Серые волки, серое море. Боевой путь немецкой подводной лодки «U-124». 1941-1943
Шрифт:
— Наверное, потому, что это запрещено, — нехотя ответил Раудзис. — Конечно, ты не хотел, чтобы их бросили умирать в океане. И никто этого не хотел, а больше всего командир. — Он пожал плечами. — Но ведь идет война. И ты тоже должен привыкнуть к этому.
Рафальски поднял на него глаза:
— Наш командир хорошо знает свою команду. Он знает, что парни всегда и во всем заодно с ним на тысячу процентов. У него все будет в порядке. А тебе советую не вмешиваться в его дела.
— Ты что, не знаешь, что Вильгельм и так нарушил
Рафальски коротко рассмеялся:
— Попробуй объяснить Большому Льву, что, мол, господин адмирал, я потерял лодку и угробил свою команду только потому, что остановился для оказания помощи трем англичанам на плоту, а он в ответ: «Я понимаю все это, а как они оказались на этом плоту?» — «А они оказались там потому, что я поднял на воздух двумя торпедами их судно». Звучит дико, не правда ли?
Матрос потряс головой.
— Для меня это звучит как бред сумасшедшего.
Раудзис рассмеялся и похлопал его по плечу:
— Не бери в голову. Ты еще привыкнешь ко всему этому. И если будешь хорошим парнем и ни одна глубинная бомба не найдет тебя, то, считай, тебе повезло и все это быстро забудется, ты вернешься домой и будешь жить счастливо и долго.
— Кессельхайм, — раздался голос командира, — я не могу найти свою вторую перчатку. Вы не видели ее?
— Я сейчас приду, — ответил ему Кессельхайм.
Он порылся в рундуке командира, и через несколько минут принес в центральный пост найденную перчатку.
— Она завалилась в ваши сапоги, — пояснил Кессельхайм, заметив озадаченный взгляд командира, и отдал ему перчатку. — Может, принести вам чашечку кофе, господин капитан-лейтенант?
Шульц покачал головой.
— Он сегодня очень вкусный и горячий.
— Ну хорошо, — согласился командир, — принесите. Я выпью его прямо здесь.
Через несколько минут Кессельхайм вернулся с чашечкой кофе и толстым куском торта.
— Смути шлет вам это, — сказал он. — Он только что приготовил его. Видите? Он еще теплый.
Командир улыбнулся:
— Спасибо, Кессельхайм. И передайте мою благодарность коку.
Уже через несколько дней Шульц окончательно избавился от депрессии, которая одолевала его с момента встречи с людьми на плоту. Он сделал то, что должен был сделать любой на его месте. С одной стороны, нарушил указания начальства, остановив лодку, чтобы оказать помощь гибнущим людям, а с другой — оставил их одних в океане на произвол судьбы. Но все это давно закончилось.
Было 16 часов 18 минут, когда впервые за долгое время на горизонте снова появился корабль. Шульц взял новый курс и начал осуществлять долгую и требующую большой точности задачу по приведению лодки в положение атаки.
Транспорт, теперь уже предупрежденный о грозящей ему опасности, изменил курс и попытался уйти от преследования, совершая противолодочное маневрирование. Одновременно он подал сигнал на волне 600 метров о том, что его атакует субмарина, и сообщил свое название: «Марлена».
Сумерки ухудшили видимость, поэтому Шульц приказал всплыть и начал преследование, чтобы попытаться все-таки достать его торпедой. Потребовалось еще три часа, чтобы представилась наконец возможность выстрелить в него торпеду.
— Попала! — закричала хором вся вахта на мостике.
Торпеда взорвалась в средней части судна, прямо под ходовым мостиком. Казалось, оно вздрогнуло, когда низкий гул взрыва раздался над поверхностью моря, но судно продолжало держаться на плаву. Шульц с нарастающим нетерпением ждал момента его погружения. Он провел уже семь часов в погоне за ним, и ему начинало казаться, что оно все еще оставалось живо по какому-то волшебству.
Стерев пот, стекавший ему на глаза, он поднял бинокль, чтобы посмотреть на темную массу, неподвижно лежащую на поверхности моря.
— Третий аппарат… пли! — скомандовал он охрипшим от усталости голосом.
Торпеда поразила судно в районе задней мачты, и все, находящиеся на мостике, с напряжением ждали момента его ухода под воду. Но несмотря на две зияющие пробоины в его борту, судно чудесным образом все еще оставалось на плаву.
— Господин каплей, — окликнул его Мор, продолжая внимательно изучать в бинокль окрестности.
Посмотрев в указанном первым вахтенным офицером направлении, Шульц заметил контуры какого-то длинного предмета на спокойной поверхности моря. Он озадаченно посмотрел еще раз на торпедированное судно.
— Древесина, — наконец пробормотал он. — Ну конечно, древесина.
Только теперь он внезапно понял, почему до сих пор не утонуло судно.
— Груз досок! — сказал Мор. — Вот в чем дело.
Командир мрачно кивнул:
— Оно не утонет, но, клянусь Богом, обязательно сгорит.
Он вызвал на палубу расчет орудия и приказал расстрелять неподвижное судно зажигательными снарядами.
«Марлена» загорелась и вскоре вся была охвачена пламенем. Однако уже скоро пожар начал затухать, оставив лишь отдельные очаги горения на темном корпусе судна.
— Проклятье! — почти про себя пробормотал командир, протирая глаза тыльной стороной ладони. — Придется израсходовать еще одну рыбину, Мор.
Нахмурив брови, Мор тоже наблюдал за этим зрелищем.
Несчастный, покинутый экипажем корабль, бросающий на поверхность моря отсветы тлеющей древесины, все еще боролся за право оставаться на плаву.
Лодка вздрогнула, когда четвертая торпеда вышла из трубы. Она угодила прямо под штабели досок на палубе лесовоза, и высокая водяная завеса поднялась над судном.