Серебряный век. Письма и стихи
Шрифт:
Жалко ли тебе Лохвицкой? « o , » [15] . Знал ли ты ее?
Передай мой сердечный привет Иоанне Матвеевне и Надежде Яковлевне. Спасибо ей за память и поэтическую весть, поданную о себе в дни ее чудного хождения в странах гиперборейских.
Напиши больше!
Николай Феофилактов. Обложка журнала «Весы». 1904 год
Валерий Брюсов – Вячеславу Иванову
15
«Кто мил бессмертным, умирает в юности» (Менандр. Комедии. Герод. Мимиамбы. М., 1964, стр. 291).
1 сентября 1905 года, Москва
Дорогой
Твое письмо опять разошлось с моей запиской – не в первый раз. Когда я начинаю вконец тосковать без вестей от тебя и спешу на Николаевский вокзал, чтобы бросить тебе молящую открытку, – это верный признак, что конверт с твоими строками уже на пути ко мне. Спасибо, и радуюсь этому влиянию на расстоянии.
Я чувствую себя умирающим в одной части своей души и воскресающим в другой. Воскресающим в той, которую ты больше знаешь. Работаю очень много, как давно уже не работал. Уже и в «Вопросы жизни» шлю целые груды стихов, а кроме того, в «Журнал для всех» и в «Беседу». Пишу статьи, рассказы, роман. Перевожу Байрона. А замыслов хватило бы на всю жизнь, если не на две. Печатаю свой «Stephanos», где ты найдешь много нового. Вообще в творчестве чувствую свежую бодрость, силу, возможность всего – окрыленность ясного утра, когда так легко дается, чего тщетно добивался и огненным вечером и в безвольную ночь. Написал, осуществил многое из такого, о чем безнадежно мечтал целые годы. И если по бодрости сил я только что сравнил переживаемое время с утром, то столь же был бы я прав, сравнивая его с полднем, по полноте сил, по чувству, по сознанию, что я достиг полного обладания всем, что во мне, что годы собирания кончены, пора расточать.
О «Весах» не могу сказать ничего нового. Обидно и досадно смотреть на их умирание. Это умирание, конечно, еще не заметно издали, но для меня, стоящего около, несомненно. Они движутся, но по инерции; говорят, но уже бессознательно. Плачевнее всего, что они, или говоря не фигурально, что Сергей Александрович не сознает положения. Он очень доволен, что я покинул редакторство, делает вид, что сам редактирует, но фактически все дело в руках Брониславы Матвеевны [16] . И надо признать, что она «набила руку» и «навострила глаз» в литературных мастерствах. О том, чтобы «представлять группу», как ты пишешь, не может быть и речи. И если действительно дана будет «Весам» беллетристика, они неизбежно обратятся в собрание литературных безделушек. Став теперь на положение сотрудника, я все более и более начинаю понимать, как был ты во всем прав в своих суждениях о «Весах». Они могли бы ожить лишь при коренной реформе in capite et in membris [17] , но на нее почти нет надежд. Однажды ты упрекнул меня в «отступничестве» за то, что я покинул редакторство. Но это было неизбежно. Я задумывался над этим с лета 1904 г. Осенью 1904 Сергей Александрович обещал (как русское правительство) реформы. Они оказались недостаточными. Я ждал, что приедешь ты, что приедет Михаил Николаевич, и все изменится само собой. Но после того, как Сергей Александрович отверг Михаила Николаевича и отверг тебя как соредакторов, мне не осталось больше надеяться ни на что. Я ушел. Даже писать в «Весах» не весело, и я охотно перенес бы центр своей деятельности в «Вопросы», только боюсь их обременить своей личностью. Впрочем, есть еще прибежище – «Искусство», куда я, конечно, очень зван.
16
Б. М. Рунт – сестра И. М. Брюсовой, исполняла роль секретаря редакции «Весов» в 1905 г., печаталась на страницах журнала.
17
с головы до ног (лат.)
Что до моих стихов, то, разумеется, они для всех. Это я и имел в виду, говоря «вплетаться всем телом в гефестову сеть». Поэтому я очень тронут желанием г-жи Рощиной-Инсаровой и буду очень «польщен», если она будет повторять мои строки. Только окончательный ли у тебя вариант «Осени» (или «Умирания любви»)? В 3-ей строфе последние стихи надо читать:
Запах в садах доцветающих роз.В сердце – родник успокоенной нежности,Счастье – без ревности, страсть – без угроз.В 4-ой строфе 4-ый стих:
Бледный – над яркими днями – венец.
«Из ада изведенные» – понятно, «Астарта». А посылал ли я тебе «В полдень» («Свершилось, молодость окончена…»), написанное в Финляндии?
Совсем хороши твои стихи в «Вопросах». Но почему нет среди них моего любимого «Сладко месяцу темные реки…»?
О том, какие статьи нужны «Весам», не берусь судить. Приходится спрашивать Брониславу Матвеевну или хотя «самого» Сергея Александровича.
Привет и благодарность за строки Лидии Дмитриевне.
Не напишешь ли мне подробнее свои замечания о моих переводах Метерлинка. Мне важно. И кстати: у тебя ли моя книжка «Serres chaudes»?
Вячеслав Иванов – Валерию Брюсову
24 октября 1905 года, Петербург
18
Не совсем точная цитата из стихотворения Брюсова «Грядущие гунны». В оригинале: «…Унесем зажженные светы…»
Дорогой Валерий,
Я начинал писать тебе, но ничего не выходило из прерываемых фрагментов. Да и что теперь писать?
Говорить ли, как взволновала меня весть о твоей близкой опасности? Решительно, ты заходишь слишком далеко для «наблюдателя», – хотя бы этот наблюдатель был и поэт, царственно обязанный видеть и пережить, – чье «наблюдение» – уже дело.
У вас, в Москве, теперь особенно чувствуется, как дохнуло неистовство из бездны темных сил.
Конституции ты «не веришь» и «не радуешься». «Верить» в ее близкую реальность, конечно, трудно, принимать Государственную Думу с функциями учредительного собрания, если она основана не на общеизбирательном праве и не выражает, следовательно, всенародной воли, не следует, но не радоваться нельзя тому, что самодержавие, принужденное к самоубийству, нанесло себе рану на этот раз смертельную, – тому, что самый лозунг недавней борьбы – «долой самодержавие» – отныне стал праздным.
Что до самодержавия, – мы, художники, конечно, знаем, какой вместимости разбился сосуд для гениальной силы. Но ведь наш Петр не только Первый, но и единственный. Уже давно самодержавие – «личина пустоты», маска, из-за которой искаженно и хрипло говорит не личность, а чужая воля. Ведь уже Александр III был только фонографом общенародной реакции восьмидесятых годов; а он был все-таки личностью. Пусть же всенародный голос прямо слышится. Пусть мир увидит (это мой исконный идеал) – государственное единство славянских народоправств.
Не забывай, впрочем, что я рассуждаю в плане политическом, т. е. в плане относительных масштабов. Есть иной план – духа и пророчества, абсолютных мер и конечных идеалов. Он вместе бесконечно далек и непосредственно близок, осуществим мгновенно чрез подъем личный (царство небес здесь и в нас). Это вожделенная анархия духа, могущая сразу осуществиться в общинах избранных – об этом мой «Кризис индивидуализма»…
Величава и прекрасна была «вечная память» на Невском к вечеру 18-го октября [19] . И было чудо: при полном отсутствии полиции не только пешая толпа, но и экипажи двигались, при массовом стечении, в непонятно-стройном порядке; более того, извозчики дружелюбно и «вежливо» объяснялись между собою, сцепляясь и выпутываясь, они не хотели ругаться, хотя руготня – красивый лиризм ремесла. Но митинг в тот же день в университете оставил тягостное впечатление. Лозунг «республика» – провокация масс, роковая тактическая ошибка.
19
18 октября на Невском проспекте проходили демонстрации по поводу манифеста 17 октября (Октябрьского манифеста). Участники митинга 18 октября выступали с требованием демократической республики. Это же требование прозвучало на митинге студентов у Казанского собора.
Обложка поэтического сборника «Эрос». Вячеслав Иванов. 1907 год
Валерий Брюсов – Вячеславу Иванову
Конец июля 1907 года, Москва
Дорогой Вячеслав!
Силою обстоятельств письма наши стали исключительно деловыми, – не сердись на это, ибо вина, кажется, не моя.
Ты просишь меня определить отношения «Весов» к тебе. Но отношения эти никогда не менялись. «Весы», если можно говорить об этом отвлеченном или собирательном понятии, всегда чтили в тебе большого поэта и большого писателя и потому всегда дорожили твоим участием. Напротив, это твое отношение к «Весам» переменилось, ибо за последние полтора года ты им не дал ничего, кроме небольшого стихотворения, тогда как в те же месяцы в «Руне», в «Цветнике Ор», в «Белых ночах» и «инде» – печатал и стихи и статьи.