Серпантин
Шрифт:
– Вы даже не знаете, что...
– Знаю, знаю, - перебила она, - просто я думала, что Доплер всегда был за кадром... Доплер, ты ведь у нас режисссёр?
– Так точно, - кивнул Доплер, - я кадровый режиссёр.
– Да вы что, не видели? Он же сам играл...
– Доплер, ты играл?
– Ну, иногда. Когда кто-то из актёров уходил в запой. Приходилось подменять, а что прикажете делать...
– Дело в том, - сказал Манко, - что когда я вас сейчас увидел... Мне показалось, что я попал внутрь фильма...
Доплер и Лена многозначительно переглянулись.
– Что, уже было такое?
– спросил Манко.
– Вот, - сказал Доплер Лене, - это должно тебе помочь понять, что такое suture.
– Нет, Доплер, уж прости, но это для меня слишком сложная материя...
– Но она сейчас была вывернута перед тобой наизнанку!... И "шов", который имел
– он вдруг увидел в её глазах откровенную насмешку.
– Да ничего... Говорю тебе - мне это непонятно, хоть с лицевой стороны, хоть с изнанки...
– Вы знаете, - повернулся к ним Манко, услав официантку с перечнем всех своих пожеланий, - я как вас увидел... Это странное такое чувство, особенно, если б вы знали, как меня в последние дни плющит...
– А как?
– спросила Лена.
– Нет, об этом я не хочу говорить... Я лучше о другом... Это ощущение, когда я вас здесь увидел - я уже однажды испытывал... Когда встретил Макдауэлла...
– Здесь?
– удивился Доплер.
– Не-а. В Нью-Йорке. Я был там по делам. Ехал в метро, точнее, шёл по перрону, а навстречу мне Макдауэлл, в таком буклированном пиджаке... Я, как с ним глазами встретился... Мне показалось, что я в кино! У меня и так эта мысль мелькала, потому что Манхэттен в стольких фильмах видел, что когда по нему ногами ходишь, кажется, что вокруг декорации... Тут "Уолл-стрит", там "Запах женщины", каждый угол на экране видел сто раз... Но последней каплей был Малкольм Макдауэлл... Вы меня понимаете?
– Конечно, - сказал Доплер.
– Так и это ещё не всё... Я потом своего детского приятеля встретил... Вот так вот случайно, на улице. Он хоть и не актёр, но от этого чувство, что вокруг - кино, ещё больше усилилось. Потому что случайно встретить на улице одноклассника в этаком муравейнике... А он, как узнал, что я завтра назад лечу, такое ляпнул, что я его чуть там же не убил.
– Что же он сказал?
– Он сказал, что если бы ему завтра надо было лететь назад, он бы повесился. Ну, прикинь?
– обратился он к Лене, которая охнула.
– Я тогда ещё не встал на ноги, как сейчас, деньги водились иногда, но смешные... Да ну, какие деньги, деньжата... И всё равно мне хотелось назад, домой, и никакого желания там оставаться...
– Что, совсем не понравилось?
– полюбопытствовала Лена.
– Ну так, посмотреть... Как в кино себя чувствуешь, я уже сказал... Но нельзя же всё время быть в кино... Хочется вернуться в зал, да?
– А зачем? К кока-коле, к поп-корну?
– насмешливо сказала Лена.
– А?
– сказал Манко.
– Я не расслышал.. Ну, я не хочу сейчас разводить эту бодягу про корни... Просто дома я - это я... Так у всех, я думаю... Согласны со мной?
– Согласен, - сказал Доплер, - хотя у меня это не совсем так... Вам легче, молодой человек. Вы это сделали в Нью-Йорке, значит теперь можете всюду.
– Вы даже не представляете, как он вас понимает, - доверительно сказала Лена.
– Серьёзно?
– сказал Манко.
– Мне приятно... А вообще, было странное стечение обстоятельств, я вам сейчас тогда всё расскажу... Славу - которого я встретил - я не тронул, пугнул только... Я ему говорю: "Раз ты считаешь, что это равносильно смерти..." Он сразу перепугался: "Это для меня, только для меня..." "А чем я хуже тебя? Нет, ты это так сказал, что получилось, что не только для тебя, а для всех... Так что, брат, умри ты сегодня, а я завтра..." Ну, напугал его немного, он же отвык... Вешать на ближайшем столбе я его не стал, даже пригласил "на дринк", да? Прилетел я домой, с женой встретился, ну, всё как следует, после разлуки... Потом она уснула, а мне чё-то не спалось, перемена временных поясов, когда в Америку прилетел, сразу стал спать по-тамошнему, странно даже... А когда назад, не спалось... Всё наоборот то есть... Я пошёл на кухню, захватив с собой книгу... Знаете какую? "Идиота" Фёдора Михайловича. Да потому что... В самолёте соседка по креслам затеяла со мной беседу... Лететь долго, скука - не тётка... То есть она всё прочла, что у неё с собой было, и стала ко мне с разговорами лезть... До этого как бы случайно попыталась пристегнуть меня к себе ремнём безопасности... Я решил, что лучше уж поговорить, хотя спать хотелось... И там что-то она навернула из "Идиота", про возвращение на родину... "Ах, вы не читали? Ну как же, как же..." В общем, честно взял с полки Достоевского, пошёл на кухню, поставил чайник,
– Нет, - сказала Лена, - другой жанр. "Смерть с Идиотом" - это опера.
– Если ты имеешь в виду Шнитке, то "Жизнь с..." - сказал Доплер.
– Так вот, - хохотнул Манко, вздымая в воздух рюмку, - давайте знаете за что? За то, чтобы всегда было это "чуть-чуть"! То самое, которое не считается!
– А теперь, если вы не возражаете, - сказал он, выпив, - я вам ещё кое-что расскажу... То, что меня по-настоящему сейчас... Слегка, скажем так, волнует... Можно?
Доплер кивнул, а Лена сказала:
– Только вы совсем ничего не едите, а пьёте много. Вы бы поели.
– Не беда, - сказал Манко, - это такие закуски, что не страшно, если остынут... А я потом ещё передумаю вам рассказывать... А мне нужно этим с кем-то поделиться, понимаете? А то во мне стало совсем тесно от этой истории... В общем, тема такая: еду я на своём хаммере...
Лена, в отличие от Доплера, не слушала вторую историю Лёни Манко. Она сказала себе, что хватит ей и первой... К тому же, пошёл дождь, и ей приятнее было слушать жестяной барабан у себя над головой, чем рассказы грубоотёсанного банкира, или как его там... Вокруг которого на самом деле была лёгкая аура безумия... "Облачко рудничного газа, голубой цветок Новалиса..." Короче, не вдаваясь... Что-то такое, во что окунаться Лене совсем сейчас не хотелось... До неё какое-то время доносились обрывки фраз: "... я не знаю, как такое может быть...", "...сам не свой...", "...а вы уверены...", "...обычное дело на дороге...", "...стоит у меня перед глазами..."
Дождь, вроде бы, перестал, но по тому, как вокруг потемнело, ясно было, что сейчас он пойдёт с новой силой. Людям давалась последняя возможность покинуть берег. Что они, в основном, и делали - все сворачивали подстилки... Пляж быстро серел, как стенка, с которой сдирают обои... Лена вспомнила пловца, который, якобы, видел под водой... Леденец в форме её головы... "Врёт он всё, - подумала она, - я бы ещё могла поверить, если бы он сказал, что увидел там мою прозрачную пизду..."
"Где-то я читала, - вспоминала она, глядя на дождь, - что медуза движется реактивно... Вбирает в себя окружающую воду... А потом выталкивает... И новую вбирает... Вот так же и я... Это не вампиризм... Все же остаются целыми и невредимыми, ничего даже не замечают... Ну, некоторые - сверхчувствительные... А потом всё это выталкиваешь из себя... Важно только, чтобы при этом не растекашеся... А то будешь как медуза на берегу... Нельзя включать в себя слишком большую часть окружающего... Есть точка возврата, которую нельзя переходить... Иначе - point of no return... Я буду состоять тогда всецело из этого ливня... Мужики будут хлестать меня по щекам, подносить нашатырь..."
– Доплер, я сейчас приду, - сказала она.
– Погоди-погоди, а что ты на это скажешь?
– Я честно признаюсь: я не слушала. Всё равно для меня это слишком сложно. Я была занята своими мыслями, вы уж меня простите...
– За что?
– сказал Манко.
– Я это и так не вам рассказывал...
– Тогда - за то, что я сейчас буду играть у вас на нервах, - усмехнулась она и пошла к роялю.
Но её опередила маленькая девочка!
В розовом платьице, с бантами, откуда-то вдруг выпорхнула, оказалась на стульчике и заиграла знакомую простую мелодию... Вроде чижика- кузнечика... Название Лена не могла вспомнить...