Серые братья
Шрифт:
– Вы необычайно милы, Маргарита! – неожиданно произнёс Кагельберг, без всякой уважительности в голосе, и даже слегка развязно. Повисла длинная и очень неловкая пауза, и герцог, с видимым удовольствием переждав её, добавил нечто уж вовсе немыслимое: – Выходите-ка за меня замуж!
На этот раз пауза не затянулась. Встав из-за стола, принцесса решительно произнесла:
– Благодарю за предложение, уважаемый герцог. Но это решительно невозможно.
– Вы мне отказываете? – герцог, казалось, даже повеселел.
– Понятно и твёрдо.
В это время встал и король.
– Нет-нет, ничего. Я никоим образом не обижен… – и прибавил вдруг оглушившую и раздавившую всех фразу: – … Ваше величество!
Он тоже встал и, не обращая внимания на гостей, вышел из обеденной залы. Не объясняясь и не прощаясь. Просто встал и, напустив на лицо равнодушие, вышел.
Исчезли и слуги. Король, королева и дети остались совершенно одни. Подавленные, молчаливые они пошли в единственно возможном для них направлении: в отведённые им гостевые покои. И там, в покоях, все поняли, что они больше не гости: обе комнаты для прислуги были заняты вооружёнными и облачёнными в латы стражниками.
Пройдя под их пристальными взглядами в дальнюю комнату, король остановился, приблизил всех домашних к себе и обнял.
– Если герцогу известно, кто мы, – сказал он, – то ему известна и назначенная за нас сумма. Теперь он передаст нас в руки моего двоюродного брата. Вот и случилось самое страшное.
Король говорил об очевидном, но он был не прав.
Утром в покои вошли стражники. Короля, королеву и мальчика они оттеснили в спальный альков, а Маргариту, заключив в некое подобие коридора, устроенного из двух параллельно склонённых копий, увели.
Бледная, с замершим сердцем, вошла принцесса в знакомый обеденный зал.
Герцог завтракал. Он жестом пригласил её сесть, и она, секунду помедлив, присела.
– У меня есть к вам предложение, моя милая Маргарита, – сказал он, смуглыми сильными пальцами разрывая истекающего жиром цыплёнка.
– Я вчера уже ответила вам…
И тут Маргарита взглянула на герб над камином – и дико вскрикнула. Щита с гербом там больше не было. На его крюке, в петле из грубой колючей верёвки висела их служанка Луиза. Всё поплыло перед газами принцессы. Отчаянным усилием она вцепилась в край стола. Откуда-то издалека до неё доносился голос хозяина замка:
– О, я помню, что вы ответили. О вчерашнем, принцесса, нет больше и речи. Сейчас я предлагаю вам быть моей наложницей. Рабыней. Вы не должны сметь разговаривать со мной и смотреть на меня. А я буду водить вас за собой на цепи. Живую принцессу. Забавно!
Маргарита, не в силах поверить услышанному, подняла на него взгляд.
– Вам понятен смысл моего предложения? Тогда дайте ответ. Немедленно. Вы согласны стать моей личной рабыней?
«Больше достоинства, Маргарита, – шептала принцесса, с усилием поднимаясь с краешка массивного стула, – больше достоинства…» Встав, она обеими руками оперлась на спинку стула и, пересиливая дрожь и хлынувшие на лицо слёзы, проговорила:
– Вам судья – Бог!..
– Так вы согласны? – уточнил герцог, перестав на секунду жевать.
– Нет…
– Что ж. Я образованный человек, и понимаю, что «нет» – это «нет». Составьте-ка мне компанию. Я после завтрака всегда гуляю в саду. Ну? Вы пойдёте сама, или вас придётся снова вести между копьями?
Прогулка длилась минут двадцать, не больше. В полном молчании. Они уже возвращались назад, в залу с камином, когда Кагельберг произнёс:
– Вы отдышались, принцесса? Вам полегчало? Я рад. Хочу сделать вам новое предложение. Смысл остаётся прежним – наложница и рабыня. Только не у меня, а у дворовой прислуги. У садовников, конюхов. Как, кстати, зовут вашего младшего брата?
С этими словами он вошёл в арку обеденной залы, и следом вошла Маргарита, но, едва сделав шаг, она рухнула на пол, как застреленная. Лицо её из бледного сделалось совсем восковым, а дыхание – неуловимым. Герцог, рассмеявшись довольным, громким и чистым смехом, перевёл взгляд с упавшей принцессы на крюк, где теперь вместо Луизы висели, тесно соприкасаясь, вчерашние гости молодого герцога: король и королева.
Слуги очень старались, и спустя четверть часа Маргарита, облитая неоднократно водой, с натёртыми солью висками сидела на прежнем стуле. Её била крупная дрожь, и ей всё время давали нюхать уксус. Наконец, заплетающимся языком, вздрагивая, громко и отрывисто она проговорила:
– Зверь! О, зверь! Зачем вы не предупредили меня? Я согласна! Я на всё была бы согласна!
– Наша игра была бы не столь напряжённой, – спокойно пояснил герцог, обнажая ровные зубы в приветливой, доброй улыбке. – А так – нам всем будет что вспомнить!
Привстав, он нашёл между приборами фруктовый маленький нож и принялся срезать им кожицу персика. Затем покачал перед собой длинной розово-красной полоской, закручивающейся в спираль, и спросил:
– Моё третье предложение вы помните? Итак, ваш ответ.
– Ответ очевиден, – медленно произнесла Маргарита. – Дайте мне лишь немного собраться с силами.
– Охотно предоставляю вам такую возможность, – кивнул Кагельберг. – Понимаю. Такой ответ дать очень непросто.
А Маргарита, встав, снова оперлась о спинку стула и, стараясь не смотреть туда, где вчера висел герб, прошептала:
– Больше достоинства… Больше достоинства…
– Итак? – поинтересовался, откидываясь на своём троне, герцог. – Пришла ли минута, когда эти прелестные губы произнесут роковые слова?
– Пришла, – отрешённо взглянула ему в глаза Маргарита.
Она чуть склонилась, быстро взяла из своего прибора тонкий фруктовый нож и, уперев его (герцог оглушительно закричал и вскочил) черенком в край стола, упала грудью на лезвие.
Старая сказка
На маленьком сыне короля была грубая, прохудившаяся во многих местах одежда. Медленно поворачиваясь с тяжёлой деревянной лопатой, он убирал в конюшне лошадиный навоз. Тело его было покрыто синяками и ссадинами, но руки окрепли, а на лице вместо дворцовой аристократической бледности алел здоровый румянец. К слову сказать, кормили его сносно.