Серый мир
Шрифт:
— Клятву я принесу, — повернув голову и посмотрев ей в глаза, уверенно произнес я. — А вы? Вы меня излечите?
— Скажу честно — попробую. Случай у тебя непростой, я такой порчи еще не видела. Я не понимаю, почему ты еще жив. Митяя я уже послала, он принесет все необходимое, твоих денег и автоматов едва хватит на все нужные для лечения ингредиенты.
— Проще было дать ему умереть, — проскрипел старушечий голос в углу.
— И вам, бабуля, долгих лет жизни и крепкого здоровья, — не остался в долгу я.
На улице прогромыхали чьи-то шаги, и в баньку ввалился медведь, вернее, мужчина огромных размеров, банька, и без того маленькая, сразу показалось еще меньше. На вошедшем был одет легкий бушлат, под ним свитер. Шапки на голове не было, хотя с такой густой и длинной шевелюрой он мог не бояться застудить голову. За спиной великана маячило испуганное лицо Митяя.
— Клавдия, тебе кто давал право распоряжаться общинными запасами стратегического значения? — пробасил великан.
— Петр, ты не забыл, что это лично мои камни и травы? — сухо ответила целительница.
— Ну и что, что нашла их ты, но тратить их на чужака я не дам! — Великан, коротко размахнувшись, влепил кулаком в бревенчатую стену бани. Стены содрогнулись, как будто в них попал снаряд.
— Эй, поосторожней! — запричитала старуха. — Ты, бугай окаянный, еще мне баню развали. Размахался своими кулачищами.
— Этот чужак, как ты выразился, может спасти моего сына, заменив его собой на каторге, — парировала Клавдия. — Или ты хочешь сказать, что мой сын — тоже чужак?
— Не хочу я такого сказать. Чего ты начинаешь? Сын твой не чужак, это и ежу понятно. Помощь, может, какая нужна? — явно смутился великан.
— Все, что нужно, у меня есть, все зависит от того, переживет он эту ночь или нет, — сказала Клавдия. — Вон баба Нюра мне поможет. А ты, Петр, иди, не надо тебе на это смотреть.
Большой человек Петр вышел, а на пороге возник Митяй с большой холщовой сумкой в руках, он подошел к столику и начал выкладывать на стол все, что было в сумке. Клавдия начала рисовать мелом на полу какие-то символы.
— Митя, запомни: когда мы закончим, баньку придется сжечь, — громко, так чтобы услышала и баба Нюра, сказала Клавдия. — А сейчас иди, запарь травы.
— Как это баньку сжечь? — удивленно ахнула вредная старуха, — Клавка, ты с ума сошла, не дам баню жечь!
— Баб Нюра, успокойся, сын вернется, он тебе новую баню поставит, лучше старой, так что ты еще и в выигрыше останешься, — устало произнесла Клавдия. — Все, хватит говорить, пора начинать!
Все, что дальше со мной происходило, я помню урывками и очень смутно. Вначале мое тело стащили на пол и расположили его в центре рисунка, нарисованного мелом на полу. Клавдия взяла у меня из вены кровь и с помощью этого же шприца полила линии рисунка моей кровью, потом я потерял сознание. В те моменты, когда сознание возвращалось ко мне, мне казалось, что мое тело стало невесомым. Нет, не так, тело осталось лежать на полу, а я парил над ним, как воздушный змей парит в потоке восходящего горячего воздуха, так и мое сознание парило в потоке энергии, которая наполняла внутреннее пространство старой бани. Хотелось взмыть выше, лететь быстрее, а не парить на одном месте, но что-то меня держало, как воздушного змея держат за натянутую бечевку, так и мне что-то мешало оторваться от моего тела и взмыть в потоках восходящей энергии. Но даже этот небольшой полет давал ощущение свободы. Безграничной свободы, как будто я стал частью чего-то огромного и светлого, все вдруг встало на свои места. Я понял, что должен делать и для чего существую. Мне нужно только одно — ощущать стремительную силу потока, быть частью его. Пусть хоть маленькой частичкой, пусть такой медленной и неуклюжей, но лететь, стремиться вперед, быть частью целого. Поток вдруг как-то резко, рывком, стал быстрее, а я поднялся еще выше, почти под потолок бани. Теплые струи энергии, наполнявшие каждую клеточку моего сознания, стали горячими, вначале это было приятно, но становилось все горячее. А потом пришла боль. Боль! Я все так же продолжал лететь вперед, но поток вокруг меня был уже не теплым, как божественная нега. Нет, теперь он был подобен огненной лаве. Он был до того горячим, что на какое-то мгновение мне показалось, что на самом деле он обжигает не огнем, а холодом. Жутким холодом, как из космоса, когда мгновенно замерзшее мясо начинает отваливаться от костей.
Яркая вспышка — и темнота. Нет больше потока. Боли тоже нет. Есть только темнота и пустота. Я всегда знал, что у пустоты обязательно чёрный цвет. Чёрный-чёрный. Чернее ничего быть не может. В этой пустоте я окончательно и растворился. Я перестал быть собой. Я сам стал пустотой. Я умер.
Когда я открыл глаза, то вначале даже не понял, что передо мною. Как будто я смотрю на кусок дерева через увеличительное стекло: вот видны древесные волокна, а вон там, с краю этой деревяшки, видны следы пребывания древоточца, все было настолько крупным, что казалось, что кто-то просто увеличил обычную деревянную доску в сотни раз. Я попытался пошевелить рукой, мне хотелось пощупать то, что я вижу, может, я просто сплю и это сон. Резкая боль в руке заставила меня сморщиться, а когда я опять посмотрел перед собой, то видение прошло. Я лежал на кровати, и надо мной был обычный дощатый потолок, который есть в любом крестьянском доме. В целом, я чувствовал себя нормально, присутствовала общая слабость, но голова была ясная, и особо ничего не болело, только рука сильно затекла и пульсировала, оттого что я ей начал шевелить, по жилам побежала кровь.
Нашел в себе силы и поднялся с кровати. Но не стал слезать на пол, а наоборот, встал на кровать и начал внимательно рассматривать доски потолка. Так и есть, вот ярко выраженные древесные волокна, а вот и дырочки от жуков-древоточцев. Интересная у меня галлюцинация только что была?! Я смог рассмотреть миллиметровую дырочку на расстоянии в пару метров, да еще и в темном помещении. Попытался пару раз сфокусировать зрение, но ничего не получилось, сверхзрение не возвращалось.
— Что, ищешь крюк, на котором повесишься? — раздался скрипучий голос бабы Нюры.
— До чего вы, бабушка, добрый человек, прям мать Тереза, — огрызнулся я. — Долго я в отключке провалялся?
— Нет, кто тебе даст в отключке валяться? Клавдии надо сына вызволять. Она все сделает, чтобы тебя сегодня к вечеру в Краснознаменск доставили. Завтра утром её сына отправят по этапу.
— К вечеру так к вечеру! Мне бы с вашим старостой поговорить, ну или кто у вас тут самый главный в вашей деревеньке?
— Здоровый такой бугай. Ты его видел. Петром кличут, — ответила вредная старуха. — Он у нас и староста, и воевода, и завхоз. Во дворе стоит, ждет, когда ты проснешься. Поговорить с тобой хочет насчет сына Клавдии. А ты и вправду вместо него на каторгу поедешь? Зачем тебе это?
— Я так понимаю, что долг у меня теперь перед матерью этого вашего каторжанина, — усмехнулся я. — А долги надо отдавать. Если бы вы меня не исцелили, то, скорее всего, я бы уже разлагался. Правильно?
— Так-то оно так, но я так понимаю, что тебе самому надо было в Драконьи горы, — прищурилась бабка, глядя на меня. — А тут так удобно все получилось: и в горы попадешь, и от порчи смертельной тебя излечили.
— А с чего это вы, бабушка, решили, что мне нужны Драконьи горы? А? — настороженно спросил я. — Добром за добро решил отплатить. Грех с души снять. А вы меня в чем-то лихом подозреваете!