Серебряный осел
Шрифт:
Ох эти мускулы. И отчего мы, женщины, столь на них падки?
Но какой же он выдумщик!
И бесстыдник.
Вон какой синяк оставил на видном месте. Просила же его, чтоб не целовал так крепко в шею и грудь.
Августа коснулась рукой своего влажного лона и мечтательно потянулась.
Не может быть, чтобы с таким жеребцом да ничего не вышло. Обязательно должно получиться.
Не то, что со всеми этими слабаками, которые побывали у нее на ложе до Мемнона.
Даже не могли обрюхатить молодую здоровую женщину.
Закусила губу и неожиданно горько заплакала.
Перевернулась на живот и, уткнувшись носом в испачканные простыни, заколотила руками по подушке.
Боги! Неужели она так много хочет?!
Всего лишь маленького, пухленького, розового карапузика…
И все-о-о!!!
– Божественная августа разрешит войти? – раздался вкрадчивый женский голос.
– Чего тебе, Зена? – повернула зареванное лицо Клеопатра.
Царица Пальмиры поспешно склонила голову, чтобы не оконфузить подругу.
– Тут к вам его святейшество Потифар. Просит принять.
– Ой, – заныла государыня. – Пусть придет в другой раз. Завтра. Или лучше на следующей неделе.
– Но он настаивает, – не отступала Зенобия. – Говорит, что это очень важно. Для государства…
– Фиг с ним, с этим государством! Ты что, не видишь, я теперь не в состоянии кого-либо принимать.
– Это касается не только государства, – прозвучал из-за спины наперсницы властный мужской голос. – Но и вас лично, светлая госпожа!
– А-а-а!! – тоненьким голосом взвизгнула августа, натягивая на себя простыню. – Немедленно выйди вон! Я же не одета!!
…– И потому, божественная, я взял на себя смелость обратиться к вам с просьбой, – закончил Потифар. – И предложением.
Сказать, что его речь произвела на Клеопатру-Селену большое впечатление, значит, ничего не сказать.
Августа была буквально опустошена, выпотрошена, как дичь, попавшая в руки к повару. Никогда еще ей не доводилось слышать столько горьких и справедливых упреков.
Нет, конечно, божественный супруг, бывало, ее побранивал. А раза два или три, еще на заре их супружества, так даже и поколачивал за амурные похождения. Однако потом Клавдий махнул на все рукой. Особенно после того, как жена закатила ему несколько громких скандалов, обвиняя в мужской несостоятельности и неспособности зачать дитя.
«Сам не можешь, так другим не мешай!»
Птолемей и не мешал.
Но проходили годы, менялись любовники, а толку не было.
Клеопатра уже и к богам обращалась, и к могущественным и известным целителям.
Первые не отвечали, а вторые разводили руками. Дескать, сами ничего не понимаем. По всем признакам должна бы рожать. И не одного. Никаких противопоказаний или патологий в ее организме не наблюдается.
Скольких лекарей она со злости велела казнить! И не упомнишь.
А уж как жрецов задабривала.
Чтоб только поспособствовали. Умолили своих небесных или подземных владык склониться к мольбам повелительницы Империи.
Святые отцы принимали дары, обещали споспешествовать и…
Три раза за последние пять лет в Египте и ближайших к нему провинциях менялись верховные жрецы ведущих богов и богинь и тасовались составы жреческих коллегий.
Безрезультатно.
Наконец, позавчера Клеопатра-Селена преклонила свой слух к словам богомерзкого Наркисса (а ведь в свое время совсем неплох был в постели, подлец), который приполз к ней мириться на коленях и с богатыми подарками, и решилась вызвать в Александрию верховного понтифика Британии Мерланиуса. Для консультаций и возможной помощи.
Август начал было слабо возражать, но они с Наркиссом с двух сторон насели на дражайшего супруга и «дядюшку», и тот, как всегда, сдался.
«Делайте что хотите, дети мои!» – махнул рукой Птолемей Сорок Четвертый.
И вот теперь этот человек подробненько изложил августе, почему шаг, который она собирается сделать, может стать шагом в пропасть, приведя к гибели ее и всю страну.
За время их необычной «беседы» государыня не раз хотела оборвать наглеца, осмелившегося говорить ей прямо в лицо такие вещи. Что с того, что он первый советник августа. Советники приходят и уходят, а императрица остается.
Хотела. И не смогла. Он словно заворожил ее.
Какой далекой от большой политики она ни была, Клеопатра видела, что слуга Носатого Тота не лукавит. Может, ему было абсолютно все равно, что станется с царицей, но судьба государства Потифару небезразлична.
– И что мне теперь делать? – беспомощно, как-то по-детски развела руками владычица. – Мне… Империи совершенно необходим наследник.
Жрец кивнул:
– О том и хочу говорить, сияющая. Святые боги позволили мне, недостойному, приоткрыть перед вами завесу грядущего.
– Когда? – Сердце женщины гулко и часто забилось, к горлу подступил клубок. – И где?
– Сегодня вечером, в тайных покоях Серапеума.
Ого! Это серьезно.
В Серапеуме августа бывала нечасто. Только по великим праздникам. Этот огромный и богатейший в столице храм был окутан плотной завесой таинственности.
Клеопатра краем уха слыхала, что в глубоких храмовых подземельях творятся некие загадочные ритуалы. Вроде бы жрецы-кудесники оживляли мертвых и призывали души давно усопших героев, а также создавали жутких чудовищ, которым скармливали государственных преступников и всяких бездомных бродяг.