Серые волки, серое море. Боевой путь немецкой подводной лодки «U-124». 1941-1943
Шрифт:
Не зная ни номера лодки, ни имени ее командира, он мог основывать свои поиски только на том факте, что на рубке лодки был изображен цветок эдельвейса, который он ошибочно принял то ли за изображение солнца, то ли цветка подсолнечника. Располагая лишь такой скудной информацией, он, тем не менее, сумел вычислить имя Шульца и найти его адрес в Гамбурге. Он написал ему письмо, спрашивая, не тот ли он самый Шульц, командир подлодки, который потопил «Твид», а затем спас его и его товарищей.
Когда Шульц подтвердил его догадки, Бейкер пригласил его с супругой посетить его в Пуле. Вот
Это была странная и в то же время радостная встреча. Акт милосердия, который хоть на мгновение отодвинул в сторону войну, чтобы спасти жизнь потерпевших кораблекрушение моряков, тронул сердца жителей Пула, которому за сотню лет своего существования пришлось свыкнуться с опасностями и тяготами войны.
От Бейкера Шульц узнал, что внезапный разворот «Твида» в сторону его лодки, который так встревожил его в тот момент, был всего лишь результатом потери управления судном. Его торпеда разрушила рулевое устройство корабля, и этот непроизвольный маневр не имел ничего общего с атакой на лодку.
Шульц также узнал о судьбе трех других англичан, которые благополучно пережили гибель «Умоны» для того, чтобы после нее пройти суровое испытание на ветхом плоту. Человек, получивший травму головы, умер несколько дней спустя, а двое других достигли африканского побережья после девятнадцати ужасных дней плавания в океане. Оба они — Эдвард Эллиот и Ф. Витаут — написали благодарственное письмо Шульцу после окончания войны. Без провизии, которой их снабдил Шульц, они наверняка не выжили бы.
Незадолго до того, как «Твид» затонул, его радист успел послать сигналы бедствия. Однако радистам «U-124» не удалось уловить никаких ответов на эти призывы.
Возможно, эти сигналы поймал самолет и дал ответ на них, но возможно, также и то, что это был просто рутинный вылет на патрулирование. Во всяком случае, он первый обнаружил подлодку и пошел на нее в атаку со стороны солнца.
— Самолет!
Вернер Хенке, несший вахту на мостике, решил, что для погружения времени уже не осталось и будет лучше увернуться от первых бомб.
Однако он не оценил инициативности стармеха, находившегося в это время двумя палубами ниже. Как только Бринкер услышал тревожное сообщение с мостика, он осуществил аварийное погружение.
И пока Хенке пребывал в нерешительности, двое других вахтенных (хорошо знакомых с нравом Бринкера) мгновенно спустились в люк, не ожидая приказа. Последний из них буквально сгреб вахтенного офицера в охапку и торопливо втолкнул его, сопротивляющегося, в люк.
Хенке, сконфуженный и потерявший равновесие, шлепнулся, как куль, на палубу центрального поста. Он вцепился в трап, чтобы не упасть, когда лодка с дифферентом 20 градусов внезапно пошла на погружение.
— В чем дело? — поинтересовался Мор, громко смеясь при виде Хенке, ползущего по наклонившейся палубе. — Пора бы привыкнуть к бринкеровской манере погружения!
— Я сломаю шею этому проклятому стармеху, — ворчал Хенке.
Бомба взорвалась выше их, но с такой силой, что ударная волна от нее сбила с ног всех находящихся в центральном посту.
Электродвигатели внезапно остановились, свет погас, со звоном разбился какой-то прибор, а осколки разбитого стекла просвистели по отсеку, как шрапнель. Все, что не было надежно закреплено, повалилось со своих мест, когда сила взрывов достигла своей максимальной силы. Сильное сотрясение привело к заклиниванию в носовой трубе одной из торпед, причем с такой силой, что ее так и не удалось вытащить оттуда, пока лодка не вернулась в базу.
Бомбы упали именно там, где мог бы оказаться нос лодки, если бы не большой угол дифферента на нос при погружении и на расстоянии столь близком от нее, что она вот-вот могла разрушиться.
Поскольку электродвигатели не работали и лодка потеряла ход, ее горизонтальные рули оказались совершенно неэффективными, и Бринкер дифферентовал ее командами: «Всем в нос» и «Всем в корму», перемещая по длине вес экипажа так, чтобы удерживать субмарину в горизонтальном положении.
Старший машинист Люфт, знавший свои электродвигатели, как домашняя хозяйка знает свою кухню, занялся их ремонтом при тусклом свете аварийного фонаря. Его умение ладить с машинами дало эффект — они заработали к тому моменту, когда Бринкер выровнял лодку.
Снова вспыхнуло освещение, демонстрируя разруху, воцарившуюся в центральном отсеке. Битое стекло и куски изоляционной пробки устилали палубу, а воздух был пропитан запахом взрывчатки, хотя корпус остался цел. Об этом феномене Кессельхайм уже слышал от других подводников, хотя не хотел этому верить.
Перечень потопленных судов непрерывно ширился по мере того, как лодка продолжала свою охоту, выводя из строя входящие и выходящие из Фритауна суда. Движение вражеских судов было очень оживленным, и, хотя лодку все время держала в напряжении авиация противника, она, тем не менее, продолжала топить одиночно движущиеся суда и корабли противника торпедами и убийственным огнем палубного орудия, пока не были полностью исчерпаны все боеприпасы.
Случайно оказавшиеся на ее пути суда нейтральных стран, как, например, испанское «Эль монтегилло», лодка вначале незаметно сопровождала, затем, после опознания, отпускала восвояси. Корабли и суда не нейтральных стран, такие как, например, голландский «Актиноус», обычно успевали вовремя увернуться от выпущенных торпед. И могли после этого беспрепятственно продолжать свой путь, иногда сообщая о нападении по радио другим судам. Все вражеские суда, как правило, следовали противолодочными зигзагами.
13 апреля «U-124» снова пошла к Лорьяну. Однако несколько дней спустя мысли о доме и отпуске были выброшены из головы после привычного крика с мостика:
— Вижу корабль!
Вскоре после начала погони лодка была вынуждена погрузиться из-за появления самолета.
— Думаю, он заметил нас, — с досадой проворчал Шульц, сидящий в тесной рубке у перископа. — Через минуту еще раз взгляну на него, если мы не услышим бомбовых взрывов.
Вилли Кляйн, стоящий рядом на руле, повернулся в его сторону и сказал: — Вы помните, господин капитан-лейтенант, прошел ровно год с того момента, как одна такая пчелка ужалила нас?