Серебряный осел
Шрифт:
– Рому! – потребовал он.
Служка подал ему стакан, и рыцарь тут же осушил его, не закусывая. Крякнул, обтер усы.
– Хорошая водичка, разрази меня акулий хвост через три брашпиля! – похвалил он напиток, брезгливо отпихнув пару ассов сдачи, протянутых подавальщиком.
И добавил себе под нос еще что-то, чего Орланда не поняла – уж больно замысловато прозвучало.
Несостоявшаяся монашка удивилась столь странным вкусам воина Божьего.
Уже лет сто как римские трактирщики додумались перегнать перебродивший сок
Но, судя по потемневшему от южного солнца лицу, человек как раз прибыл из жарких стран. Приглядевшись, девушка убедилась, что, пожалуй, права – в его ухе болталась серьга с большой жемчужиной, а косолапая походка изобличала бывшего моряка. И речь содержала непонятные ей морские термины.
Но вроде она не слышала, чтобы рыцари воевали в Заморских королевствах.
– Сто монет! – повторил он, обращаясь к своему молодому приятелю. – Ну что, думаешь, нам делать, дружище?
– А что, уважаемый Эомай, придется раскошеливаться, хошь не хошь!
– Эх, – ударил ладонью в стол смуглый, – это же надо, что творят, крысы трюмные! Сто монет с человека! За рейс до Малаки! Причем без коней! Да британские корабельщики за рейс в Антилию впятеро меньше берут! Говорят, пираты одолели! А какие тут пираты?! Смех один…
Он задумчиво поиграл медальоном, висящим на груди на стальной цепочке – восьмиконечная звезда и два перекрещенных меча на фоне круглого щита.
– Ладно, Арнау, пожалуй, иди и соглашайся. Отдадим этому кровопийце три сотни сестерциев. Как-нибудь там прокормимся, ремни подтянем.
Орланда вздохнула.
Вот у этих двух воинов какое-нибудь благочестивое дело в Малаке. Едут они туда, и никто их не преследует и не ловит. И не мажутся они белилами, как законный тартесский царь, и не выдают себя за бродяг, как они с сестрой.
Прочтя короткую молитву и перекрестившись, она принялась за еду.
– Прошу прощения, что нарушаю ваше уединение. – За ее столик подсел тот из рыцарей, коего, как она успела узнать, звали Эомаем. – Встретить единоверцев в этой дыре в первый же день… Кстати, как вас зовут?
– Орланда, – сообщила она свое настоящее имя. – Я тут проездом… Из Тартесса.
– Вот как? – Он удивился и заинтересовался. – Ну и как там в Тартессе?
– Плохо, – вздохнула она. – Законного царя свергли, смута…
– Да, слышал. Но вот нам как раз нужно именно туда, встретиться с владыкой Аргантонием.
Она слегка испугалась.
Кто их знает, этих людей, и какие у них, пусть даже они и рыцари христианские, дела со ставленником Артория? Вон Кезия тоже ух какой благочестивой была, и на тебе! У него, наверное, свои люди везде. Возможно, уже и во дворце. И угораздило же ее назвать настоящее имя.
Но тут Эомай
– Мы с моим спутником, отважным рыцарем Арнау, ищем человека, ограбившего ризницу в Эдесском командорстве и ранившего пытавшегося помешать ему брата. По достоверным сведениям, он сейчас в свите Артория. В этом… ордене Стоячих Камней.
Было видно, что этот орден воин не очень любит.
– Мы хотим потребовать его выдачи. Вон, – хлопнул он по сумке на поясе, – и мандат получили в канцелярии пропретора.
Орланда украдкой внимательно изучала своего собеседника.
Это был человек мужественного вида и невысокого роста, хотя и атлетического телосложения. Черная бородка была аккуратно подстрижена, обветренное и покрытое здоровым загаром лицо с прямым носом, темными выразительными глазами и плотно сжатым ртом напоминало лицо римлянина со статуй старой империи. Приглядевшись, можно было понять, что лет ему не так и много, около тридцати.
Простое дорожное одеяние, на которое нашит потемневший знак ордена – морской скат с поднятым для боя острым хвостом.
На груди – серебряная медаль-фалера за храбрость, с портретом августа Птолемея (каким он был лет сорок назад).
Где-то успел повоевать…
На рукаве круглая красная нашивка за тяжелое ранение. На поясе вместе с мечом висел кинжал в ножнах необыкновенно тонкой работы; клинок из тяжелой синеватой стали был не шире двух ее пальцев.
С непонятным облегчением убедилась в отсутствии белого монашеского подворотничка. Стало быть, не воин-монах, а обычный, светский брат ордена. Впрочем, сейчас настоящих монахов в воинских орденах мало – даже не все комтуры…
И еще, было в облике Эомая что-то подкупающее и располагающее к себе. Такое смутное ощущение надежности и защищенности.
Можно ли удивляться, что через полчаса они вместе покинули харчевню и Эомай вызвался проводить ее до гостиницы.
Она впервые в жизни просто шла с мужчиной и беседовала.
О чем?
Да так уж ли это важно?
Леший заговорщицки поманил Кара и, прищурившись, спросил:
– Как, паря, прогуляться не желаешь?
– То куда пан Борута зовет пана ясного круля? – встревоженной наседкой прикрыл Будря мальчика своей широкой грудью. – И для чего?
– Не боись, не по девкам шариться, – пошло захихикал козлорогий и, посмотрев на зардевшегося парня, добавил: – Хотя, зрю, кой-кто ужо и зараз не прочь.
И уже серьезно добавил:
– Обретаются тут людишки, у коих можно порасспросить да поразведать про Темного Бога…
Юноша мигом напрягся.
– А ты откуда знаешь? – азартно зажглись его голубые глазенки. – Или бывал уже здесь?
– Это в Брундизии-то? Не приходилось, врать не стану. Вот дядька мой сказывал, что заносила его как-то судьбина в сей городишко. Аккурат, когда сюда Спартак со своим войском шествовал.