Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р.
Шрифт:
…Нередко возникал вопрос, почему Гибшман никогда не надоедает однообразием своего принципа конферирования, но все находили только один ответ: он был талантлив. Широкое лицо, негромкий, но убеждающий голос, неброский, но всегда выразительный жест и искреннее переживание – да, да, переживание! – того, что в данную минуту его занимало – вот основные причины его постоянного успеха» (С. Левик. Четверть века в опере).
ГИЗЕТТИ Александр Алексеевич
Литературный критик, публицист, социолог. Публикации в журналах «Русское богатство», «Ежемесячный журнал», «Народная мысль». Книги «Борьба за свободу в России» (Пг., 1917), «От декабристов до наших дней» (Пг., 1917), «Что такое народное образование и каким оно должно быть?» (Пг., 1917). В 1917 – член Учредительного собрания. Погиб в ГУЛАГе.
«Он принадлежал к интеллигентной семье, родственной Гревсу и Лаппо-Данилевскому. Предки его были из Венеции, где еще в нашу эпоху сохранился дворец, принадлежавший некогда Гизетти. Но как этот типичный русский студент, потомок венецианцев, мало походил на своих предков! Высокий блондин с крупными чертами лица, скорее английского типа: прямой нос, выдающийся подбородок, узкая светлая бородка. Чрезвычайно скромный, в своем сером пиджачке или черной косоворотке, чрезвычайно застенчивый и рассеянный до крайности. Это был подлинный аскет вечно с книгой, за работой, глубоко преданный революционному движению. Его интересовали и проблемы философии, и вопросы искусства, литературы, истории. Он занимался и естественными науками, поскольку они подкрепляли его штудии в области философии. Мы впоследствии узнали, что Гизетти работал в какой-то революционной партии, но от нас он скрывал эту сторону своей жизни…Мне он тогда напоминал Рахметова своим аскетизмом и внешней суровостью. В действительности это был человек с нежным, отзывчивым сердцем. Его рассеянность, какая-то неуклюжесть давали повод насмешкам товарищей» (Н. Анциферов. Из дум о былом).
ГИЛЯРОВСКИЙ Владимир Алексеевич
Актер провинциальных театров (1873–1877), журналист, прозаик, поэт. Публикации в журналах и газетах «Русская мысль», «Новое время», «Русское слово», «Русские ведомости» и др. Книги очерков и рассказов «Трущобные люди» (М., 1887), «Московские нищие» (М., 1896), «Негативы» (М., 1900), «Были» (М., 1909), «Шутки» (М., 1912), «Москва и москвичи» (М., 1926), «Мои скитания» (М., 1928), «Записки москвича» (М., 1931), «Друзья и встречи» (М., 1934) и др. Стихотворные сборники «Забытая тетрадь» (М., 1894; 3-е изд. М., 1901), «Стихотворения» (М., 1913), «1914 год. Казаки» (М., 1914), «Год войны. Думы и песни» (М., 1915), «Грозный год» (М, 1916, с рисунками А. и В. Васнецовых, Коровина, Нестерова, Репина и др.); поэма «Петербург» (М., 1922).
«В деле газетного репортажа особенно популярен был В. А. Гиляровский, справедливо прозванный широкой московской публикой „королем репортеров“. В. А. действительно был своеобразным королем своего дела, он являлся иногда на места происшествий раньше полиции и следственных властей. В Москве говорили, будто сыскная полиция в запутанных уголовных случаях часто обращалась за советом к Гиляровскому, и В. А. нередко наводил „блюстителей порядка“ на верные следы, настолько хорошо он знал специфические нравы и воровские приемы московских преступников, прятавшихся от полиции в знаменитых „хитровских“ ночлежках. Огромная физическая сила Гиляровского делала его неуязвимым во время его исследовательских экскурсов в мрачные воровские притоны. В конце прошлого века перед постановкой горьковской пьесы „На дне“ В. А. познакомил постановщиков и ведущих артистов театра с бытом завсегдатаев „хитровских“ ночлежек. Здесь были зарисованы и соответствующие декорации спектакля. Гиляровский часто бывал у моего отца и, если не заставал его дома, спрашивал у горничной железную кочергу.
– Зачем она вам, сударь? – лепетала изумленная горничная.
Странный гость сгибал своими мощными руками кочергу в кольцо и весело говорил:
– Передай это хозяину вместо моей визитной карточки.
Иногда он давал ей с такими же словами изогнутый им серебряный рубль» (Н. Дмитриев. Тени прошлого).
Владимир Гиляровский
«Гиляровский обладал огромной физической силой: мог ломать лошадиные подковы, гнуть железные бруски, подымать большие тяжести. Страшно шумный, без умолку говорящий, все время в действии – он своим приездом будоражил всю усадьбу. Он мог выпить какое угодно количество водки, и ничего с ним не делалось, оставался все таким же. „Был у меня Гиляровский, – писал Антон Павлович [Чехов. – Сост.] в письме об одном из посещений Мелихова Владимиром Алексеевичем. – Что он выделывал, боже мой! Заездил всех моих кляч, лазил на деревья, пугал собак и, показывая силу, ломал бревна. Говорил он не переставая“.
Вместе со всем этим он был душевным, деликатным человеком…» (М. Чехова. Из далекого прошлого).
«Оттого ли, что не долетал постоянный грохот колес экипажей и ломовиков и шум многочисленных пешеходов, постоянно переполнявших Столешников переулок, или от чего-либо другого, но в рабочем кабинете В. А. Гиляровского, в небольшой комнате с окном в тихий и малолюдный двор, иногда можно было от людей, бывших в Столешниках, слышать и увидать многое, чего в столовой или других комнатах квартиры слушать и наблюдать не приходилось. Именно здесь, около большого, от отца полученного письменного стола, сверх меры заваленного газетами, книгами, гранками, блокнотами „в клеточку“, на которых любил писать „дядя Гиляй“.
Бумажный хаос если не пугал, то во всяком случае заставлял удивляться, с какой ловкостью хозяин умеет быстро, почти мгновенно, находить в ворохе газет, книг, исписанных твердым почерком листов бумаги то, что ему нужно или для разговора с собеседником, или для себя лично.
– Я все-таки, Гиляй, не устаю удивляться, – говорил ему неоднократно А. П. Чехов, любивший образцовый порядок на своем столе, – как ты можешь не только разбираться, но и быстро находить то, что тебе нужно в этом бумажном столпотворении?
– Столпотворение было в Вавилоне. У меня просто рабочее место, за которым я каждодневно должен сидеть! Бумаг же на столе много оттого, что обязанностей у меня немало, а память пока отличная. Я категорически прошу никого до моего стола не дотрагиваться, даже пыль на нем не стирать. Я знаю порядок на моем столе и помню, куда что положил и где взять нужную мне вещь.
– Если бес завел порядок, должен быть дома беспорядок, – говорил, посмеиваясь и глядя на бумажные вороха стола Гиляровского, В. М. Дорошевич.
– Бес – бесом, а пока обхожусь своими силами, без вмешательства небес, – парировал Гиляровский. – На столе порядок, и я в нем великолепно разбираюсь, чужой помощи в этом деле ни от кого не прошу!» (В. Лобанов. Кануны).
«В то время это был крепыш и силач, весельчак, остряк и затейник, с поступками оригинальными и весьма неожиданными…Всегда чем-нибудь занятый и торопливый, с полными карманами всяких записок и бумаг, весело похлопывающий в то же время пальцами по серебряной табакерке, предлагая всем окружающим, знакомым и незнакомым, понюхать какого-то особенного табаку в небывалой смеси, известной только ему, Гиляй щедро расточал направо и налево экспромты по всякому поводу, иногда очень ловко и остроумно укладывая в два или четыре стиха ответ на целые тирады, только что услышанные.
…Одновременно дружил Гиляй и с художниками, знаменитыми и начинающими, с писателями и актерами, с пожарными и с беговыми наездниками, с жокеями и с клоунами из цирка, с европейскими знаменитостями и с пропойцами Хитрова рынка – „бывшими людьми“. У него не было просто „знакомых“, у него были только „приятели“. Всегда и со всеми он был на „ты“» (Н. Телешов. Записки писателя).
«– Молокососы! – кричал он нам, молодым газетчикам. – „Энесы“! [Партия народных социалистов. – Сост.] Трухлявые либералы! О русском народе вы знаете не больше, чем эта дура мадам Курдюкова [героиня сатирической поэмы И. Мятлева „Сенсации и замечания госпожи Курдюковой за границею, дан л’этранже“(1840–1844). – Сост.]: „Же не вэ па, же не сэ па, же не манж па кэ ля репа!“ От газетного листа должно разить таким жаром, чтоб его трудно было в руках удержать. В газете должны быть такие речи, чтобы у читателя спирало дыхание. А вы что делаете? Мямлите! Вам бы писать романы о малокровных девицах. Я знаю русский народ. Он вам еще покажет, где раки зимуют!