Серебряный пояс
Шрифт:
История умалчивает, когда Серебряный пояс дал человеку первое золото. Скорее всего, первооткрывателями месторождения были местные народы, племена тубинских кыргызов. Это подтверждают названия рек, хребтов, перевалов. Русские переселенцы, казаки, первопроходцы, староверы попали сюда лишь в конце семнадцатого века. Но и этому нет прямого документального подтверждения. Лишь устные воспоминания старожилов, передаваемые из поколения в поколения, доносят до наших времен смутные, волнующие отголоски прошлых лет, когда «самородки собирали по ручью, а рыжие отвалы переливались на солнце желтыми слезами». Будто в подтверждение этих слов на давних старательских выработках, заросших густым лесом, стоят вековые, столетние кедры.
А старательский заступ иногда натыкается на кованые гвозди, изъеденные временем кандальные цепи да человеческие кости.
Из вышесказанного следует, что Кумыс Каралык, или Серебряный пояс, существовал до настоящего времени на протяжении нескольких веков. Люди работали там и тут, по обе стороны хребта, и не знали, что рядом есть бешеное золото. Удивительная находка старателей богатого золотого рудного пласта между горами Колокол и Конек вначале двадцатого века есть редкий случай, поразивший воображение любого золотопромышленника. Каждый человек, имевший отношение к благородному металлу, всегда ищет золото вдоль рек, ручьев, в долинах, но никак не на горе. Сотни, тысячи людей были на хребте. Через седловину проходила конная тропа, связующая между собой старательские прииски, находившиеся с одной и другой стороны перевала. Но никому в голову не могло прийти сделать здесь пробу грунта. Кто знает, если бы не тот большой ураган, поваливший вековые кедры, да любопытный дед Павел Казанцев, открытие Ольховского золоторудного месторождения было бы отложено на годы позднее.
Не было бы счастья, да несчастье помогло. Так гласит широко распространенная в народе поговорка. Для старательского люда она подходит как нельзя кстати. Работали старатели Пановской артели, за сезон ничего не сделали. Семьи едва концы с концами сводят. Решили немного орехом разжиться, а тут — на тебе! Дед Павел золото нашел! Да такое золото, что в сказке разве что присниться может. Первые пробы показали высокое содержание благородного металла. Стали мужики руду в мешках на лошадях в Кузьмовку возить, где ее обжигали, мололи в ступах, а затем промывали на колодах. Результат превзошел все ожидания. На сто пудов руды старатели получали от пятидесяти до семидесяти золотников. Один золотник — старая русская мера веса, равна 4,266 грамма. Для Серебряного пояса времен начала двадцатого века добыча золота подобным способом в таком количестве, руками и на колоде, считалась большим богатством.
Однако все было не так триумфально, как это представлялось вначале. Розовый цвет и радужные воображения будущей, благодатной жизни очень скоро оказались под угрозой растления. Причиной всему служила близость золотого месторождения от старательских поселков. Соседи стали примечать, что Пановские семьи при деньгах оказались, житьишком поправляться стали. По Кузьмовке удивление да любопытство из дома в дом плавает: «Откуда у простых старателей-работяг накопления?». Кто-то тайно решил проследить, что пановцы в котомках на лошадях возят. Потом охотники на перевале на свежие шурфы наткнулись. С этого все и началось!
По Серебряному поясу о несметном богатстве слух покатился! Народ со всей округи на золотое месторождение кинулся. Шаромыги да кустари днем и ночью лезли, группами и по одному. Пограничные столбы выдернули, передрались с первооткрывателями. Между старателями началась тихая, скрытая война.
Холодная весна
Начало мая на таежных приисках — горячая пора! Рабочий люд, старатели разошлись по тайге по ночному насту к своим заветным местам. Женщины хлопочут по хозяйству. Детей в поселке нет. Оттаявшие таежные поляны призвали детвору на сочную черемшу. Из всех жителей поселка на завалинке своего старенького домика в валенках и полушубке, с палкой в руках сидит бабка Ветлужанка. Хорошо бабке Ветлужанке! Греет старая косточки под лучами теплого солнышка. Слушает грохот напитанного снеговой водой ручья. Смотрит на позеленевшие горы. Дышит свежим воздухом зарождающейся жизни. Вот-те и еще одну зиму пережила!
Крутит бабка Ветлужанка головой из стороны в сторону. В один конец улицы посмотрит — никого. В другой заглянет — тоже пусто. Хоть бы кто из проезжих на минутку остановился словом обмолвиться. Или собака пробежала: все внимание. Но пустынна грязная улица таежного поселка. Распутица — не время для прохожих. Все вольные собаки в тайге. Коровы, вон они, на угорье старую, пожухлую траву собирают. Лошади в работе задействованы. Скучно одной бабке-старушке. Поговорить не с кем. Гладит она свою седую кошку на коленях костлявыми руками. А слепой собаки нет. Умер пес зимой от старости.
Несмотря на свои годы бабка Ветлужанка хорошо видит и слышит. Может, до сего дня были бы проворны ноги и руки, да съел суставы жестокий ревматизм. Работа в холодной воде никогда не давала человеку здоровье. Встать бы старой, побежать, как в молодости, за свежей черемшей, набрать полный мешок зелени, накопать сладкой саранки, надрать крапивы, нарезать молодой пучки. Эх, и знатный бы получился обед! Суп из крапивы да черемша с солью — первое блюдо голодного! А саранка и пучка на десерт, так и жизнь прожита не зря! Мысленно вспоминая обыкновенные яства, бабка Ветлужанка крутится головой: «Скоро ли вечер?». Ждет бабка ребятишек, когда те вернутся из тайги. Принесут дети Ветлужанке охапку сочной черемши. Соседка Мария Усольцева даст сухарей и соли. Тогда бабка точно не умрет до Троицы. Много ли старому человеку надо?
Слушает бабка Ветлужанка ручей, горы, как шумит молодая листва, а слышит шаги. Идет кто, или кажется? Неужели, как зимой, от голода в сознании мерещится начинает? Закрыла старая глаза, притихла, собираясь с мыслями. Нет, однако, правда. Человеческие шаги слышны. Посмотрела бабка в одну сторону — пусто. В другую голову повернула, глазам не поверила: человек идет! Вот те раз! Кого в такой час по распутице несет? Прохожий или местный? Прохожему днем идти нужда: перевалы снегом закрыты, лошадиные тропы в грязи, ногу некуда поставить. Свои среди бела дня по улице не шатаются. Неужто у кого горе случилось?
Насторожилась бабуля, ладонь ко лбу от солнца подставила. Глаза, что стрелы — колкие и колючие! Однако годы уже не те. Не может старая распознать путника с расстояния. Походка вроде знакомая, а по лицу не понять, кто идет.
А человек все ближе. Шаги путника уставшие. Теперь можно определить женщину с котомкой за спиной. Плотно повязанный платок обтянул наголо стриженную голову. Ноги мокрые и грязные до паха. Обувка разбитая в блин. Заношенная куртка доживает последние дни. Сгорбленная, усталая фигура шагает в ногу со старостью. И только в знакомых глазах играют надменные огоньки. Смотрит женщина по сторонам, туда, сюда, вправо, влево. Будто желает увидеть осуждающие глаза. Увидела бабку Ветлужанку, направилась прямо к ней. Еще несколько шагов, и старая узнала лицо женщины. А узнав, едва не свалилась с завалинки: Лушка Косолапова…
Лушка тоже признала бабку Ветлужанку, обрадовалась, как новым валенкам, ускорила шаг, прямым ходом к ней.
— Здравствуй живешь, бабуся! Смотри-ка, еще не померла! — усаживаясь рядом, живо заговорила Лукерья и зачастила: — А я вот едва через перевал прошла. Снегу… В рост! Хорошо, утром зазимок был, наст держит. А дорогу размылило, как кашу. Один раз ступил — два раза упал. Ох уж, едва добралась. Целое утро с горы спускаюсь. Ночь у костра с той стороны хребта провела. А как подморозило, так вот и иду… А у вас-то как? Все по делам, никого в поселке, — сняла, развязала котомку, достала Ветлужанке угощение. — На вот сушку! Погрызи. На базаре купила… А что, давно весна с гор спустилась? Хорошо-то как! А там, в городе, уже сухо, черемуха цветет!