Серебряные ночи
Шрифт:
На следующий день Софи, в полной решимости узнать ответы на все эти мучительные вопросы, ехала верхом вдоль берега Днепра. Ей не надо было доставать бумагу, чтобы сверить направление, весь маршрут четко отпечатался в сознании. Небольшой мостик появился ровно на том месте, где и должен был быть. Она повернула лошадь и направилась по льду на противоположную сторону. Все еще было холодно, но уже чувствовалось, что зима идет на убыль и солнце пригревает сильнее. Подтаявшая снежная корка похрустывала под копытами; лед тускло блестел. С замерзшего болота на другом берегу реки вспорхнула стая уток. Хлопая
Рука непроизвольно потянулась к пистолету, пристегнутому к седлу. Но в следующий миг она с досадой покачала головой. Действие, конечно, совершенно естественное для заядлого охотника, но сегодня ее занимали отнюдь не утки.
Адам стоял на крыльце домика и смотрел на реку, дожидаясь ее появления. Искрящиеся под солнцем белоснежные просторы без малейшего признака человеческой жизни дышали глубоким покоем. В ожидании любимой женщины ему хотелось бы ощутить такой же покой и в своей душе, но там были лишь тоска и разочарование. Судорожно выхваченные полдня в снятом загородном домике не принесут счастья. «Интересно, а где Ева устраивала свои любовные встречи? – во всей своей мерзости всплыла невольная мысль. – Конечно, в отсутствие мужа у нее не было необходимости прятаться по углам. Может, она даже подбирала себе любовников из домашней прислуги, молодых здоровых лакеев или конюхов, горящих желанием угодить своей госпоже».
Содрогнувшись от отвращения, Адам развернулся на каблуках и ушел в дом. На столе стояли вино, оливки, блюдо с пирожными; печь дышала жаром. Диван застелен кашемировыми шалями. Изысканная картинка изысканного любовного гнездышка. В нетерпении он снова вышел на улицу. Софи легким галопом приближалась к нему на заурядной лошадке, которая не делала ей чести. Хан из соображений безопасности остался в Берхольском под присмотром Бориса Михайлова.
– Очень милое местечко! – Смеющаяся, сияющая, радостная, она легко спрыгнула с лошади. – Как замечательно ты все придумал, милый!
– Я же говорил, это не составляет труда, – проговорил он почти отстраненно, хотя всей душой рвался смеяться, радоваться вместе с ней и домику, и прекрасному пейзажу, хотел подхватить ее на руки, отнести в комнату, уложить на диван рядом с горячей печкой…
На оживленном лице Софи выразилось легкое недоумение, в глазах вспыхнула боль. Но она взяла себя в руки, вновь широко улыбнулась и сдернула с головы меховую шапку. Густые волосы рассыпались волнами по плечам.
– Ну показывай, что внутри. Если там хотя бы наполовину так, как снаружи, – это прекрасно! – Она потянула его за руку, не обращая внимания на молчание, и вошла в дом. – О, какая прелесть! Прелестный домик! – Она обняла его и, приподнявшись на цыпочки, крепко поцеловала в губы.
Медленно, почти нехотя руки его легли ей на талию. Адам прижал ее к себе; языки начали свою знакомую игру. Тоска и разочарование, снедавшие его, растаяли под жарким пламенем страсти. Прошла, казалось, целая вечность с тех пор, как они последний раз держали друг друга в объятиях, целая вечность в глубокой уверенности, что этого больше никогда не повторится. Он ощутил непреодолимое желание и принялся яростно стаскивать с нее одежду. Софи прильнула к нему, словно чуть отодвинуться означало просто оторвать кусок плоти. В спешке он царапал ее ногтями, но она едва ли замечала это, лишь прогибаясь, чтобы ему было удобнее, и не отрывала рта от его губ. Их слившееся, прерывистое дыхание красноречивее любых слов говорило о непреодолимом желании.
Наконец он обнажил ее полностью. Софи всей кожей, набухшими сосками чувствовала грубую ткань его мундира. Руки его жадно гладили ее тело; потом колено его втиснулось меж ног; нежная поверхность бедер загорелась от колючей шерстяной ткани брюк. Казалось, она никогда не насытится прикосновениями его рук, этим грубым признаком обладания ею – свидетельством его собственной неутолимой страсти, и была от этого на вершине блаженства. Она укусила его за губу, уже не помня себя от распалившего ее желания; он подхватил ее на руки и чуть ли не бросил на диван. Едва успев расстегнуть и стянуть вниз брюки, он навалился сверху. Она широко раскинула ноги, впуская его в себя; подхватив под ягодицы, он приподнял ее и резко вошел внутрь, все глубже и глубже, не отрываясь от ее губ, всем телом вдавливая в диван. Это был не плавный подъем наслаждения, за которым следует сладостное расслабление. Это была буря страсти, от которой на миг зашлось сердце; это были мгновения божественного, невероятного счастья.
Кровь стучала в ушах Софи так, что ей казалось, будто эти удары слышны по всему дому. Она взмокла от любовного экстаза; сраженная этим взрывом чувств, она не могла шевельнуться. Адам откатился в сторону и лег навзничь, оставив руку на обнаженном животике. Так они пролежали до вольно долго, восстанавливая силы. Наконец он повернулся на бок и, опираясь на локоть, приподнялся, разглядывая распростертое тело.
Ее губы опухли от поцелуев, кожа горела, натертая грубой тканью его одежды. Две длинные царапины краснели на руке и бедре.
– У тебя появились боевые отметины, милая, – проговорил он с нежной улыбкой, целуя свидетельства обоюдной страсти.
Софи медлительно потянулась и зарылась лицом в его волосах.
– Они заработаны в правом деле, – усмехнулась она. – К счастью, Павел больше не приходит в мою постель.
– Как ты можешь? – резко выпрямился Адам. Свет любви мгновенно погас в его серых глазах. – Неужели ты думаешь, что это какая-то игра? О, силы небесные, почему ты считаешь, что меня надо постоянно мучить напоминаниями!
Ева никогда бы не стала обращать внимания на подобные отметины страсти на своем теле в те мгновения, когда по счастливому стечению обстоятельств муж отсутствовал. Это слишком большой риск, не так ли, чтобы его можно было позволить в подобных любовных треугольниках. Следы страсти, которые надо прятать, если не найти правдоподобных объяснений… лгать… обманутым мужьям… Волна неизбывной тоски и отчаяния вновь окатила его с головы до ног. Он встал с дивана и подошел к столу, чтобы налить вина.
– Пожалуй, тебе лучше будет вернуться во дворец. Мы же не хотим, чтобы твое отсутствие было замечено.
Софи села, пытаясь собраться с силами, чтобы противостоять этому незнакомому человеку в облике Адама.
– Я все-таки не понимаю, почему ты считаешь, что после нашего отъезда из Берхольского между нами все переменилось.
– Неужели, Софи? – Он приблизился к дивану. – Как ты можешь не видеть никакой разницы? Неужели супружеский обман тебя совершенно не трогает? Не трогает, что ты сейчас находишься в этом милом, укромном любовном гнездышке, созданном для того, чтобы десятки таких же парочек занимались здесь утолением своих порочных страстишек?