Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р.
Шрифт:
ГЛЕБОВА-СУДЕЙКИНА (урожд. Глебова) Ольга Афанасьевна
Актриса, танцовщица, художница. В 1905–1906 – актриса Александринского тетара. С 1910 – в Суворинском театре. Автор моделей для фарфорового завода, в т. ч. «Псиша», «Коломбина», «Танцовщица». Первая жена С. Судейкина; близкая подруга А. Ахматовой; приятельница М. Кузмина. С 1924 – за границей.
«Хрупкая, юная, очаровательная блондинка, неглупо щебечущая, точно птичка, его [С. Судейкина. – Сост.] жена, напоминала цейлонскую бабочку плеском шелков голубых и оранжевых в облаке бледных кисей; муж, конечно, ее одевал; я смотрел на ее туалеты: полотна Судейкина» (Андрей Белый. Между двух революций).
«Какая тонкая и нежная красота, с некоторой потусторонностью, загадочная красота русалки. Какие невиданные волосы! Цвет шампанского, цинандали, хохгеймера – туп и плосок по сравнению с ними! В них, наряду с основным цветом белого вина, пробегают холодные, волшебно-пепельные оттенки. Только Перроно, Ватто или Ренуар могли бы написать эти волосы!» (В. Милашевский. Вчера, позавчера…).
«Его жена, Глебова-Судейкина, была, между прочим, одной из самых замечательных Коломбин. По всем своим данным она действительно чрезвычайно подходила для этого образа: изящная, необыкновенно хрупкая, утонченная и своеобразно красивая. Судейкин исступленно обожал ее, именно обожал, как только может обожать художник женщину, если женщина до конца растворяется в нем и жертвенно отдает ему все, переставая даже быть женщиной и превращаясь в мечту, у которой нет уже ни плоти, ни собственной воли, но лишь одна все поглощающая воля того, кто ею владеет.
Действительно, мне иногда казалось, что Судейкин в Глебовой не видел живого человека; он изощрял на ней свою фантастику; он облекал ее в такие замечательные одеяния, что порою можно было подумать, будто Судейкина-Глебова воплотила в самой себе буквально всю гамму бесконечно разнообразных призраков, которыми блистал как художник в своем сценическом творчестве Судейкин. При этом, в поисках фантастики, Судейкин не останавливался перед тем, чтобы ту же Глебову сегодня обнажить совершенно, а назавтра – облачить в такие цвета и ткани, которые может создать только самая изысканная, утонченная и безумная мечта художника» (А. Мгебров. Жизнь в театре).
«У Ольги Афанасьевны был непогрешимый эстетический вкус. Помню те великолепные куклы, которые она, никогда не учась мастерству, так талантливо лепила из глины и шила из цветных лоскутов…Нарядная, обаятельно-женственная, всегда окруженная роем поклонников, она была живым воплощением своей отчаянной и эротически-пьяной эпохи» (К. Чуковский. Чукоккала).
«Олечка Глебова делала балаганных кукол для театра марионеток. Где, когда и как они использовались, не знаю, мне не пришлось увидеть. Вряд ли они могли быть пригодны для публичного показа – они были вызывающе эротичны. Сделанные из шелковых тканей, с нашитыми волосами, они представляли собой полуобнаженные женские фигурки. Но были еще и фарфоровые статуэтки изящных танцовщиц, раскрашенные Судейкиной.
…Глебова-Судейкина сама была „белокурое чудо“, сама – живая кукла, и мила, и нежна» (И. Наппельбаум. Угол отражения).
ГНЕДОВ Василиск
Поэт. Публикации в сборниках и альманахах «Дары Адонису» (СПб., 1913), «Засахаре кры» (СПб., 1913), «Небокопы» (СПб., 1913), «Развороченные черепа» (СПб., 1913), «Руконог» (М., 1914). Стихотворные сборники «Гостинец сентиментам» (СПб., 1913), «Смерть искусству» (СПб., 1913), «Книга Великих» (совм. с П. Широковым; СПб., 1914).
«…В плечах косая сажень, кулаком как-то убил волка» (Г. Иванов. Китайские тени).
«В первые, озорные футуристические годы был человек по имени Василиск Гнедов, считавшийся поэтом, хотя, кажется, он ничего не писал. Его единственное произведение называлось – „Поэма конца“. На литературных вечерах ему кричали: „Гнедов, поэму конца!“… „Василиск, Василиск!“ Он выходил мрачный, с каменным лицом, именно „под Хлебникова“, долго молчал, потом медленно поднимал тяжелый кулак – и вполголоса говорил: „Все!“» (Г. Адамович. Комментарии).
«Наиболее „левым“ был некий молодой человек, Василиск Гнедов, которому не давали спать лавры Крученых. Ему показалось недостаточным все словотворчество Крученых, и Гнедов в своей книжке, на последней странице, под названием „Поэма конца“ оставил чистый лист, утверждая, что чистая бумага более выразительна, чем любые слова. После этого трюка Гнедов ждал славы. Слава не пришла. Гнедов зачах» (В. Шершеневич. Великолепный очевидец).
«На середину комнаты выходит другой молодой человек, еще более развязный, с широким плоским лицом, в потертом пиджачке, без воротничка, в обшмыганных, с махрами внизу брюках.
– Василиск Гнедов – сама поэзия, читает свою гениальную поэму конца. В книге под этим заглавием пустая страница, но я все же читаю эту поэму, – выкрикивает он и вместо чтения делает кистью правой руки широкий похабный жест» (М. Зенкевич. Мужицкий сфинкс).
ГНЕСИН Михаил Фабианович
Композитор, педагог, музыкальный деятель. В 1901–1909 учился в Петербургской консерватории у Н. Римского-Корсакова, А. Лядова и А. Глазунова. С 1908 занимался музыкально-просветительской деятельностью. Автор вокальных циклов на тексты К. Бальмонта, Ф. Сологуба, В. Волькенштейна (1907–1908), симфонического дифирамба «Врубель» (слова В. Брюсова, 1911), оперы «Юность Авраама» (1923) и др.
«С Михаилом Фабиановичем Гнесиным я встретился впервые в Консерватории в 1901 году. Мы вскоре сблизились на почве общих музыкальных и художественно-эстетических интересов. Гнесин интересовался не только теоретическими вопросами композиции, но и общефилософскими и эстетическими проблемами. В то время образовался студенческий кружок учащихся, где зачитывались рефераты на различные художественно-эстетические темы.
…Помню прекрасный, образный доклад Михаила Фабиановича по вопросам музыкальной эстетики и изобразительного искусства, прочитанный им на одном из собраний кружка. Я уже тогда обратил внимание на его необычную эрудицию и прекрасный, свободный слог…Мысли Михаила Фабиановича всегда отличались самобытным, передовым направлением. В своих ученических работах по композиции он стремился к оригинальности и новизне…Если строгий полифонический стиль в задачах Гнесина не приходился достаточно по вкусу консерваторским менторам вроде А. Лядова, то его свободное творчество, в особенности в вокальных произведениях, в романсной лирике, находило одобрение и у А. Глазунова, и у Н. Римского-Корсакова. Его романсы в исполнении Н. Забелы-Врубель и А. Зилоти производили прекрасное впечатление. Его оркестровая пьеса „Из Шелли“ тоже снискала высокую похвалу. В ней привлекала поэтичность концепции и оркестровая красочность.