Серебряный осел
Шрифт:
– Ничего себе! – присвистнул царь-беглец. – Так все-таки откуда информация?
– Эх, паря, – похлопал его по плечу лесной князь, отчего усатый лех помимо воли дернулся. – Не все на красных девок потребно заглядываться. И не перечь старшим! – цыкнул на мальчика, когда тот, насупив брови, попытался что-то возразить.
– Пан Борута! Не вольно так с ясным паном крулем мувить!
– Да и ты помолчи, свиристелка усатая, – осадил воеводу куявец, – когда иные дело бают. Не елозь, не елозь рукой-то, твой меч вот он где.
Показал пану его фамильный меч, невесть каким образом оказавшийся в руках у рыжего рогатого толстяка. Видя, что Будрины глаза налились дурной кровью, помахал у него перед глазами пятерней, молвил пару слов на своем наречии и вернул леху оружие.
– Будрыс, уймись! – топнул ножкой мальчик. – А ты, господин, продолжай.
– Листочек занятный приметил, на стене висящий. Причем висел не в одном месте. Ну я любопытства ради и прихватил один.
Протянул Кару небольшой листок дешевого папируса, на которых обыкновенно писали всякие объявления.
На листке, обведенный траурно-черной рамочкой, красовался призыв:
«Храм Последних Темных Дней приглашает всех граждан, которым не безразличны судьбы Отечества и Геба, на богослужение, посвященное изгнанию Темного Бога».
Ниже буквицами поменьше указывался адрес, по которому располагался храм: улица Птолемея Пятнадцатого, в помещении театра Флавия.
– Не мыслю, что много там узнаем, однако все лучше, чем в этом клоповнике обретаться.
– Я иду! – решительно молвил царь и вопрошающе глянул на Будрю.
Тот покрутил, покрутил свой ус и неохотно кивнул:
– Hex бенде! Хотя, бей меня Перкунас своими молниями, не по нраву мне твоя затея, пане леший! Совсем не по нраву!
Театр Флавия, наверное, в свое время был весьма популярным в Брундизии заведением. Об этом свидетельствовало уже одно то, что находился он на центральной улице города. Да и фасад здания еще хранил остатки былой роскоши: не полностью опала позолота на резной вывеске, изваяния девяти муз находились в относительно ухоженном состоянии.
Однако в связи с общим упадком интереса граждан этой части Империи к изящным искусствам, начавшимся с четверть века назад, театр захирел и сдавался нынешним его владельцем в аренду тем, кто мог дать более-менее приличные деньги.
На входе троицу неофитов встретил худосочный бледный тип, одетый в черный балахон с откинутым капюшоном.
– Ваше приглашение, – обратился он с поклоном к Будре, наверное вызвавшему наибольшее уважение своей дородностью и внушительной физиономией
Лех недоумевающе оглянулся на своих спутников. Какое еще приглашение, разве вход не свободный?
Козлорогий, сориентировавшись, сунул ему в руку листок с объявлением.
– Это? – спросил вояка, протягивая папирус привратнику.
Тот с поклоном принял лист.
– Прошу шесть денариев, господин.
– Як то? – шарахнулся лех. – За цо?
– Благотворительный взнос, – развел руками тощий. – На борьбу с Темным Богом. Разве господин не хочет, чтобы враг человеческий был повержен?
– Господин хочет! – заверил его Кар, пребольно наступая на ногу своему телохранителю. – Очень хочет, не правда ли?!
– Так есть, так есть! – поспешил согласиться Будря, доставая из кисета шесть монет.
Приняв взнос, привратник достал из кипы, лежавшей рядом с ним, три точно таких же балахона, в который был облачен и он сам.
– Господа могут переодеться прямо здесь.
– Зачем?! – воспротивился лех.
– Ну, возможно, господин не хочет, чтобы его узнали. Наше собрание хотя и открытое для всех, но разумные меры предосторожности не помешают. Не ровен час, просочатся слуги Темного Бога. Наряд поможет скрыться от их дурных глаз.
– Разумно! – восхитился леший, помогая Будре облачиться.
Царь справился с одеванием самостоятельно.
– На выходе сдадите, – предупредил привратник, всучивая каждому из них по небольшому клочку папируса. – Не забудьте накинуть капюшоны.
– То есть справжний лехотрус! – возмущался телохранитель, шествуя в глубь здания. – Выдуривают у людей деньги, злодеи бессовестные!
Пройдя по длинному темному коридору, едва освещаемому несколькими тусклыми светильниками, они попали в довольно вместительный зал, в котором находилось три или четыре десятка людей, одетых все в те же черные балахоны. Одеяния сливались с обивкой стен. Света здесь тоже было не больше, чем в давешнем коридоре. Четыре факела по углам да пара в центре, прямо над большим столом, покрытым все тем же черным сукном.
Кару вдруг сделалось жутковато, и он вцепился в руку лешего.
– Не робей, паря, – подбодрил мальчика лесной князь. – Они не страшные. Играют только.
Непонятно откуда рядом со столом возникла человеческая фигура.
– Граждане! – глухо зазвучал голос из-под капюшона. – Последние Темные Дни, о которых вот уже три столетия предупреждала наша церковь, не за горами.
– У-у-у! – раздался в ответ встревоженный людской ропот.
Говорящий поднял руку, и гул умолк.
– Темный Бог уже явился на наш родной Геб, как говорят иные, и начал опутывать все своими сетями зла!…
– Открыл Аунако! – съехидничал козлорогий, но на него устыжающе цыкнули.
– И что же нам теперь делать? Что делать, я вас спрашиваю, благородные квириты? Поддаться соблазну и, поклонившись врагу человеческому, пойти к нему в услужение?
– Нет! Нет! – загремело под сводами.
– Нет! – возопил и поддавшийся общему настроению Будря. – Не позвалям!
– Правильно, благородные квириты и чужеземцы! Не позволим врагу завладеть нашими душами и телами! Нужно обороняться.
– Да! Да! – согласилась с оратором толпа.