он перекинул через плечо весла. Не оборачиваясь, Лера слышит за своими плечами его тяжелое дыхание — посапывание тучного человека.
Дальше плетется Джульбарс. Он увязался за Чонаком и вслед за ним прибежал из Тора-хема. Джульбарс устал, он лениво ступает по камням, высунув язык (день обещает быть очень жарким).
Иногда Джульбарс забегает вперед и заглядывает Лере в лицо — в глазах у него безмятежное спокойствие, как будто это так и надо, чтобы она уехала и чтобы они не встретились больше никогда.
И понимая, что она уже, наверное, и на самом деле не увидит больше этого своего друга, черно-рыжего, с длинной свалявшейся шерстью (сотни и тысячи собак еще увидит, а его нет!), что никогда больше не обнимет она его толстую собачью шею, не назовет «Джульбарсюткой», не бросит мясца или краюшки хлеба, она с горькой жалостью треплет его косматую голову: «Никто небось не будет любить тебя так, как я…»
Джульбарс почуял в этих ласковых движениях что-то печальное и хрипловато, вполголоса, заскулил.
В лад ему тихонько затянула Лера:
Джульбарсю-ютка моя, Разлюбезная моя, Ой, Джульбарс, Ой, соба-а-ка Несуразная… Джульбарсютки-и мой-аа, Разлюбезни мой-аа, —сейчас же громко подхватил мальчишка-тувинец на берегу.
Этот бодрый голос, видимо, успокоил Джульбарса. Он вильнул хвостом и быстрее побежал к берегу по истоптанной скользкой траве.
За Джульбарсом шел радист экспедиции (тащил под мышкой помпу для накачивания резиновой лодки); за ним гуськом — не без некоторой торжественности — следовали дети, Капа и приезжая тувинская артистка, Капина подруга.
Спустившись к берегу, инженер и радист принялись накачивать бесформенную, мягкую лодку. И вдруг, распрямившись, она стала посреди тихой воды, плоская и широкая, с круглыми бортами, легкая и в то же время надежная.
Инженер работал, сбросив парусиновые ботинки и почти до колен закатав брюки. Шагали по воде, вокруг лодки, его тонкие белые ноги.
Теперь, когда Лера собиралась уезжать, когда она понимала, что сейчас, через минуту-другую, отчалит от берега, ей было стыдно за ту настойчивость, которую она проявила, и за все те слова, которые недавно сказала ему в запальчивости.