Серебряный берег
Шрифт:
— Вообще первые упоминания о де Риссарах относятся к девятому веку. Мои предки всегда жили здесь. Занимались лесом, вином, а потом и морской торговлей. Де Риссары старалась не участвовать в войнах, поэтому не делали свой дом похожим на крепость. Сам замок несколько раз реконструировался, но предки постарались, чтобы он дошел до наших дней практически в неизменном виде.
Мужчина рассказывал спокойно, без лишнего пафоса. Было видно, что он делает это не для того, чтобы покичиться древностью и знатностью семьи. Он действительно гордился историей своего
— У вас здесь исторические фильмы снимать можно, — заметила Лена.
— Мне предлагали. Но я отказал. Как-то не очень хотелось, чтобы по моему дому шастали толпы киношников.
А я будто вживую видела дам в роскошных платьях и благородных мужчин, слышала звон мечей и ржание лошадей со двора… Кстати, о лошадях.
Мой вопрос может прозвучать очень глупо, но я не в состоянии удержаться. Отчего-то изнутри щекочет странное ощущение, что несколько веков назад эти места должны были выглядеть как-то по-другому. И не успокоюсь, пока не выясню.
— Знаете, — спросила смущенно, — у меня есть вопрос, только не смейтесь. Вы не знаете, как сюда заезжали кареты когда-то?
— Кареты? — немного растерялся мужчина. — Знаю. Раньше к скале подходила огромная насыпь, сделанная специально для подъезда. Но в начале прошлого века ее взорвали и построили дорогу по склону. Вы ехали по ней сегодня.
— У вашего дома богатая история. А привидения здесь случайно не водятся? — хихикнула подруга.
— Был прапрадедушка, — невозмутимо ответил хозяин замка. — Но ему захотелось разнообразия и теперь он гремит цепями где-то в Биарицце.
— А кто же его заковал в цепи? — хмыкнула я.
— Разумеется, прапрабабушка. Она решила, что он слишком часто стал заглядываться на молоденьких девиц.
Мы рассмеялись, а Бриан открыл перед нами очередную дверь.
ГЛАВА 4
Это была библиотека. Высокие книжные шкафы стояли вдоль трех стен из четырех, а еще несколько — посередине комнаты. Возле четвертой стены располагался небольшой диванчик, кресло и кофейный столик. Лежавшая на нем книга с закладкой говорила о том, что многочисленные фолианты здесь не только демонстрируют, но и читают.
Чего тут только не было. Книги разного возраста, разных тем и на разных языках. В соседних шкафах мирно существовали Монтень, сборник средневековой поэзии на испанском и вся серия Толкина в оригинале.
— Потрясающе, — прошлась Ленка вдоль шкафов, — у вас здесь даже рукописные книги есть?
— Есть несколько. Правда, читать их очень сложно, так что они представляют скорее историческую ценность.
Все книги хранились в идеальном состоянии. Составленные ровными аккуратными рядами, а самые старые и ценные покоились в закрытых стеклянных витринах. Моя душа искусствоведа заходилась от восторга. У нас не в каждом музее встретишь такое собрание.
— Глазам не верю, — воскликнула я, зацепившись взглядом за знакомые слова. — Это что, Пушкин?
— Да. Кажется, это еще прижизненное издание поэта.
— С ума сойти, — ошарашенно пробормотала я.
— Хотите, подарю? — неожиданно предложил Бриан.
— Что? — переспросила. — О, нет, не стоит. Это слишком дорогой подарок, мне нечем будет на него ответить.
Оно ведь стоит диких денег. А если выставить на аукцион, при должном везении цена может достигнуть астрономической суммы.
— Вас это ни к чему не обяжет, — мягко улыбнулся он.
— И все равно, мне сложно его принять. Меня даже в самолет не пустят с такой ценностью.
И вообще, это странно. Не думаю, что книга для мужчины совсем ничего не стоит, что он готов вручить ее первой встречной девице. А в чужой альтруизм я тоже не верила. Может это такая проверка? На вшивость и корыстность?
— Бриан, неужели все эти книги собирали ваши предки? — отвлекла мужчину Ленка.
— Да. Библиотека, наверное, самое ценное, что есть в этом замке. Мы бережем книги, а особенно дорогие нам никогда не покинут этих стен.
— И они стоят у вас так просто, в шкафах? Книги, которым несколько сотен лет?
Я тихо хмыкнула. Уже не один раз объясняла подруге, как правильно хранить старые и ценные вещи, какие устройства и системы для этого существуют, но она все равно удивляется как будто в первый раз.
— Здесь стоит особая система, которая создает нужный книгам микроклимат, — оправдал мои ожидания хозяин замка. — Постоянная температура и влажность контролируется так хорошо, что даже присутствие человека никак на них не влияет…
Краем уха слушая объяснения мужчины, я двинулась в сторону читального уголка. Над диваном висела большая картина, и мне захотелось рассмотреть ее поближе. Чем черт не шутит, может мне повезет увидеть какого-нибудь Ренуара в оригинале.
На полотне, заключенном в простую, но изящную раму, был изображен закат. Солнце садилось в море, расцвечивая его яркими красками: оранжевым, розовым, алым. И неизвестному художнику удалось передать переходы между цветами так поразительно тонко, что картина, казалось, светится собственным мягким светом. А море получилось совсем как настоящее. Будто еще чуть-чуть — и оно выплеснется через раму. Удивительно нежная и легкая картина. Похоже на пейзажи Айвазовского, но чувствуется немного другой стиль, более женский что ли.
Так красиво, глаз не оторвать. Она завораживала. Исчезла Лена и наш французский знакомец, растворились стены библиотеки. Осталось только ощущение, будто я стою на берегу моря и чувствую запах солёной воды, чувствую, как ветер треплет волосы.
— Майский закат с балкона северной башни, — пробормотала я как-то отрешенно.
— Вы правы, — раздался над ухом тихий голос Бриана. — Эта картина была нарисована в мае на балконе северной башни. Откуда вы знаете?
Наваждение схлынуло. Я развернулась и оказалась под пытливым взглядом голубых глаз.