Сероводород
Шрифт:
– Тыкву с утра парила, теперь уже, пожалуй, остыла, – она пододвинула к нему чугунок и приоткрыла крышку. – Все яства. Чай магазинный, сейчас заварю. Ешь пока, а я твоей обуткой займусь.
Женщина вытянула из-за занавески низкую лавочку и присела у порога, очищая острой щепой налипшую грязь.
– По делам к нам? То, что не в гости, я поняла сразу. При родне ночлег у чужих людей не ищут, – обратилась она к нему, не поворачивая головы и не отрываясь от своего занятия.
Набитый едой рот не дал возможности сразу ответить. Было очень вкусно и ему
– Скажите, баба Настя, почему так? Одни обманывают, неверные адреса дают, другие незнакомого человека в дом приводят, угощают, обувь ему чистят?
– Почему незнакомого? Я тебя знаю, – улыбнулась Анастасия Ивановна, отставляя в сторону один ботинок и приступая к другому.
– Откуда?! – поперхнулся Генка.
– Чудак-человек. Подошёл, поздоровался, никого не обидел, а мог бы. Нашим девкам окорот порой нужен. Опять же, предложил вёдра донести. Как же я могу не знать? И не важно, как тебя зовут, сколько лет, какие школы окончил или неучем живёшь, – всё одно, видно добрую душу.
– В командировку я приехал, Анастасия Ивановна. Письма в дорогу позвали. Предстоит разобраться с причинами смерти учителя вашего посёлка.
– Так ты, что же, доктор? – удивилась баба Настя.
– Нет, я корреспондент. Журнал есть такой, «Российский патриот» называется. Может читали?
– У нас, сынок, почта есть, а почтальона нет. Давно уже никто ничего не выписывает. Молодёжь в «тырнете», а мы в телевизоре. Бывало, раньше, себе – «Сельскую жизнь», мужику своему «Труд» оформишь. Я всё больше любила «На житейских перекрёстках» читать, а муж любил из газеты самокрутки ладить. Теперь, вот, ни мужа, ни газеты. Так с Сенькой-то что разбираться? Слышала, что сердце у него прихватило, а лекарства под рукой не оказалось.
– Так, да не так. Люди жалуются, что полиция не разобралась толком. Мол, убили Арсения Филипповича. А кто убил и за что, непонятно. Вот и просят журналистов помочь правды добиться.
– Чудно, – подивилась старушка.
– Не понял?
– Чудно, говорю. Столько лет правду под лавку прятали, а тут решили её на свет белый доставить. Кому она теперь нужна? Сенька на кладбище покоится, ему всё равно. Народ? Слышал баб у колодца? Вот, Галька, к примеру. Ей точно эта правда ни к чему. Ей больше интереса перед тобой хвостом покрутить. Даже и подумать не на кого, кому бы эта правда сдалась.
– Что же, вы считаете, что следует всё оставить так, как есть? – недоуменно произнёс гость.
– Ни в коем разе. Бог с ним, с Арсением, пусть покоится с миром. А вот понять кто и для чего проявляет интерес к этому делу, стоит. Оттуда и клубок придётся распутывать. И нитка та к убивцу приведёт.
– Я не понял, баба Настя, – изумился Генка. – Вы тоже считаете, что учитель умер не своей смертью?
– А разве человек может умереть чужой смертью? – в свою очередь спросила старушка, поднимая в руке его штиблет, тщательно очищенный от засохших комьев земли.
– Подождите, вы меня совсем запутали. Я имел ввиду то, что учитель
– Так не бывает, чтобы к человеку чужую смерть подослали, – в задумчивости произнесла женщина. – Каждый умирает в одиночку и в обнимку со своей смертью отправляется в мир иной. А кто её принёс, доставил по адресу – это уже тайны и дела земные.
Геннадий слушал и не понимал, куда она клонит. Внезапно его озарило, он встал из-за стола, подошёл к старушке и присел рядом:
– Вы хотите сказать, что рано или поздно он умер бы именно той смертью, которая ему уготовлена, но кто-то или что-то ускорили эту роковую встречу?
– Так оно и есть. Не стали девушку ждать, пригласили войти. Она уже притомилась у порога стоять.
– Какую девушку? – ему стало не по себе. Умирающее солнце ярко вспыхнуло на горизонте, прорвав осеннюю небесную хмарь, раздробилось тысячью осколков об оконные рамы, освещая комнату неверным малиновым светом.
– Какую? – женщина внимательно посмотрела на гостя. – Ту, что забрала его с собой.
– Баба Настя, это вы про «костлявую» что ли, которая с косой?
– «Костлявая» ко мне придёт. Состарилась, пока меня ждала. А Сенькина – молодая, терпеливая. Ей и коса не нужна, серпом управится.
– Что же, у покойного шея была тонкой? Не понимаю я ваших аллегорий, Анастасия Ивановна, – ему не нравился разговор, Геннадий чувствовал, что упустил очень важное, но что, не мог уловить.
Бабушка улыбнулась, поднимаясь с лавочки и держась ладонью за поясницу:
– Ты думаешь, что коса ей нужна для того, чтобы головы срезать? Нет, сынок, это она высокую траву косит на тропинке, по которые наши души на суд спешат. Позарастали они от нашего беспамятства, от лени и распущенности. Вот и приходится ей за нас стараться, чтобы не блуждали мы в потёмках.
Сумрак упал неожиданно, словно задёрнули окна тяжёлыми шторами.
– Хватит о ней на ночь глядя. Обутку я в порядок привела, сейчас отправимся на ночлег. Не думаю, что тебе со старухой вольготно будет. А потому мы пойдём к Игнату. С ним поинтереснее вечерять. Опять же, работали они вместе с покойным Арсением, может что любопытное вспомнит и делу твоему пособит.
– Даже не знаю, как вас благодарить, баба Настя. – Генка запустил руку в сумку и вытянул красочный календарь с видами Кремля на следующий год. Иван сунул ему перед отъездом корпоративный презент, а он забыл выложить его, торопясь на поезд. – Вот. На добрую память.
Женщина взяла подарок в руки:
– Красивый. Только на кой он мне? Вон у меня численник висит на стене с советами, да приметами.
– Так это на следующий год.
Видя, что её гость огорчился, она снова вгляделась в красочную ламинированную картинку:
– Красивая. Что же, оставлю, пусть глаз радует. Только вряд ли мне его перелистывать придётся.
– А это ещё почему? – шутливо возмутился Генка. – Простите, вам сколько лет?
– На Крещение будущего года девяносто сравняется.