Серебряный век. Лирика (сборник)

Коллектив авторов

«Не верю в красоту земную…»

Не верю в красоту земную И здешней правды не хочу. И ту, которую целую, Простому счастью не учу. По нежной плоти человечьей Мой нож проводит алый жгут: Пусть мной целованные плечи Опять крылами прорастут! 27 марта 1922

«Друзья, друзья! Быть может, скоро…»

Друзья, друзья! Быть может, скоро И не во сне, а наяву – Я нить пустого разговора Для всех нежданно оборву И, повинуясь только звуку Души, запевшей, как смычок, Вдруг подниму

на воздух руку, И затрепещет в ней цветок, И я увижу и открою Цветочный мир, цветочный путь, – О, если бы и вы со мною Могли туда перешагнуть! 25 декабря 1921

«Покрова Майи потаенной…»

Покрова Майи потаенной Не приподнять моей руке, Но чуден мир, отображенный В твоем расширенном зрачке. Там в непостижном сочетанье Любовь и улица даны: Огня эфирного пыланье И просто – таянье весны. Там светлый космос возникает Под зыбким пологом ресниц. Он кружится и расцветает Звездой велосипедных спиц. 23–24 апреля 1922

Баллада

Сижу, освещаемый сверху, Я в комнате круглой моей. Смотрю в штукатурное небо На солнце в шестнадцать свечей. Кругом – освещенные тоже, И стулья, и стол, и кровать. Сижу – и в смущенье не знаю, Куда бы мне руки девать. Морозные белые пальмы На стеклах беззвучно цветут. Часы с металлическим шумом В жилетном кармане идут. О, косная, нищая скудость Безвыходной жизни моей! Кому мне поведать, как жалко Себя и всех этих вещей? И я начинаю качаться, Колени обнявши свои, И вдруг начинаю стихами С собой говорить в забытьи. Бессвязные, страстные речи! Нельзя в них понять ничего, Но звуки правдивее смысла, И слово сильнее всего. И музыка, музыка, музыка Вплетается в пенье мое, И узкое, узкое, узкое Пронзает меня лезвие. Я сам над собой вырастаю, Над мертвым встаю бытием, Стопами в подземное пламя, В текучие звезды челом. И вижу большими глазами – Глазами, быть может, змеи, – Как пению дикому внемлют Несчастные вещи мои. И в плавный, вращательный танец Вся комната мерно идет, И кто-то тяжелую лиру Мне в руки сквозь ветер дает. И нет штукатурного неба И солнца в шестнадцать свечей: На гладкие черные скалы Стопы опирает – Орфей. 9–22 декабря 1921

Сергей Городецкий (1884–1967)

Конь

Я вижу сильного коня. Он над обрывом спину гнет И зло копытом камень бьет, Так негодующе звеня. Над ним просторный горный склон И ноги силой налиты. Так отчего ж не мчишься ты Наверх, под синий небосклон? Движенья верные тесня, Стянув два крепкие узла, Веревка ноги обвила: Я вижу пленного коня. 1909

Веснянка

Жутко мне от вешней радости, От воздушной этой сладости, И от звона и от грома Ледолома На реке Сердце бьется налегке. Солнце вешнее улыбчиво, Сердце девичье узывчиво. Эта сладкая истома Незнакома И страшна, – Пала на сердце весна! Верба, ягода пушистая, Верба, ласковая, чистая! Я бы милого вспугнула, Хлестанула, Обожгла, В лес кружиться увела! Я бы, встретивши кудрявого, Из-за облака дырявого, Вихрем волосы раздула И шепнула: «Милый, на! Чем тебе я не весна?»

Домовой

В пыльном дыме скрип: Тянется обоз. Ломовой охрип: Горла не довез. Шкаф, диван, комод Под орех и дуб. Каплет тяжкий пот С почернелых губ. Как бы не сломать Ножки у стола!.. Что ж ты, водка-мать, Сердца не прожгла? 1906

Нищая

Нищая Тульской губернии Встретилась мне на пути. Инея белые тернии Тщились венок ей сплести. День был морозный и ветреный, Плакал ребенок навзрыд. Думал я: «Первенец жертвенный Правду о мире кричит». Молвил я: «Бедная, бедная! Что же, прими мой пятак!» Даль раступилась бесследная, Канула нищая в мрак. Гнется дорога горбатая. В мире подветренном дрожь. Что же ты, Тула богатая, Зря самовары куешь? Что же ты, Русь нерадивая, Вьюгам бросаешь детей? Ласка твоя прозорливая Сгинула где без вестей? Или сама ты заброшена В тьму, нищету, маету? Горе, незвано, непрошено, Треплет твою красоту? Ну-ка, вздохни, по-старинному, Злую помеху свали, Чтобы опять по-былинному Силы твои расцвели! 1909

Николай Клюев (1884–1937)

«Безответным рабом…»

«Безответным рабом Я в могилу сойду, Под сосновым крестом Свою долю найду». Эту песню певал Мой страдалец-отец И по смерть завещал Допевать мне конец. Но не стоном отцов Моя песнь прозвучит, А раскатом громов Над землей пролетит. Не безгласным рабом, Проклиная житье, А свободным орлом Допою я ее. 1905

Поэт

Наружный я и зол и грешен, Неосязаемый – пречист, Мной мрак полуночи кромешен, И от меня закат лучист. Я смехом солнечным младенца Пустыню жизни оживлю И жажду душ из чаши сердца Вином певучим утолю. Так на рассвете вдохновенья В слепом безумье грезил я, И вот предтечею забвенья Шипит могильная змея. Рыдает колокол усопший Над прахом выветренных плит, И на кресте венок поблекший Улыбкой солнце золотит. 1908

«Обозвал тишину глухоманью…»

Обозвал тишину глухоманью, Надругался над белым «молчи», У креста простодушною данью Не поставил сладимой свечи. В хвойный ладан дохнул папиросой И плевком незабудку обжег. Зарябило слезинками плесо, Сединою заиндевел мох. Светлый отрок – лесное молчанье, Помолясь на заплаканный крест, Закатилось в глухое скитанье До святых, незапятнанных мест. Заломила черемуха руки, К норке путает след горностай… Сын железа и каменной скуки Попирает берестяный рай. 1915