Серебряный век. Лирика (сборник)

Коллектив авторов

«Я – Гамлет. Холодеет кровь…»

Я – Гамлет. Холодеет кровь, Когда плетет коварство сети, И в сердце – первая любовь Жива – к единственной на свете. Тебя, Офелию мою, Увел далеко жизни холод, И гибну, принц, в родном краю, Клинком отравленным заколот. 6 февраля 1914

«Благословляю все, что было…»

Благословляю все, что было, Я лучшей доли не искал. О, сердце, сколько ты любило! О, разум, сколько ты пылал! Пускай и счастие и муки Свой

горький положили след, Но в страстной буре, в долгой скуке – Я не утратил прежний свет. И ты, кого терзал я новым, Прости меня. Нам быть – вдвоем. Все то, чего не скажешь словом, Узнал я в облике твоем. Глядят внимательные очи, И сердце бьет, волнуясь, в грудь, В холодном мраке снежной ночи Свой верный продолжая путь. 15 января 1912

«Ты отошла, и я в пустыне…»

Ты отошла, и я в пустыне К песку горячему приник. Но слова гордого отныне Не может вымолвить язык. О том, что было, не жалея, Твою я понял высоту: Да. Ты – родная Галилея Мне – невоскресшему Христу. И пусть другой тебя ласкает, Пусть множит дикую молву: Сын Человеческий не знает, Где приклонить ему главу. 30 мая 1907

«Мы забыты, одни на земле…»

Мы забыты, одни на земле. Посидим же тихонько в тепле. В этом комнатном, теплом углу Поглядим на октябрьскую мглу. За окном, как тогда, огоньки. Милый друг, мы с тобой старики. Все, что было и бурь и невзгод, Позади. Что ж ты смотришь вперед? Смотришь, точно ты хочешь прочесть Там какую-то новую весть? Точно ангела бурного ждешь? Все прошло. Ничего не вернешь. Только стены, да книги, да дни. Милый друг мой, привычны они. Ничего я не жду, не ропщу, Ни о чем, что прошло, не грущу. Только, вот, принялась ты опять Светлый бисер на нитки низать, Как когда-то, ты помнишь тогда… О, какие то были года! Но, когда ты моложе была, И шелка ты поярче брала, И ходила рука побыстрей… Так возьми ж и теперь попестрей, Чтобы шелк, что вдеваешь в иглу, Побеждал пестротой эту мглу. 19 октября 1913

«Пусть светит месяц – ночь темна…»

Пусть светит месяц – ночь темна. Пусть жизнь приносит людям счастье, – В моей душе любви весна Не сменит бурного ненастья. Ночь распростерлась надо мной И отвечает мертвым взглядом На тусклый взор души больной, Облитой острым, сладким ядом. И тщетно, страсти затая, В холодной мгле передрассветной Среди толпы блуждаю я С одной лишь думою заветной: Пусть светит месяц – ночь темна. Пусть жизнь приносит людям счастье, – В моей душе любви весна Не сменит бурного ненастья. Январь 1898. С.-Петербург.

«По городу бегал черный человек…»

По городу бегал черный человек. Гасил он фонарики, карабкаясь на лестницу. Медленный, белый подходил рассвет, Вместе с человеком взбирался на лестницу. Там, где были тихие, мягкие тени – Желтые полоски вечерних фонарей, – Утренние

сумерки легли на ступени, Забрались в занавески, в щели дверей. Ах, какой бледный город на заре! Черный человечек плачет на дворе. Апрель 1903

«Полюби эту вечность болот…»

Полюби эту вечность болот: Никогда не иссякнет их мощь. Этот злак, что сгорел, – не умрет. Этот куст – без истления – тощ. Эти ржавые кочки и пни Знают твой отдыхающий плен. Неизменно предвечны они, – Ты пред Вечностью полон измен. Одинокая участь светла. Безначальная доля свята. Это Вечность Сама снизошла И навеки замкнула уста. 3 июня 1905

Балаганчик

Вот открыт балаганчик Для веселых и славных детей, Смотрят девочка и мальчик На дам, королей и чертей. И звучит эта адская музыка, Завывает унылый смычок. Страшный черт ухватил карапузика, И стекает клюквенный сок.

Мальчик

Он спасется от черного гнева Мановением белой руки. Посмотри: огоньки Приближаются слева… Видишь факелы? видишь дымки? Это, верно, сама королева…

Девочка

Ах, нет, зачем ты дразнишь меня? Это – адская свита… Королева – та ходит средь белого дня, Вся гирляндами роз перевита, И шлейф ее носит, мечами звеня, Вздыхающих рыцарей свита. Вдруг паяц перегнулся за рампу И кричит: «Помогите! Истекаю я клюквенным соком! Забинтован тряпицей! На голове моей – картонный шлем! А в руке – деревянный меч!» Заплакали девочка и мальчик, И закрылся веселый балаганчик. Июль 1905-е

«Девушка пела в церковном хоре…»

Девушка пела в церковном хоре О всех усталых в чужом краю, О всех кораблях, ушедших в море, О всех, забывших радость свою. Так пел ее голос, летящий в купол, И луч сиял на белом плече, И каждый из мрака смотрел и слушал, Как белое платье пело в луче. И всем казалось, что радость будет, Что в тихой заводи все корабли, Что на чужбине усталые люди Светлую жизнь себе обрели. И голос был сладок, и луч был тонок, И только высоко, у царских врат, Причастный тайнам, – плакал ребенок О том, что никто не придет назад. Август 1905

«Вот он – Христос – в цепях и розах…»

Евгению Иванову

Вот он – Христос – в цепях и розах За решеткой моей тюрьмы. Вот агнец кроткий в белых ризах Пришел и смотрит в окно тюрьмы. В простом окладе синего неба Его икона смотрит в окно. Убогий художник создал небо. Но лик и синее небо – одно. Единый, светлый, немного грустный – За ним восходит хлебный злак, На пригорке лежит огород капустный, И березки и елки бегут в овраг. И все так близко и так далеко, Что, стоя рядом, достичь нельзя, И не постигнешь синего ока, Пока не станешь сам как стезя… Пока такой же нищий не будешь, Не ляжешь, истоптан, в глухой овраг, Обо всем не забудешь, и всего не разлюбишь, И не поблекнешь, как мертвый злак. 10 октября 1905