Серебряные ночи
Шрифт:
– Ведьма! – дрогнувшим голосом произнес он. – Встань, ради Бога! – Подхватив ее под руки, он заставил ее подняться с колен. – Сними же эту проклятую сорочку!
– Слушаюсь и повинуюсь, мой господин! – Посмеиваясь, она сбросила одежду на пол. – И что теперь? – Положив руки на бедра, она склонила голову к плечу и с откровенным вызовом взглянула ему в лицо.
Казалось, в воздухе вспыхнули искры от ее сверкающих глаз. Протянув руку, он схватил ее гриву, сжал в кулаке и потянул на себя, как пойманную большую рыбу.
– Софья Алексеевна, кажется, настало время показать вам, что бывает, когда ваш вызов
– О Боже! – спустя весьма значительное время простонала она, чувствуя, как подгибаются колени и она просто падает на постель. – Если ответ на мой вызов всегда будет таким, я готова делать это гораздо чаще!
Еще не отдышавшийся Адам просто шлепнул ее ладонью по ягодицам. Они лежали в потоке лунного света, льющегося из открытого иллюминатора, дожидаясь, пока остынут вспотевшие тела. Софи, внезапно вздрогнув от залетевшего ветерка, потянулась, чтобы укрыться. Но Адам опередил ее. Повернув ее на бок, он высвободил из-под нее сбившуюся простыню и аккуратно накрыл. Ладонь его скользнула по округлости груди и прикоснулась к соску.
– Не надо! – вздрогнула Софи, накрывая руку своей ладоныо.
– Я тебе сделал больно, милая? – озабоченно спросил он, садясь на постели. – Я не хотел, прости.
– Нет, – ответила она. – Я как-то обостренно это восприняла. Думаю, у меня просто время подошло.
Она медленно покрылась холодным потом. Адам, ничего не заметив, тихо лег рядом. Софи уставилась в потолок, напрягая свою память. Когда? Она не могла вспомнить. Она никогда не обращала ни малейшего внимания на эти ежемесячные неизбежные неприятности. Они наступали, когда наступали. Струйка пота скользнула в ложбинку между грудями и скатилась на живот. Тошнота, слабость, равнодушие к вину, неуемный аппетит… Матерь Божья, да здесь никакой Татьяны не надо, чтобы понять, в чем дело! Софи оцепенела.
– Что с тобой? – приподнялся на локте Адам. – Ты стала как деревянная! – Он погладил ее по волосам. – Ты вся в поту, милая. Тебе дурно?
Софи облизнула внезапно пересохшие губы.
– На самом деле я не больна. Мне кажется… мне кажется, у меня будет ребенок, Адам.
От тишины, повисшей в каюте, зазвенело в ушах.
– Но я думал, ты…
– Я тоже так думала, – прервала его Софья. – Не исключено, что безуспешные попытки Павла обзавестись наследником следовало бы отнести на его счет, а не винить в этом его несчастных жен.
Адам сел, внешне сохраняя спокойствие.
– Тебе кажется, Софи, или ты уверена?
– Уверена, – ошеломленно выговорила она. – Но не знала об этом до последней минуты. Я даже не подозревала… хотя все признаки… О Господи, что же нам делать, Адам!
– Думаю, твой муж чрезвычайно обрадуется, – холодно откликнулся он, скрывая мучительную боль.
– Это не может быть его ребенок, – бесцветным голосом сообщила Софи. – С тех пор как он отправил меня в Берхольское, всего один раз приходил ко мне в постель, да и то у него ничего не получилось, – с отвращением передернула она плечами.
Адам встал с постели и накинул халат. Последние слова принесли ему странное, непостижимое ощущение блаженства; это был единственный светлый лучик во всем безнадежно отчаянном положении. Он постарался взять себя в руки.
– Сколько уже недель?
Софи в отчаянии покачала головой.
– Не могу вспомнить. Я понимаю, что это глупо, но просто не помню.
Адам в изумлении уставился на нее.
– Это не глупость, Софи, это невероятная беспечность! Все женщины следят за этим.
– А ты откуда знаешь про всех женщин? – из последних сил защищаясь, угрюмо поинтересовалась Софи.
– У меня четыре старшие сестры, – коротко ответил он. – Они обычно обращали внимание на меня не больше, чем на предмет домашнего обихода. Чего я только не наслышался!
– Ну что ж, значит, я не такая, как все женщины. – И она отвернулась лицом к стене.
– Ну разумеется, – присел он рядом и успокаивающе погладил ее по спине. – И все-таки постарайся вспомнить. Это жизненно важно. До приезда в Киев?
– Да, думаю, раньше.
Адам раздраженно зажмурился.
– Постарайся вспомнить поточнее, Софи!
Она провела в Киеве шесть недель. Минуту поразмыслив, Софи заявила с большей уверенностью:
– После приезда в Киев у меня не было… этого.
– Ближе к делу, Софи, – вздохнул Адам. – Помнишь, мы с тобой ездили охотиться на волков? – Внезапно лицо его прояснело. – На самом деле я сам могу сказать. Помнишь, как я рассердился на тебя, когда ты сиганула через овраг?
Софи наконец повернулась к нему. На лице се отразилось недоумение.
– Да, ну и что?.. А-а-а, действительно, в тот вечер… Ты как раз решил простить меня, а я почувствовала недомогание… – Воспоминание вызвало мимолетную улыбку, словно она на секунду забыла, чем оно вызвано.
– Это был конец января, – четко заявил Адам. – Сейчас начало апреля. У нас еще есть время. Примерно до начала июля твое положение еще не будет так заметно, чтобы нельзя было его скрыть широкими платьями.
– Что ты предлагаешь? – Взглянула она ему в лицо, на котором не отражалось ничего, кроме сосредоточенной работы мысли человека, привыкшего иметь дело с затруднительными ситуациями и принимать решения.
Этим он как раз и занимался. С одной стороны, это было приятно, с другой – несколько задевало то, что он не проявил никаких чувств, узнав о беде, свалившейся на них словно снег на голову.
Адам резко встал и подошел к иллюминатору. За окном медленно проплывал берег, залитый лунным светом. Какой удар судьбы! Любимая женщина носит под сердцем его ребенка, которого он никогда не сможет признать своим, а ему пришлось бы назвать своим того, которого могла бы родить его жена от чужого человека!
– Есть только одно решение, Софи, – заговорил он, глядя в окно, так что ей пришлось сесть и напрячь слух, чтобы разобрать слова. – Дело житейское, и выход из такого затруднения тоже обычный. Ты должна оставаться при дворе до тех пор, пока можешь скрывать свое положение, потом подашь прошение императрице с просьбой отпустить тебя на некоторое время в Берхольское. Если потребуется, придется ей сказать правду. Она не откажет тебе в праве… скрыть свою ошибку. – Его передернуло от этого слова, но деловитый тон помог скрыть чувство сильнейшей горечи. – Ей самой приходилось заниматься такими делами при живом муже. Ты там родишь и устроишь ребенка в какую-нибудь семью в вашем поместье. Дитя, для его же благополучия, будет расти в неведении о своем происхождении, но, разумеется, будет всем обеспечено.