Серебряные слезы
Шрифт:
Лето он провел без Дуси – отец увез ее вместе с собой на гастроли, чтобы показать актерскую жизнь с изнанки, все радости и тяготы ее, которые присущи этой профессии. Андрей уже понял, чего хочет его возлюбленная, и, скрепя сердце ни слова ей не сказал в упрек, словно не было Дусиного обещания не мечтать о сцене.
– Видно, это твоя судьба, – сказал он. – Господи, ну я же не враг тебе – делай что хочешь. Я не тиран и не деспот... Мне не очень нравится твой выбор, да и что с того, привыкну. Люди ко всему
– Голубчик, милый, какой ты добрый... – поливала Дуся рубашку Андрея слезами. – Спасибо тебе... Ты, правда, привыкнешь и поймешь, что в актерской профессии нет ничего дурного. Ты окончишь университет, будешь работать, я тоже буду работать... Мы станем богатыми, известными людьми, будем благодетельствовать многим...
Тогда же, летом, Андрей написал Дусе первое письмо. С этими письмами была особая история, вернее, не с самими письмами, а с бумагой, на которой они писались.
Он так боготворил свою возлюбленную, что любые вещи, к которым прикасались ее нежные пальцы, казались ему священными. Тем более письма, которые идут от сердца к сердцу! Их, по его особому размышлению, вообще следовало писать кровью.
Нет, кровью, конечно, невозможно, но... А если на красной бумаге?
Эта мысль настолько засела в воображении Андрея, что он обегал половину Москвы в поисках чего-то особенного. Наконец где-то в переулках у Тверской набрел на лавку, торгующую канцелярскими принадлежностями, и именно там обнаружил искомое. Но вощеная бумага цвета переспелой вишни, яркая, точно кровь, с золотым обрезом стоила кучу денег!
– Не мое, конечно, дело, – сказал молодому человеку приказчик за прилавком, холеный франт с крошечными усиками, – но взяли бы вы чего попроще. Вот, пожалуйста, белая бумага такого же качества, на полтинник дешевле...
– Нет, мне нужна именно эта, красная, – твердо сказал Андрей.
«Моя дорогая, моя недоступная мечта! – писал он своей избраннице. – В моей жизни только один смысл – ты. Это не пустые слова, это правда.
Знаешь, я даже боюсь думать о будущем, о том времени, когда мы наконец сможем соединиться. Оно кажется мне каким-то невозможным, сумасшедшим счастьем. От одних мыслей о нем мое сердце готово разорваться!
Твоя фотография стоит у меня на столе. Я смотрю на нее каждую минуту и лишь усилием воли заставляю себя взяться за книги.
Я люблю тебя так, что ты не можешь не любить меня...»
Дуся появилась в его маленькой квартирке в Среднем Кисловском переулке в середине сентября.
– Вот я и у тебя... – сказала она, переступая порог. – Ты рад?
Андрей весь извелся, пока ждал ее. Еще на прошлой неделе они
Он обнял Дусю, но она тут же выскользнула из его рук, немного смущенная.
– Ты совсем взрослая, – сказал он. – Садись. Совсем девушка!
– Не узнал? – опять спросила она, словно не зная, о чем еще можно говорить.
– Тебя нельзя не узнать... Ты как солнце! Говорят, даже самые безнадежные слепые могут видеть солнечный свет или, по крайней мере, ощущать его...
– Фу, что за декадентские настроения! – Она полушутя, полусерьезно хлопнула Андрея по плечу перчатками. – Давай не будем о грустном.
– Как гастроли? Насмотрелась?
– Да, ты знаешь, – медленно, серьезно произнесла она, – очень интересно было. Папа мне все рассказывал, показывал, я была в курсе всех событий, которые происходили в труппе и вне ее...
– Понравилось? – стараясь не показывать ревности, спросил он.
– Да. А знаешь, в Вологде я играла Офелию, когда исполнительница роли захворала.
– И как же тебя приняла публика?
– За-ме-чательно. Один местный чиновник корзину цветов подарил. Папа сказал, что у меня очень здоровое отношение к славе, что она не может меня испортить. Господи, да что же мы все обо мне да обо мне! Лучше о себе расскажи...
– Да вот, как видишь, грызу гранит науки... Погоди, ты уже точно решила идти на сцену?
– Да, милый. Ты ведь не будешь меня отговаривать?
– Нет, – сказал он. – Нет...
– Ну и славно...
Она положила руки ему на плечи и поцеловала в щеку.
– Вот видишь, я очень примерная невеста...
– Жаль, что не жена! – вырвалось у него.
Он прижал к себе Дусю сильнее. От нее пахло цветочным мылом и осенью. Легкий травяной аромат мгновенно напомнил ему старый пруд, в котором они когда-то купались. На открытой шее девушки билась светло-голубая жилка, к которой он прижался губами...
– Что ты делаешь? – с тихим испугом воскликнула Дуся. – Нет, пожалуйста, это уже чересчур!
– Ладно, не буду, – поспешно отстранился он. Он и сам устрашился своего порыва – ощущение счастья было настолько сильным, что, показалось, могло просто убить его. – Я нечаянно.