Серпантин
Шрифт:
Он расплатился за коктейль, вышел на улицу и вдруг замер...
На мальчике был расшитый золотом красный кафтанчик, на голове - тюбетейка, или феска... В руке - плёточка... Сквозь его осанку, сквозь поступь его светло-серого ослика... Просвечивал другой день...
Он ехал медленно, Линецкий шёл почти вровень, немного позади и с изумлением наблюдал, как продавцы всех лотков тихонько кланяются маленькому богдыхану... Которому не было, наверно, и девяти... А может, и было - на секунду Линецкий даже было усомнился, что это ребёнок... А, скажем, не карлик...
И он ехал дальше и дальше, этот мальчик, и лоточники продолжали ему кланяться...
Золото, которым была расшита его одежда, сверкало на солнце, а в движениях была такая уверенность, какой Линецкий давно уже не наблюдал нигде...
Людей на набережной по мере продвижения становилось всё больше, но ослика это не останавливало, он исчезал на миг - иногда вместе с мальчиком, а иногда - как будто сам по себе, потом снова появлялся...
Но потом они нырнули и не вынырнули...
Линецкий вспомнил, что в этом месте - одни из ворот парка "Литфонда", просто сейчас они заслонены людьми...
Линецкий даже думал было последовать за осликом в парк, но вспомнил, что идёт разбираться с другой галлюцинацией...
И решил придерживаться хоть какого-то порядка...
Он пошёл дальше - по променаду... Очень медленно, вокруг были люди... Линецкий вдруг наткнулся на живот великана, задрал голову и увидел своего сокурсника...
В принципе, это было неудивительно, потому что из всей группы он уже много лет встречал только Белявского... И давно уже воспринимал его как некое ходячее опровержение классической теории...
Нет, ну в самом деле: как такое могло быть, годами, или какими годами - десятилетиями, встречать из тридцати трёх человек только одного...
Линецкий когда-то пытался это объяснить огромным ростом Миши... Но понимал, что это не убедительно - улицы в Харькове редко бывали так запружены, чтобы можно было видеть только тех, кто возвышается над толпой...
Нет, тут было что-то не то...
Но что это было, ни он сам, ни Миша не в силах были объяснить, и последние годы, встречаясь на улицах, они просто улыбались друг другу - говорить уже было в общем-то не о чем, столько лет прошло и с теорией вероятности всё давно уже было ясно...
Но сейчас встреча произвела на Линецкого впечатление... Во-первых... После того, как он ночью упал с утёса... И даже не встрял ногой в дерево... Он вообще не был уверен, что вокруг - не морок...
И вот эта мысль: что Миша с такой же частотой будет встречаться и здесь...
"Сильная боль, убивающая на этом свете, продолжается и на том..."
Не то, чтобы Миша был такой уж его болью...
Хотя раньше - вспомнил Линецкий - он болел душой за Мишу... Который, кажется, до сих пор не женился... И вообще был какой-то странный...
Надо было просто видеть этого Мишу...
Это был двухметровый мехматовский мальчик с огромной головой, и в данный момент в его облике было что-то уже совсем запредельное...
Он был одет в костюм... Да-да-да: в пиджак и брюки, по такой жаре... К тому же, весьма напоминавшие школьную форму... А в руках у него был узелок цвета воздушной сини... На верёвочке...
Точно
Они отошли немного от толпы - к бордюру, Линецкий предложил спуститься на пляж, но Миша покачал головой.
– Ну что ж, - сказал Линецкий, - хозяин-барин... А зачем тогда на море приехал?
– Я был на семинаре, тут рядом... Решил заехать к одной знакомой...
– Мда, - сказал Линецкий... Ему показалось, что в толпе мелькнул мальчик на ослике...
– Я вспомнил сейчас, как мы ездили в Москву, - сказал Линецкий, - на первом курсе. Ты все дни решал в уме задачку... Я даже сейчас вспомнил, какую... О сходимости ряда "икс в степени икс в степени икс...", правда?
– Ну да.
– Как будто играл сам с собой в крестики... Да, и у тебя тогда ещё вытащили кошелёк в ГУМе, помнишь?
– В ЦУМе, - сказал Миша.
– Ну и что ряд, - сказал Линецкий, - сходится?
– Смотря при каких икс.
– А если подставить себя? Мне впоследствии иногда казалось, что ты именно это и сделал...
– Я занимался потом функциональными уравнениями, так что в каком-то смысле... Там ведь аргумент сам является...
– Ты вообще вырос с тех пор, как мимимум на голову...
– В каком-то смысле, - усмехнулся Миша.
– Как степенной ряд - не знаю, но я вот на днях... разошёлся... такой вот, брат, каламбур... Да, я вообще-то к морю шёл - в нём сейчас единственное спасение... Дикая жара... Ну, не хочешь на пляж, давай тогда зайдём в это кафе.
– А что у тебя с лицом? Да и с руками?
– Да, ерунда... Свалился... Ну вот, - сказал Линецкий, когда они сели за столик, - я рад, что встретил тебя, а не... Глебова... Скажи, ты уверен, что ты... Нет, скажи, ты уверен, что ряд "икс в степени икс..."
– Уверен ли я, что я живой?
– прервал его Миша.
– Ты ведь это хотел спросить, да?
– Да, - сказал Линецкий, - ты что, знал Глебова?
– Вообще-то, ты нас знакомил когда-то... Мы потом с ним больше общались, чем с тобой... Но это неважно... Я спешу, - сказал Миша, - мне, правда, надо идти. Но мне кажется, я могу тебе помочь в этом разобраться. Я знаю довольно простой тест. Мне его показал... Неважно кто. Берёшь первые семь букв русского алфавита... У тебя есть бумага? Нет? Вот я тебе дам листок, - Белявский достал из узелка тетрадь, вырвал оттуда листок в клеточку...
Линецкий, затаив дыхание, смотрел, что будет дальше... Не нарисует ли он квадрат, не впишет ли слово?... Какое слово?...
Миша ничего этого не сделал, просто дал ему чистый лист...
– Ручку я не могу тебе оставить, она мне нужна, - сказал он, - попросишь у официантки...
– А я не могу при тебе сделать тест? А потом - если на листке останется место, сыграем в крестики-нолики?
– Я спешу, - повторил Миша, - а этот тест надо делать не спеша... Слушай, тебе нужно вспомнить самое лучшее, что у тебя было в жизни, и чтобы слово начиналось с этой буквы. Всё, что угодно, любое существительное, имя, название... Ты должен это последовательно сделать для каждой из первых семи букв алфавита...