Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р.
Шрифт:
…Сама Гиппиус от декадентов, которых называла эгоистами, поэтами без соединяющей, соборной религиозной правды, убежденно открещивалась и, обнаруживая в себе с присущей ей честностью признаки декадентства, не щадила и себя. Будучи натурой религиозной, думать иначе она не могла, хотя своим интеллектуальным свободомыслием и своей необыкновенностью (не только психической, но и телесной, возымевшей трагическое влияние на всю ее жизнь) была кровно связана с декадентами и с литературными вкусами навыворот» (С. Маковский. На Парнасе «Серебряного века»).
ГИППИУС Татьяна Николаевна
Художница; автор портрета А. Блока; сестра З. Гиппиус.
«Тата, художница, окончившая Академию художеств, была толстушка с чуть выпуклыми глазами, любившая покушать.
…Тата, при всей своей видимой академичности и благонамеренности, не была, в сущности, живописцем. Она плохо чувствовала краску, полотна ее были не „писаны маслом“, а раскрашены по рисунку бледной палитрой прирожденного рисовальщика. Но и рисунок ее не имел сочной, густой реальности – она тонко рисовала всяких чудовищ: гномов, хвостатых рыб, апокалипсических коней, зверушек, не существующих в природе, – и в этом мире изощренных, извращенных, измученных линий вдруг проступала банальность мысли, не уходящей слишком далеко» (М. Шагинян. Человек и время).
«Я подружился особенно с „Татой“, которая уводила меня к себе в комнату и усаживала на серый диван; у нее был альбом, и в него зарисовывала она все фантазии, образы, сны, сопровождая эскизы порой комментарием; этот дневник, мысли-образы, я полюбил; и часами мы с ней философствовали над эскизами; помню один из них: на луной озаренном лугу, в простыне, кто-то белый, худой и костлявый таинственно расскакался по травам; тогда говорили, что это наверно „Антон“ (так в кругу Мережковских тогда называли А. В. Карташева, естественного соучастника малой религиозной коммуны…)» (Андрей Белый. Воспоминания об Александре Блоке).
ГЛАГОЛЕВА-УЛЬЯНОВА Анна Семеновна
Живописец, ученица И. Репина. Жена Н. П. Ульянова.
«Дверь в соседнюю комнату неслышно отворилась, и в мастерскую, сильно припадая на правую ногу, вошла невысокая женщина. Я замерла, онемев, так она была необычна, ни на кого из прежде виденных не похожа, вся коричнево-черная. Черные стриженые волосы, насмешливый прищур больших темных глаз, тонкий насмешливый рот, черные чулки и башмаки, скромное коричневое платье. Больше всего меня поразил цвет ее кожи – оливково-желтый, как на старых иконах.
„Познакомься, Нюшенька, это Кира“, – ласково сказал Николай Павлович [Ульянов. – Сост.]. Анна Семеновна улыбнулась: „Черноглазая и на щеках ямочки. Похожа на итальянского мальчика“. Голос у нее был густой и звучный.
…Еще Серов обратил внимание Николая Павловича на необычное лицо Анны Семеновны. Писал ее портрет Николай Павлович несколько раз. И совсем юную, с распущенной косой (Музей им. Пушкина в Москве), и молодую на фоне черного ковра и на фоне красного ковра (Третьяковская галерея), и в зрелом возрасте, и вместе с собой в двойном портрете; в профиль на стуле (Музей искусств в Нукусе), больную на кресле-каталке (Елецкий музей), акварелью в Самарканде, незадолго до ее кончины (Музей им. Пушкина в Москве).
Прекрасный портрет Анны Семеновны в темном платье на фоне светлого неба и листьев был отправлен на выставку в Америку. По дороге пароход застала война 1914 года. Он вернулся в шведский порт Мальме. В музее Мальме и находится сейчас этот портрет. Небольшой вариант его – в Музее искусств в Нукусе.
…Предки Анны Семеновны по отцу, прасолы Глаголевы (мать ее в девичестве была Пономарева), перегоняли стада скота с юга в среднюю полосу России. В одну из таких поездок на юг дед Анны Семеновны привез себе „южную“ жену: гречанку, татарку, турчанку – не помню. Южная кровь сказалась в Анне Семеновне: сильно острый нерусский профиль, большие темные косы, нрав горячий, южный, фантазия неуемная.
…Из-за больной ноги Анна Семеновна писала сидя, сильным, округлым движением кисти, необыкновенно красиво и, казалось, так просто, даже по-детски, изнутри исходящей силой чувства. Живопись ее была декоративна, „немногословна“ и очень выразительна. Была большая эмоциональная сила сказать, выразить многое в одном-единственном лаконичном мазке. Ни в ней самой, ни в ее живописи не было ничего „дамского“. Она была Художник.
„От пейзажей Анны Семеновны веет античностью, мощностью, вечностью, – сказала давняя приятельница Ульяновых Н. А. Кастальская [танцовщица-босоножка в труппе Элли Тильс. – Сост.], – они запоминаются сразу и на всю жизнь“. Так они монументальны, даже маленькие.
Не было у Анны Семеновны ничего и от Репина, было – от сказки. С детства запомнились мне ее чудесные иллюстрации к „Птице Рох“ и „Синдбаду-мореходу“ („Тысяча и одна ночь“). Запомнился исчезнувший в войну натюрморт – букет нежно-сиреневых астр на золотисто-охристом фоне и крупных желтых груш или айвы. Запомнились большие декоративные деревенские пейзажи, возы с сеном… Все это исчезло неизвестно куда» (К. Киселева. О Николае Павловиче Ульянове и о людях, его окружавших).
ГЛАГОЛИН Борис Сергеевич
Драматург, театральный критик, актер и режиссер. С 1894 по 1898 работал в саратовском театре Очкина. С 1899 – в Петербурге, в Суворинском театре. Публикации в журналах «Рампа и жизнь», «Театр и искусство», «Журнал театра Литературно-художественного общества». Сборники и отдельные издания пьес «Пьесы из детской жизни» (СПб., 1902; 2-е изд.), «Сказка» (СПб., 1903, пост. – 1902), «Новые приключения Шерлока Холмса» (СПб., 1907, в соавт. с М. Сувориным; пост. – 1906), «За кулисами войны» (Пг., 1914, пост. – 1914) и др. Автор книг «О свободе театра» (СПб., 1905), «Несколько слов о детском театре» (Саратов, 1905; 2-е изд.), «За кулисами моего театра. Театральные эпизоды» (СПб., 1911). С 1928 – за границей.
«Высокий, стройный, темпераментный Глаголин прекрасно владел техникой сценического мастерства, отличался своеобразной манерой речи, говорил с каким-то особым придыханием. Ему подражали чуть ли не все молодые актеры, выступавшие в ролях любовников и неврастеников. Он виртуозно играл многие драматические и комедийные роли, но, будучи чуть ли не хозяином театра, делал иногда совершенно непонятные опыты. Так, например, в „Орлеанской деве“ Шиллера он сам играл Орлеанскую деву. Глаголин написал целый трактат, в котором доказывал, ссылаясь на различные источники, что Жанна д’Арк была мужчиной. На спектаклях „Орлеанской девы“ все шло более или менее гладко, но, когда Монгомери обращался к Орлеанской деве с мольбой: