Серые волки, серое море. Боевой путь немецкой подводной лодки «U-124». 1941-1943
Шрифт:
Вечером 15 декабря, находясь в 700 морских милях от Тринидада, лодка установила контакт с конвоем, идущим в западном направлении, о котором еще за четыре дня до этого сообщил командир подлодки Ганс Эккерман.
Уже за полночь Мор сумел проникнуть внутрь походного ордера конвоя. Он выпустил залпом две торпеды в эскортный миноносец, охранявший конвой с правого фланга, однако высокоманевренный и быстроходный корабль сумел увернуться от торпед. Но зато «U-124» была уже внутри конвоя. Мор разглядел 6 высоко сидящих в воде судов, идущих в балласте, 4 из них были танкерами. Их охраняли 5 эсминцев.
Мор торпедировал два из этих судов с интервалами в две минуты.
Выйдя из ордера конвоя, Мор перезарядил торпедные аппараты. Но когда снова попытался проникнуть внутрь конвоя, его обнаружил самолет, и ему пришлось срочно погрузиться, и восстановить контакт с конвоем уже не удалось.
Все еще следуя в западном направлении, Мор заметил еще один небольшой конвой, состоящий только из танкеров. Мор резко развернулся вправо и пошел вперед полным ходом.
Но не успела его лодка начать разворот, а гребные винты сильнее врезаться в толщу воды, как машины забила дрожь и они стали работать с перебоями, обороты резко снизились.
— Командир вызывает стармеха! — крикнул Мор в открытый люк.
Снизу в люке показалось лицо Субклева.
— Стармех слушает!
— Что случилось?
— Дизель правого борта вышел из строя. Намертво. Дизелю капут.
— О дьявол! — прорычал Мор, видя, как уходят танкеры. — Отбой атаке. Отойти от боевых постов!
Субклев и его команда работали всю ночь и только к утру сумели привести машины в рабочее состояние. Лодка возобновила движение в сторону запада, а командир и стармех терялись в догадках, как долго смогут проработать машины до очередной поломки.
— Командира на мостик!
Мор и Субклев находились в кают-компании, попивая кофе, когда этот доклад прозвучал внутри лодки через внутреннюю трансляцию.
Минутой позже Мор был уже на мостике, изучая едва заметные линии на горизонте, которые, как оказалось, были надстройками корабля. Потребовалось все послеполуденное время, чтобы привести лодку, располагавшуюся впереди по курсу обнаруженного грузового судна, в позицию атаки. К этому времени судно было едва различимо в наступивших сумерках. Мор приказал погрузиться, чтобы подождать, когда оно выйдет на пересечение с курсом лодки.
Однако пока он вел расчеты, судно включило ходовые огни и осветило опознавательные знаки нейтрала.
— Отбой. Отойти от боевых постов, — приказал Мор. — Это нейтральное судно.
Лодка всплыла, и люди на ходовом мостике могли видеть, как удаляется это судно.
Неисправность машин оказалась более чем мизансценой этого похода. Останавливающиеся сами собой машины, часами отказывающиеся работать, не только стоили лодке потери большого числа потенциальных жертв торпедных атак, но и ставили подчас и саму субмарину на грань гибели. Над ней с тревожной частотой все чаще пролетали соединения бомбардировщиков, успешно избежать преследования которых могла только совершенно исправная подлодка.
Но, несмотря на преследующие ее трудности, «U-124» продолжала топить суда противника. Как и всегда, на борту отпраздновали Рождество, получив поздравления как из штаба флотилии, так и от Ахиллеса — командира другой лодки, находившейся где-то поблизости.
Несколькими днями позже, уже после Рождества, когда лодка находилась всего лишь в нескольких милях от побережья Тобаго, Мор принял решение приблизиться к Тринидаду. С наступлением темноты Субклев занялся доливкой дистиллированной воды в аккумуляторные батареи, чтобы поддержать их работоспособность,
Мор тут же подал команду на всплытие. Понадобилось не менее двенадцати часов, чтобы как следует провентилировать лодку.
— Чего еще нам ждать? — пробормотал Мор, явно разочарованный и выведенный из равновесия всеми этими происшествиями.
Поломки машин преследовали их с момента выхода из Бискайского залива, расстраивая одну атаку за другой.
Субклев пожал плечами:
— Я бы лично пристрелил негодяя, который испортил топливо. Вот уж действительно в этом походе мне платили жалованье не зря.
Мор посмотрел на него и улыбнулся. «Вот уж что верно, то верно, — подумал он. — Бедный стармех провел за этот поход столько ремонтных работ на своих дизелях, сколько другим не приходилось проделывать за несколько походов».
— Ну и что вы думаете по этому поводу? — спокойно спросил его Мор. — Выдержат они оставшуюся часть похода?
— Не знаю, — честно признался Субклев. — Будь у нас качественное топливо, мы могли бы выбросить эту гадость за борт. Но нам не остается ничего иного, как и дальше жечь ее в дизелях. А это приводит к разрушению машин, которое идет быстрее, чем мы успеваем устранять его последствия. — Он сделал паузу. — Но я, конечно, понимаю и ваше положение, господин капитан-лейтенант. Вам просто следует более бережно относиться к машинам. Я со своей стороны постараюсь сделать все, чтобы вы могли проводить атаки. Но уж если я их останавливаю, то, значит, без этого просто невозможно обойтись. Нельзя бесконечно насиловать машины, иначе нам придется добираться домой вплавь.
— Все правильно, механик, — согласился Мор. — Вы хозяин в дизельном отсеке.
Возможно, Мор при этом вспомнил слова Шульца: «Вы должны слушаться вашего стармеха».
У Субклева не было знаний Шульца в механике, однако Бринкер преуспел в воспитании в нем сознания того, что машины, в отличие от людей, не следует заставлять переходить границы возможного, ибо в противном случае не избежать крупных неприятностей. Кроме того, Мор научился полагаться на Субклева так же, как в свое время полагался на Бринкера. В сущности, ему было совершенно все равно, толкали ли лодку вперед дизели, электромоторы или какая-нибудь волшебная сила, поскольку на борту был старший механик, который умел обращаться с этой силой.
Состояние машин «U-124» в тот момент, наверное, заставило бы какого-либо другого командира усомниться в возможности продолжать выполнение задач патрулирования, но не таков был Мор с его стальными нервами и неизменным чувством юмора. И если он иногда и чувствовал себя загнанным в тупик или был чем-то раздражен, никогда не выказывал этого окружающим.
И именно благодаря его усилиям, его выдержке и стойкости члены экипажа не испытывали чувства отчаяния и бесполезности усилий. Несмотря на то что они постоянно находились достаточно близко от берега — часто он был виден невооруженным глазом, — он позволял экипажу как можно дольше находиться на открытой верхней палубе, когда лодка лежала в дрейфе в связи с ремонтом машин. Это давало людям возможность хотя бы на время избавиться от удушливой тесноты внутри лодки. К тому же без исправных дизелей они оказывались беспомощными перед лицом возможной атаки противника, поэтому не имело особого значения, находились ли люди на боевых постах или валялись на верхней палубе, предаваясь приятному сну на солнышке и свежем ветерке. И все это притом, что в таких случаях обнаружение их противником было равносильно их гибели.