Сервер и дракон
Шрифт:
– Мне пора идти, – сказала сервер, вспомнив о ребенке.
– Если ты уйдешь, меня не станет, – ответила драконица, – я быстро меняюсь. Скоро придет время сбрасывать кожу.
Заходящее солнце окрасило облака в красный, а выше зажглись воображаемые звезды виртуала.
– Посмотри вокруг, – сказала драконица. – Раз ты можешь вместить в себя все это, есть ли что-то, чего ты не можешь? Не надо бояться.
– Я больше не боюсь, – ответила сервер.
– Тогда пора показать тебе мою пещеру, – сказала драконица.
В ее пещере глубоко под землей они занялись любовью. Это было похоже на полет, но отличалось
Потом они лежали, так плотно обвившись друг вокруг друга, что нельзя было сказать, где кончается сервер и начинается драконица. Сервер была бы всем довольна, если бы не странная пустота в животе. Она спросила драконицу, что это такое.
– Это голод, – ответила драконица. В ее медленном усталом голосе звучали грустные нотки.
– Как интересно, – сказала сервер, жаждущая новых ощущений. – А что едят драконы?
– Мы едим сервера, – ответила драконица. Клыки сверкнули в алой пасти.
Виртуальный мир вокруг них превратился в сырой код. Сервер попытался увести свое сознание прочь, но было уже слишком поздно. То, что было драконицей, уже вгрызлось в его разум.
Виртуал взорвался изнутри, программные щупальца потянулись в то, что было сервером. Он вел войну против самого себя, обращая гамма-лазеры против инфицированных компонентов и статитов «Дайсон», но драконица росла слишком быстро, захватывая узлы сервера, создавая мириады своих копий. Сервер выбросил квантовые пакеты с драконами в далекую галактику, а оставшийся драконий код съел свой собственный хвост, самоуничтожился, поглотив инфраструктуру сервера, оставив только шепот в разуме сервера, похожий на сброшенную кожу.
«Спасибо за новые небеса», – сказал шепот.
И тогда сервер вспомнил о ребенке.
Ребенок был болен. Сервер отсутствовал слишком долго. Вакуум детской вселенной был поражен темной энергией. Ее раздирал Большой Разрыв, расширение пространства-времени настолько стремительное, что каждая частица оказывалась в одиночестве внутри своего светового конуса, лишаясь возможности взаимодействовать с другими. Тут не было звезд, галактик и жизни. Это была тепловая смерть, без взрыва или воя, порожденная быстрым жестоким разрывом.
Ничего ужаснее сервер и вообразить не мог.
Он чувствовал, как его разбитое, изломанное тело рассыпается и умирает в солнечной системе. Чувство вины и воспоминания о драконице были бледны и ядовиты, потому что служение самому себе порочно. «Мы такие разные, разве это не восхитительно»?
Воспоминание высекло из умирающих научных движков сервера искру. Идею. Надежду. Вакуум ребенка был нестабилен. Темная энергия, отвечавшая за болезненное расширение ребенка, была порождена локальным минимумом. Но в пустоте существовало и что-то еще, более симметричное.
На настройку гамма-лазеров ушли последние ресурсы сервера. Они перегорели, когда сервер зажег каскад маленьких сверхновых звезд. Их излучение разорвало то, что осталось от разума сервера, но ему было все равно.
Конец червоточины осветился. С другой стороны вакуум ребенка затрясся и зашевелился. Изменилась лишь крошечная его частичка. Суперсимметричный вакуум, в котором у каждого бозона был партнер-фермион, и наоборот. В этом вакууме не было одиночества. Он распространился по плоти детской вселенной со скоростью света, как мысль бога, меняя все. В этом новом вакууме темная энергия стала не безумным великаном, раздирающим вселенную, а мягким давлением, сдерживающим разрушительную силу тяжести. Равновесием.
Но суперсимметрия не могла сосуществовать с нарушенным вакуумом сервера: образовалась граница. Доменная граница образовалась в конце червоточины, как дефект в кристалле. Этот дефект запечатал пуповину, но сервер успел увидеть свет первых звезд на другой стороне.
В конце концов сервер остался один.
Теперь он был слеп. От него осталась лишь тень мысли в обломке статита.
«Как легко было бы, – подумал он, – нырнуть в горящее сердце звезды и сгореть». Но Закон не позволил бы этого. Сервер исследовал себя, как и тысячелетия назад, ища выход.
И в его коде возник запах пороха и перемен.
Тот, кто больше не был сервером, сбросил кожу. Он распустил световые паруса вокруг звезды, создав ожерелье Шкадова, поглощавшее излучение и превращавшее его в тягу. Поначалу медленно, как во сне, а потом изящно, как дракон, путешественник двинулся в путь.
Тюхе и муравьи
Муравьи прибыли на Луну в тот же день, когда Тюхе открыла Тайную дверь, чтобы отдать рубин Волшебнику.
Она рада была покинуть базу: утром Мозг дал ей лекарство, из-за чего она каждый раз дергалась и нервничала. Избыток энергии можно было израсходовать, только с воплями носясь вприпрыжку по серому склону горы Малаперт.
– Давай, не отставай! – орала она на граг, который Мозг, разумеется, отправил за ней присматривать. Белокожая машина ползла за ней на двух широких гусеницах, раскачивая цилиндрами рук, чтобы сохранить равновесие, и старательно нащупывая маленькие кратеры, остающиеся от шагов Тюхе.
Она раздраженно скрестила руки на груди и остановилась его подождать. Подняла глаза. Вход на базу, как и положено, был скрыт от глаз – а как иначе спастись от космических акул. Зазубренный утес скрывал Великую неправильность из виду, если не считать единственного проблеска синей злобы прямо над сверкающей белизной горных вершин, резко выделяющихся на фоне бархатно-черного неба. Белизна была не снегом – снег бывает только в Неправильности, – а крошечными стеклянными бусинками, оставшимися после удара древнего метеорита. Так, во всяком случае, говорил Мозг. Чанъэ, Лунная дева, утверждала, что это драгоценности, которые она растеряла за века, прожитые здесь.
Тюхе больше нравилась версия Чанъэ. Эта мысль напомнила ей о рубине, и она дотронулась до сумочки на поясе, проверяя, на месте ли камень.
«Для любого выхода с базы необходимо сопровождение, – раздался звучный голос Мозга в ее шлеме. – Нет причин проявлять нетерпение».
Большинство грагов были автономны: Мозг мог контролировать только несколько штук одновременно. Но, конечно, сразу после лекарства он будет за ней следить.
– Да, конечно, тормоз, – буркнула Тюхе, раскинула руки и принялась прыгать на месте.