Наше поколенье юности не знает,Юность стала сказкой миновавших лет;Рано в наши годы дума отравляетПервых сил размах и первых чувств рассвет.Кто из нас любил, весь мир позабывая?Кто не отрекался от своих богов?Кто не падал духом, рабски унывая,Не бросал щита перед лицом врагов?Чуть не с колыбели сердцем мы дряхлеем,Нас томит безверье, нас грызет тоска…Даже пожелать мы страстно не умеем,Даже ненавидим мы исподтишка!..О, проклятье сну, убившему в нас силы!Воздуха, простора, пламенных речей, –Чтобы жить для жизни, а не для могилы,Всем биеньем нервов, всем огнем страстей!О, проклятье стонам рабского бессилья!Мертвых дней унынья после не вернуть!Загоритесь, взоры, развернитесь, крылья,Закипи порывом, трепетная грудь!Дружно
за работу, на борьбу с пороком,Сердце с братским сердцем и с рукой рука, –Пусть никто не может вымолвить с упреком:«Для чего я не жил в прошлые века!..»1884
«Как каторжник влачит оковы за собой…»
Как каторжник влачит оковы за собой,Так всюду я влачу среди моих скитанийВесь ад моей души, весь мрак пережитой,И страх грядущего, и боль воспоминаний…Бывают дни, когда я жалок сам себе:Так я беспомощен, так робок я, страдая,Так мало сил во мне в лицо моей судьбеВзглянуть без ужаса, очей не опуская…Не за себя скорблю под жизненной грозой:Не я один погиб, не находя исхода;Скорблю, что я не мог всей страстью, всей душойСлужить тебе, печаль родимого народа!Скорблю, что слабых сил беречь я не умел,Что, полон святостью заветного стремленья,Я не раздумывал, я не жил, – а горел,Богатствами души соря без сожаленья;И в дни, когда моя родная сторонаПолна уныния, смятенья и испуга, –Чтоб в песне вылиться, душа моя должнаКрасть редкие часы у жадного недуга.И больно мне, что жизнь бесцельно догорит,Что посреди бойцов – я не боец суровый,А только стонущий, усталый инвалид,Смотрящий с завистью на их венец терновый…27 июля 1884
Федор Сологуб (1863–1927)
«Люблю тебя, твой милый смех люблю…»
Люблю тебя, твой милый смех люблю,Люблю твой плач и быстрых слез потоки.И нежные, краснеющие щеки, –Но у тебя любви я не молю.И, может быть, я даже удивлюТебя, когда прочтешь ты эти строки.Мои мечты безумны и жестоки,И каждый раз, как взор я устремлюВ твои глаза, отравленное жалоМоей тоски в тебя вливает яд.Не знаешь ты, к чему зовет мой взгляд.И он страшит, как острие кинжала.Мою любовь ты злобой назовешь,И, может быть, безгрешно ты солжешь.
«Я – бог таинственного мира…»
Я – бог таинственного мира,Весь мир в одних моих мечтах.Не сотворю себе кумираНи на земле, ни в небесах.Моей божественной природыЯ не открою никому.Тружусь, как раб, а для свободыЗову я ночь, покой и тьму.28 октября 1896
«Люблю блуждать я над трясиною…»
Люблю блуждать я над трясиноюДрожащим огоньком,Люблю за липкой паутиноюТаиться пауком,Люблю летать я в поле оводомИ жалить лошадей,Люблю быть явным, тайным поводомК мучению людей.Я злой, больной, безумно мстительный.Зато томлюсь и сам.Мой тихий сон, мой вопль медлительный –Укоры небесам.Судьба дала мне плоть растленную,Отравленную кровь.Я возлюбил мечтою пленноюБезумную любовь.Мои порочные томления,Все то, чем я прельщен, –В могучих чарах наважденияМногообразный сон.Но он томит больной обидою.Идти путем однимМне тесно. Всем во всем завидуюИ стать хочу иным.1902
Ирина
Помнишь ты, Ирина, осеньВ дальнем, бедном городке?Было пасмурно, как будтоНебо хмурилось в тоске.Дождик мелкий и упорныйСловно сетью заволокВесь в грязи, в глубоких лужахПотонувший городок,И тяжелым коромысломНадавив себе плечо,Ты с реки тащила воду;Щеки рдели горячо…Был наш дом угрюм и тесен,Крыша старая текла,Пол качался под ногами,Из разбитого стеклаВеял холод; гнулось набокПолусгнившее крыльцо…Хоть бы раз слова упрекаТы мне бросила в лицо!Хоть бы раз в слезах обильныхИзлила невольно тыНакопившуюся горечьБеспощадной нищеты!Я бы вытерпел упрекиИ смолчал бы пред тобой,Я, безумец горделивый,Не поладивший с судьбой,Так настойчиво хранившийОбманувшие мечтыИ тебя с собой увлекшийДля страданий нищеты.Опускался вечер темныйНас измучившего дня, –Ты мне кротко улыбалась,Утешала ты меня.Говорила ты: «Что бедность!Лишь была б душа сильна,Лишь была бы жаждой счастьяВоля жить сохранена».И опять, силен тобою,Смело я глядел вперед,В тьму зловещих испытаний,Угрожающих невзгод,И теперь над нами ясноВечереют небеса.Это ты, моя Ирина,Сотворила чудеса.1892
Расточитель
Измотал я безумное тело,Расточитель дарованных благ,И стою у ночного предела,Изнурен, беззащитен и наг.И прошу я у милого Бога,Как никто никогда не просил:– Подари мне еще хоть немногоДля земли утомительной сил.Огорченья земные несносны,Непосильны земные труды,Но зато как пленительны весны,Как прохладны объятья воды!Как пылают багряные зори,Как мечтает жасминовый куст,Сколько ласки в лазоревом взореИ в лобзании радостных уст!И еще вожделенней лобзанья,Ароматней жасминных кустовБлагодатная сила мечтаньяИ певучая сладость стихов.У тебя, милосердного Бога,Много славы, и света, и сил.Дай мне жизни земной хоть немного,Чтоб я новые песни сложил!
«Пылают мрачно адовы…»
Пылают мрачно адовыРазверстыя врата.Святая в кольца гадовыОбитель обвита.Над тихою лампадоюПомеркла синева.Под старою оградоюОгнем сожглась трава.Но чую дуновениеПрохладных райских росИ знаю – в дни гоненияПридет к земле Христос.Свершатся упования,Крестом мы победим,И вражьи беснованияРазвеются, как дым.26 января 1918
Вячеслав Иванов (1866–1949)
Ясность
Вл. С. Калабину
Ясно сегодня на сердце, на свете!Песням природы в согласном приветеВнемлю я чуткой душой.Внемлю раздумью и шепоту бора,Речи безмолвной небесного взора,Плеску реки голубой.Смолкли, уснули, тревожны, угрюмы,Старые Сфинксы – вечные думы,Движутся хоры пленительных грез,Нет своей радости, нет своих слез.Радости чуждой, чуждой печалиСердце послушно. Ясны,Взорам доверчивым въяве предсталиВоображенья волшебные дали,Сердца манящие сны.1885 (?)
Русский ум
Своеначальный, жадный ум, –Как пламень, русский ум опасен:Так он неудержим, так ясен,Так весел он – и так угрюм.Подобный стрелке неуклонной,Он видит полюс в зыбь и муть,Он в жизнь от грезы отвлеченнойПугливой воле кажет путь.Как чрез туманы взор орлиныйОбслеживает прах долины,Он здраво мыслит о земле,В мистической купаясь мгле.1890