Чтение онлайн

на главную

Жанры

Серебряный век. Лирика (сборник)
Шрифт:

Ищи меня

Ищи меня в сквозном весеннем свете. Я весь – как взмах неощутимых крыл, Я звук, я вздох, я зайчик на паркете, Я легче зайчика: он – вот, он есть, я был. Но, вечный друг, меж нами нет разлуки! Услышь, я здесь. Касаются меня Твои живые, трепетные руки, Простертые в текучий пламень дня. Помедли так. Закрой, как бы случайно, Глаза. Еще одно усилье для меня – И на концах дрожащих пальцев, тайно, Быть может, вспыхну кисточкой огня. 20 декабря 1917 – 3 января 1918

2-го ноября

Семь дней и семь ночей Москва металась В огне, в бреду. Но грубый лекарь щедро Пускал ей кровь – и, обессилев, к утру Восьмого дня она очнулась. Люди Повыползли из каменных подвалов На улицы. Так, переждав ненастье, На задний двор, к широкой
луже, крысы
Опасливой выходят вереницей И прочь бегут, когда вблизи на камень Последняя спадает с крыши капля… К полудню стали собираться кучки. Глазели на пробоины в домах, На сбитые верхушки башен; молча Толпились у дымящихся развалин И на стенах следы скользнувших пуль Считали. Длинные хвосты тянулись У лавок. Проволок обрывки висли Над улицами. Битое стекло Хрустело под ногами. Желтым оком Ноябрьское негреющее солнце Смотрело вниз, на постаревших женщин
И на мужчин небритых. И не кровью, Но горькой желчью пахло это утро. А между тем уж из конца в конец, От Пресненской заставы до Рогожской И с Балчуга в Лефортово, брели, Теснясь на тротуарах, люди. Шли проведать Родных, знакомых, близких: живы ль, нет ли? Иные узелки несли под мышкой С убогой снедью: так в былые годы На кладбище москвич благочестивый Ходил на Пасхе – красное яичко Съесть на могиле брата или кума… К моим друзьям в тот день пошел и я. Узнал, что живы, целы, дети дома, – Чего ж еще хотеть? Побрел домой. По переулкам ветер, гость залетный, Гонял сухую пыль, окурки, стружки. Домов за пять от дома моего, Сквозь мутное окошко, по привычке Я заглянул в подвал, где мой знакомый Живет столяр. Необычайным делом Он занят был. На верстаке, вверх дном, Лежал продолговатый, узкий ящик С покатыми боками. Толстой кистью Водил столяр по ящику, и доски Под кистью багровели. Мой приятель Заканчивал работу: красный гроб. Я постучал в окно. Он обернулся. И, шляпу сняв, я поклонился низко Петру Иванычу, его работе, гробу, И всей земле, и небу, что в стекле Лазурью отражалось. И столяр Мне тоже покивал, пожал плечами И указал на гроб. И я ушел. А на дворе у нас, вокруг корзины С плетеной дверцей, суетились дети, Крича, толкаясь и тесня друг друга. Сквозь редкие, поломанные прутья Виднелись перья белые. Но вот – Протяжно заскрипев, открылась дверца, И пара голубей, плеща крылами, Взвилась и закружилась: выше, выше, Над тихою Плющихой, над рекой… То падая, то подымаясь, птицы Ныряли, точно белые ладьи В дали морской. Вослед им дети Свистали, хлопали в ладоши… Лишь один, Лет четырех бутуз, в ушастой шапке, Присел на камень, растопырил руки, И вверх смотрел, и тихо улыбался. Но, заглянув ему в глаза, я понял, Что улыбается он самому себе, Той непостижной мысли, что родится Под выпуклым, еще безбровым лбом, И слушает в себе биенье сердца, Движенье соков, рост… Среди Москвы, Страдающей, растерзанной и падшей, – Как идол маленький, сидел он, равнодушный, С бессмысленной, священною улыбкой. И мальчику я поклонился тоже. Дома Я выпил чаю, разобрал бумаги, Что на столе скопились за неделю, И сел работать. Но, впервые в жизни, Ни «Моцарт и Сальери», ни «Цыганы» В тот день моей не утолили жажды. 20 мая – 1 июня 1918

Стансы

Уж волосы седые на висках Я прядью черной прикрываю, И замирает сердце, как в тисках, От лишнего стакана чаю. Уж тяжелы мне долгие труды, И не таят очарованья Ни знаний слишком пряные плоды, Ни женщин душные лобзанья. С холодностью взираю я теперь На скуку славы предстоящей… Зато слова: цветок, ребенок, зверь – Приходят на уста все чаще. Рассеянно я слушаю порой Поэтов праздные бряцанья, Но душу полнит сладкой полнотой Зерна немое прорастанье. 24–25 октября 1918

«Как выскажу моим косноязычьем…»

Как выскажу моим косноязычьем Всю боль, весь яд? Язык мой стал звериным или птичьим, Уста молчат. И ничего не нужно мне на свете, И стыдно мне, Что суждены мне вечно пытки эти В его огне; Что даже смертью, гордой, своевольной, Не вырвусь я; Что и она – такой же, хоть окольный, Путь бытия. 31 марта 1921 Петербург

Музыка

Всю ночь мела метель, но утро ясно. Еще воскресная по телу бродит лень, У Благовещенья на Бережках обедня Еще не отошла. Я выхожу во двор. Как мало все: и домик, и дымок, Завившийся над крышей! Сребро-розов Морозный пар. Столпы его восходят Из-за домов под самый купол неба, Как будто крылья ангелов гигантских. И маленьким таким вдруг оказался Дородный мой сосед, Сергей Иваныч. Он в полушубке, в валенках. Дрова Вокруг него раскиданы по снегу. Обеими руками, напрягаясь, Тяжелый свой колун над головою Заносит он, но – тук! тук! тук! – не громко Звучат удары: небо, снег и холод Звук поглощают… «С праздником, сосед». – «А, здравствуйте!» Я тоже расставляю Свои дрова. Он – тук! Я – тук! Но вскоре Надоедает мне колоть, я выпрямляюсь И говорю: «Постойте-ка минутку, Как будто музыка?» Сергей Иваныч Перестает работать, голову слегка Приподымает, ничего не слышит, Но слушает старательно… «Должно быть, Вам показалось», – говорит он. «Что вы, Да вы прислушайтесь. Так ясно слышно!» Он слушает опять: «Ну, может быть – Военного хоронят? Только что-то Мне не слыхать». Но я не унимаюсь: «Помилуйте, теперь совсем уж ясно. И музыка идет как будто сверху. Виолончель… и арфы, может быть… Вот хорошо играют! Не стучите». И бедный мой Сергей Иваныч снова Перестает колоть. Он ничего не слышит, Но мне мешать не хочет и досады Старается не выказать. Забавно: Стоит он посреди двора, боясь нарушить Неслышную симфонию. И жалко Мне, наконец, становится его. Я объявляю: «Кончилось!» Мы снова За топоры беремся. Тук! Тук! Тук!.. А небо Такое же высокое, и так же В нем ангелы пернатые сияют. 15 июня 1920

К психее

Душа! Любовь моя! Ты дышишь Такою чистой высотой, Ты крылья тонкие колышешь В такой лазури, что порой, Вдруг, не стерпя счастливой муки, Лелея наш святой союз, Я сам себе целую руки, Сам на себя не нагляжусь. И как мне не любить себя, Сосуд непрочный, некрасивый, Но драгоценный и счастливый Тем, что вмещает он – тебя? 13 мая – 18 июня 1920

Душа

Душа моя – как полная луна: Холодная и ясная она. На высоте горит себе, горит – И слез моих она не осушит; И от беды моей не больно ей, И ей невнятен стон моих страстей; А сколько здесь мне довелось страдать – Душе сияющей не стоит знать. 4 января 1921

«Психея! Бедная моя!..»

Психея! Бедная моя! Дыханье робко затая, Внимать не смеет и не хочет: Заслушаться так жутко ей Тем, что безмолвие пророчит В часы мучительных ночей. Увы! за что, когда все спит, Ей вдохновение твердит Свои пифийские глаголы? Простой душе невыносим Дар тайнослышанья тяжелый. Психея падает под ним. 4 апреля 1921

Искушение

«Довольно! Красоты не надо. Не стоит песен подлый мир. Померкни, Тассова лампада, Забудься, друг веков, Омир! И Революции не надо! Ее рассеянная рать Одной венчается наградой, Одной свободой – торговать. Вотще на площади пророчит Гармонии голодный сын: Благих вестей его не хочет Благополучный гражданин. Самодовольный и счастливый, Под грудой выцветших знамен, Коросту хамства и наживы Себе начесывает он: «Прочь, не мешай мне, я торгую. Но не буржуй, но не кулак, Я прячу выручку дневную Свободы в огненный колпак». Душа! Тебе до боли тесно Здесь, в опозоренной груди. Ищи отрады поднебесной, А вниз, на землю, не гляди». Так искушает сердце злое Психеи чистые мечты. Психея же в ответ: «Земное, Что о небесном знаешь ты?» 4 июня – 9 июля 1921

«Пускай минувшего не жаль…»

Пускай минувшего не жаль, Пускай грядущего не надо – Смотрю с язвительной отрадой Времен в приближенную даль. Всем равный жребий, вровень хлеба Отмерит справедливый век. А все-таки порой на небо Посмотрит смирный человек, – И одиночество взыграет, И душу гордость окрылит: Он неравенство оценит И дерзновенья пожелает… Так нынче травка прорастает Сквозь трещины гранитных плит. Лето 1920, 22 апреля 1921
Поделиться:
Популярные книги

Хозяйка дома в «Гиблых Пределах»

Нова Юлия
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.75
рейтинг книги
Хозяйка дома в «Гиблых Пределах»

СД. Восемнадцатый том. Часть 1

Клеванский Кирилл Сергеевич
31. Сердце дракона
Фантастика:
фэнтези
героическая фантастика
боевая фантастика
6.93
рейтинг книги
СД. Восемнадцатый том. Часть 1

Законы Рода. Том 6

Flow Ascold
6. Граф Берестьев
Фантастика:
юмористическое фэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Законы Рода. Том 6

Темный Лекарь

Токсик Саша
1. Темный Лекарь
Фантастика:
фэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Темный Лекарь

Романов. Том 1 и Том 2

Кощеев Владимир
1. Романов
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
альтернативная история
5.25
рейтинг книги
Романов. Том 1 и Том 2

Кровь, золото и помидоры

Распопов Дмитрий Викторович
4. Венецианский купец
Фантастика:
альтернативная история
5.40
рейтинг книги
Кровь, золото и помидоры

По дороге пряностей

Распопов Дмитрий Викторович
2. Венецианский купец
Фантастика:
фэнтези
героическая фантастика
альтернативная история
5.50
рейтинг книги
По дороге пряностей

Сирота

Ланцов Михаил Алексеевич
1. Помещик
Фантастика:
альтернативная история
5.71
рейтинг книги
Сирота

Мастер 6

Чащин Валерий
6. Мастер
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Мастер 6

Седьмая жена короля

Шёпот Светлана
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Седьмая жена короля

Я – Орк. Том 3

Лисицин Евгений
3. Я — Орк
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Я – Орк. Том 3

Магнатъ

Кулаков Алексей Иванович
4. Александр Агренев
Приключения:
исторические приключения
8.83
рейтинг книги
Магнатъ

Шериф

Астахов Евгений Евгеньевич
2. Сопряжение
Фантастика:
боевая фантастика
постапокалипсис
рпг
6.25
рейтинг книги
Шериф

Любимая учительница

Зайцева Мария
1. совершенная любовь
Любовные романы:
современные любовные романы
эро литература
8.73
рейтинг книги
Любимая учительница