Сергей Сергеевич Ольденбург 1888-1940

Зверев Станислав Викторович

29 сентября правление Лиги постановило привлечь С.С. Ольденбурга, его отца и ещё 14 человек к формированию лекционной комиссии для ведения просветительской работы [«Проблемы отечественной истории: источники, историография, исследования» СПб.: Нестор-История, 2008, с.535-540].

10 октября В.И. Вернадский записал в дневнике, что С.Ф. Ольденбург считает нужным поддерживать Керенского «за неимением лучшего». Уже после переворота Вернадский запишет что он и С.Ф. Ольденбург используют свои старые связи Лениным для ходатайства за арестованных министров Временного правительства.

Явно негативные впечатления Сергея Сергеевича прослеживаются в отдельных ремарках: «военное

начальство – как во времена недоброй памяти петроградского совета в 1917 году - не может отдать ни одного приказа без “скрепы” благонадёжного коммуниста» [С.О. «Что происходит в мире» // «Возрождение» (Париж), 1937, 22 мая, с.1].

Другая редкая запись с мемуарным оттенком появилась к 20-летию советского переворота, напоминая о совете общественных деятелей, основанном на августовском Московском Совещании. Там были И.А. Ильин и Н.Н. Львов из числа тех, с кем в дальнейшем Ольденбург будет сотрудничать в печати. Совершенно справедливо Ольденбург пишет о недооценке угрозы большевизма в февралистском хаосе 1917 г. Это мне приходилось отмечать в подробной истории похода генерала Краснова на Петроград. Жители столицы не принимали никакого участия в перевороте, совершённом малочисленнейшим меньшинством, они не обратили на смену революционного правительства никакого внимания.

П.Н. Краснов тогда был исключительным генералом, который всецело понимал грандиозность нарастания коммунистической угрозы сравнительно с отжившей керенщиной. Основной причиной успеха большевиков Краснов называл их лживую пропаганду о возможности достижения мира. С.С. Ольденбург считает также: роспуск старой армии имел гораздо большее значение для триумфа Ленина, сравнительно с лживыми посулами социалистических программ. Ольденбург, прямо повторяя логику генерала Краснова, пишет, что как ни плох Керенский, он представлял преграду на пути красных и являлся куда меньшим злом, т.к. большевики занимали ещё более радикально-левые позиции. Ольденбург правильно определяет угрозу врага по степени того, насколько дальше или ближе кто находится относительно позиций крайне правых русских монархистов. Выводы следует делать и по сравнительному охвату пропагандистского обмана, либералам и социалистам посильному. Керенский уже исчерпал свои перспективы и потому не представлял собой серьёзного врага на будущее.

«Помню эти дни, совсем накануне переворота, 23, 24 октября (5 и 6 ноября). Население Петербурга больше интересовалось подготовительными мерами по эвакуации столицы (вследствие занятия немцами островов Эзеля и Даго); а на политических съездах – к.-д. и «совета общественных деятелей» - больше всего критиковалась деятельность Временного Правительства» [С.С. Ольденбург «Ошибка глазомера» // «Возрождение», 1937, 5 ноября, с.2].

Относительно похода генерала Краснова на Петроград, являющегося основанием Белого Движения, можно встретить новые свидетельства верности П.Н. Краснова Династии Романовых и его стремления к монархической реставрации. В Гатчине, «ещё до вступления в неё банд, генерал Краснов, уходя с казаками на Дон, звал с собой и Михаила Александровича, но он не захотел расстаться с Гатчиной и предпочёл остаться» [Влад. Гущик «Последний Михаил» // «Слово» (Рига), 1926, 12 июля, с.4].

30-31 октября 1917 г. был последний момент, когда Временное правительство уже было свергнуто, а большевики ещё не захватили Гатчину, куда отступили части Краснова из-под Пулково. П.Н. Краснов, следовательно, пытался воспользоваться предоставленной ему уникальной возможностью вытащить Великого Князя Михаила Александровича из-под ареста, понимая чем ему грозит приход красных. Сам Краснов тогда ещё не уходил прямо на Дон, это неточность мемуариста, но он мог выделить Его Высочеству охрану из остатков

своих сил и тем самым спасти ему жизнь и дать Белому Движению возможность сплотиться вокруг него в случае гибели законного Императора и его Наследника.

При освобождении арестованных офицеров в ноябре-декабре 1917 г., как потом сообщал на допросе у чекистских оккупантов в Белграде штабс-капитан С.Н. Франк, с них брали подписку о невыезде из Петрограда. Это подтверждает мой вывод о ложном характере легенды о нарушении честного слова генералом Красновым. Такое же обещание брали с П.Н. Краснова и оно осталось не нарушено.

По воспоминаниям В.М. Вонлярлярского, английский агент Ф.Ф. Лич позднее готовил план вывоза Великого Князя в Финляндию из Гатчины, до высылки в Пермь. Карл Ярошинский к 1918 г. получил от английского правительства 500 тыс. ф.ст. на приобретение крупного пакета акций С.-Петербургского Международного банка и Сибирского банка. Деньги были выделены Ярошинскому по предложению, сделанному послу Бьюкенену Ф.Ф. Личем. В июле 1918 г. Лич и Ярошинский сами скрылись в Финляндии [«Новое Русское Слово» (Нью-Йорк), 1939, 11 июня].

В мемуарной литературе встречается интересное упоминание Ольденбурга в связи с растерянностью чиновников министерств 27 октября по вопросу признания большевиков или отказа им подчиняться. В здании МВД у Чернышева моста проходили заседания Союза союзов.

«В союз союзов входили меньшевик-интернационалист Абрамсон и октябрист (будущий ярый монархист) С.С. Ольденбург. Это была единственная организация, в которой я видел действительно “единый антибольшевистский фронт”. Тогда это казалось совершенно естественным и не вызывало ни малейших трений в работе Союза союзов» [Г.Н. Михайловский «Записки» М.: Международные отношения, 1993, Кн.1, с.507].

Почти все чиновники предлагали саботаж, но не имея за собой военной силы, они были беспомощны перед угрозой советского террора. Тем не менее постановление о забастовке было принято. По-видимому, С.С. Ольденбург был среди 17 руководящих лиц, голосовавших за неё. После свержения Временного правительства и разгона Учредительного собрания, вспоминает Г.Н. Михайловский, настроения государственных служащих, т.е. чиновников Российской Империи, приняли ярко выраженные правомонархические настроения в их большинстве. К ним принадлежал и С.С. Ольденбург. Последовательные сторонники саботажа отказывались служить советской власти и старались поддержать сопротивление, идущее со стороны окраин.

В дневниках старшего Вернадского за 1917 г. С.С. Ольденбург упоминается всего один раз, 14 ноября: «яркое определение Серёжи Ольденбурга (он сейчас в числе представителей Министерства финансов в Главном стачечном чиновничьем комитете) – лавина летит, и только когда она остановится и дойдёт до конца, можно начать освобождать от обломков, наводить новый порядок и т.д.» [В.И. Вернадский «Дневники 1917-1920» Киев: Наукова думка, 1994, с.44].

С.Ф. Ольденбург, когда идея бойкота была «очень популярна» среди интеллигенции и к.-д., в конце 1917 г., выбрал приспособленчество в интересах поддержания “науки” [М.И. Ганфман «Судьба С.Ф. Ольденбурга» // «Сегодня» (Рига), 1934, 4 марта, с.2].

Идейный переход С.Ф. Ольденбурга на сторону большевиков замечен в письме чл.-корр. АН Н.Н. Глубоковского 26 января 1918 г.: «для меня очень горько, что в эти тяжёлые для нас времена Академия наук объявила враждебный бойкот всей богословской науке, не допуская до соискания премий все наши сочинения, хотя они были законно приняты и авторитетно рецензированы». С.Ф. Ольденбург был председателем комиссии по присуждению премий [Т.А. Богданова «Н.Н. Глубоковский. Судьба христианского учёного» СПб.: Альянс-Архео, 2010, с.316].