Серпантин. Сборник рассказов
Шрифт:
Встреч с облачком было всего четыре, и в последний раз форумчане устроили настоящую облаву: счастливчик, чей аппарат зацепился за таинственный сигнал – пароля не требовалось – мало того что сорвался с места и бросился в погоню, но и на бегу бросил клич коллегам. Компьютерщики всех мастей хлынули на улицы, бросая рабочие места и онлайн-игры. Началась увлекательная беготня с распределением по секторам – Виолетте с ее обонянием ориентироваться в пространстве было куда проще – беготня, затянувшаяся на несколько часов: «Шалимар» мог обмануть даже сноровистую Лёлю, расчертив дом культуры не по прямой, а буквой «г» или более причудливым зигзагом, компьютерщики же мгновенно оцепляли здание и показывали чудеса организованности, ухитряясь при этом выжимать
Поздней ночью облачко вай-фая ушло от преследователей озерами.
Рассказ был в духе Жени – и если бы не «Шалимар», я бы ни на секунду не усомнился в том, что все это – чистой воды выдумка. Кроме того – кто их разберет, этих компьютерщиков: нафантазируют себе и носятся, сломя голову. И сейчас я все же думаю, что в конечном итоге кто-то над кем-то изобретательно шутил. Но тогда – в темном, с «ночниками», офисе, с метелью за окном, в круге молочно-голубого сияния, бросающего блики на Женины очки, я вдруг на какую-то минуту твердо поверил в то, что обе истории – чистая правда, что прямо сейчас по городу курсируют два удивительных облачка, и нужно только быть сведущим человеком, чтобы при встрече осознать всю грандиозность события.
Уже через полчаса, дописывая протокол о внесении изменений в устав под гомон бухгалтерии – задумчивый Женя обхватил голову огромными наушниками и прилип носом к монитору – я сомневался, качал головой и усмехался своей доверчивости.
С Женей мы дружим до сих пор.
Приличная компания, в которую мне повезло попасть и в которой повезло проработать четыре года, не выдержала федеральной конкуренции и рассыпалась после долгих попыток оставаться на плаву. Я попал под сокращение, Женя ушел сам, офис сдали в аренду, и теперь, проезжая мимо него в вечернее время, я вижу, что никто не «полуночничает» – еще один Женин термин, описывающий пиетет бухгалтерии перед настольными лампами – потолок сияет холодным белым светом, накидывая широкие сверкающие лоскуты на островок парковки.
После сокращения я за год сменил несколько мест, пока не осел в одной из юридических контор, штат которой наполовину состоял из моих однокурсников и отличительной особенностью которой – кроме звучного, не в пример конкурентам, названия – была любовь начальства к корпоративам. Корпоративы устраивались по поводу и без повода – в среднем раз в две недели. Праздновали дни юриста, дни российской печати, дни дипломатического работника, дни работника геодезии и картографии – не говоря уже о днях рождения и дне, в который славная десятая налоговая зарегистрировала наше ООО. На корпоративы уходило страшно много денег – но зато атмосфера в коллективе со временем выстроилась отменная. Я даже перезнакомил со всеми Женю, и он стал приходить время от времени – по компьютерной части.
Корпоративы в основном проводились прямо на рабочем месте – в нерабочее, понятно, время. Корпоративы были шумные, с выдумками, песнями и авантюрами – и завершались далеко за полночь разъездом участников на такси. Кто-нибудь обязательно оставался спать в кабинете – скорчившись на крошечном диванчике для посетителей, у кулера – но я всегда ехал домой, хотя дорога была неблизкой.
Во время одной из таких поездок я и услышал третью историю из обозначенных.
Праздновали всемирный день туризма – приходящийся на конец сентября. По такому случаю кто-то принес гитару, подглядывая в компьютер, пели походные песни, вспоминали, кто когда и куда ходил с палатками, сколько ночей суммарно провел в спальниках, страшно было или весело. Для аутентичности использовали металлические рюмки из туристического набора. Я в походе был дважды – в пятом и шестом классах, без ночевок, но с палаткой, под строгим надзором учителя географии и двух добровольцев из родительского комитета. Походы были хорошие и оставили массу теплых воспоминаний, но для корпоратива они вряд ли подходили. Зато оказалось, что Лёша Козьмин был в горах и даже куда-то карабкался в составе
– Горы – это да-а…
При этом он скреб ногтями недельную щетину и смотрел на окно, словно там, за пеленой дождя, возвышался не строящийся микрорайон с кранами и прожекторами, а горный хребет.
У многих само по себе известие о том, что в нашем городе есть скалодром, вызвало крайнее изумление.
Около часа ночи я поднял над головой портфель и в два неловких прыжка преодолел расстояние от крыльца до такси, дважды по щиколотку провалившись в лужу. Бабье лето закончилось, и лило уже с неделю – в такси было душно, гремела музыка, чтобы увидеть что-то в окно, нужно было предварительно это окно протереть – и ловить момент, потому что оно запотевало тут же.
Ехал таксист осторожно, не гнал, но постоянно кого-нибудь ругал – других водителей, дождь, муниципалитет, вырубающий вдоль дорог деревья, застройщиков, втыкающих в каждый свободный пятак по четырнадцатиэтажной свечке. Я сперва старался слушать внимательно, но потом меня растрясло, и следить за чередой возмущений, прорывающихся сквозь гремящую музыку, стало затруднительно. Я прислонился к запотевшему стеклу и начал потихоньку проваливаться в дремоту.
Кажется, я даже успел увидеть что-то вроде сна, когда машину тряхнуло так, что портфель с моих колен слетел под ноги. Где-то в районе левого колеса жутко громыхнуло, таксист выкрутил руль, и мы остановились посреди пустой улицы в пяти минутах от моего дома. Таксист зажмурился и для верности закрыл лицо ладонями. Потом положил руки на руль, медленно выдохнул, надув небритые щеки, и включил аварийку. Медленно отстегнул ремень, медленно вышел под дождь и осторожно закрыл дверь. На меня он даже не посмотрел.
Сон как рукой сняло. Я посидел минуту, две, а потом щелкнул ремнем и тоже вышел.
Таксист рылся в багажнике и что-то бормотал. Я поднял воротник пальто, втянул голову в плечи, покачиваясь, обогнул такси и посмотрел на громыхнувшее колесо.
Кажется, все было в порядке. Во всяком случае, я ожидал увидеть развороченное крыло и был крайне рад тому, что ожидания не оправдались – даже колесо оказалось не пробитым.
Таксист, между тем, распрямился и помахал мне выловленной из багажника рулеткой. Потом он развернулся и зашагал к яме, на которую мы, судя по всему, и наехали. Яма чернела ровно посередине полосы, имела форму правильного круга. Таксист, не обращая внимания на дождь, растянул рулетку, сел на корточки и стал замерять габариты ямы – включая глубину, которая, к слову сказать, была не такой уж и большой. Потом встал, подошел ко мне, внимательно осмотрел колесо, упершись ладонью в мокрый асфальт, заглянул под крыло, по локоть засунул руку под дно и в завершение покачал колесо ногой.
Потом он выпрямился, обернулся и долго смотрел на яму. Мимо проехал, обогнув нас по встречной полосе, огромный внедорожник. Из-под колес летели брызги, я отпрыгнул в сторону – а таксист остался стоять и даже не шелохнулся, когда по коленям его хлестнула настоящая волна.
– Вот тебе и на, – протянул он, наконец, дернул ручку и, не глядя на меня, сел в машину.
Когда я сел на свое место, он кому-то звонил.
Кто-то долго не отвечал.
– Слышь! Слышь! – закричал таксист, как только в трубке послышался голос. – Знаешь, что сейчас было?
Я положил портфель на колени и кашлянул. Таксист и глазом не повел.
– Какой «сплю»! Какой «сплю»! – кричал таксист. – Тут такое! Какой «утром»!
Но кто-то на другом конце провода, по-видимому, общаться желания не имел.
– Сбрасывать он мне будет… – шипел таксист, перезванивая. – Сбрасывать мне…
Но собеседник трубку брать не хотел. Таксист предпринял еще несколько попыток дозвониться и выругался.
– Не хочешь – как хочешь! – гаркнул он на телефон и бросил его через плечо, на заднее сиденье.