Серый волк, белый конь
Шрифт:
— Ты…
— Оборотень, — кивнул мужчина. — Волк. Не называй меня больше собакой, бесит — жуть.
— И что, кто-то ведется на такое? Фанатки «Сумерек»? Деньги в кошельке, в сумке, заначка в хлебнице. Бери и сваливай.
Мужчина повел плечами, а потом вдруг сжался, перевернулся — и возле холодильника уселся волк. Он подмигнул Ладе желтым, как Луна, глазом, а потом свернулся в клубок и, выпрямившись, снова превратился в мужчину.
— Я Волк. Серый Волк.
— А я Лада, — машинально кивнула девушка. Она встала, открыла кухонный шкафчик, достала зеленоватую бутылку мартини
Волк с интересом наблюдал, как она шумно втянула воздух, уткнувшись в локоть, мотнула головой.
— А знаешь что, махани-ка ты еще грамм сто. У тебя впереди немало потрясений.
Лада мрачно на него посмотрела, закусила сосиской, галантно протянутой Волком.
— Ты будешь меня кусать? — прохрипела она, промокая заслезившиеся глаза.
— Нет, — оборотень хищно улыбнулся, выступающие клыки сверкнули. — Я буду обращаться с тобой очень нежно и бережно.
— С чего это вдруг?
— Ты единственная незамужняя царевна на всю округу.
Лада недоверчиво посмотрела на мужчину и расхохоталась.
— Зря смеешься, Ладушка, — нисколько не смутился он. — Сейчас царевну днем с огнем не сыщешь. Очень быстро разбирают. Расскажи лучше, почему ты до сих пор не вышла замуж?
— Вышла один раз, да вернулась, — огрызнулась девушка.
— Подожди… Ты в разводе?
— Ага. Разведенные царевны не вписываются в твою картину мира?
Волк нахмурился, потом махнул рукой.
— Пойдет.
— Чего тебе надо?
Оборотень уселся на табуретку, облокотился на стол, смахнув с него несуществующие крошки.
— Помощь нужна.
— А с чего мне тебе помогать?
— Потому что ты добрая и отзывчивая, как все царевны.
— Ха-ха! Тебе показать, где дверь, или сам, по запаху найдешь? — засмеялась Лада.
— Ладно. Ивана-царевича заколдовала злая ведьма, ты его расколдуешь, а он на тебе женится. Получишь классного мужа и царство в придачу. Как тебе расклад?
Лада помыла румяное яблочко, задумчиво захрустела.
— Классный, говоришь?
— Настоящий царевич! Красивый, умный, добрый, все дела.
— Конь — его?
— Ага.
— Конь мне понравился.
— Дорога дальняя, так что на нем поскачешь.
Лада вспомнила сон, в котором она обнимала шелковистые бока, чувствуя бедрами быстрое биение сердца…
— И царство приличное, — добавил Волк. — Подданные, сокровищница, власть. Наряды-балы.
— А если твой Иван мне не понравится? Говоришь, красивый?
— Ага, златые кудри, уста сахарные…
— Буэ, — скривилась Лада.
— Всем нравится, а тебе, видишь ли, буэ! — возмутился Волк.
— Не мой типаж твой царевич, явно!
Волк вскочил и заходил туда-сюда по маленькой кухоньке.
— В общем, так. Если Иван тебе не понравится, в чем лично я сильно сомневаюсь, то никто тебя неволить не станет. Он тебя вознаградит, златом осыплет и отправит домой.
— Злато мне лишним не будет, — задумалась Лада. — Ипотеку бы выплатила… В отпуск съездила. Но все равно мой ответ — нет! У меня голова не только для красоты, я ей иногда думаю. Ответь честно — у нас ведь не увеселительная прогулка намечается?
Волк затих, нахмурился, подвинул к себе хрустальную салатницу с конфетами. Лада молча наблюдала, как оборотень высыпал конфеты на стол, положил в салатницу сосиску, намотав на ее обгрызенный кончик блестящий конфетный фантик.
— Это что за инсталляция? — не выдержала Лада.
— Это Иван, — представил Волк сосиску. — Вот так он лежит. В хрустальном гробу. Один-одинешенек. Уже почти три года. Ветер раскачивает золотые цепи, на которых висит гроб, и они жалостливо скрипят, словно старуха плачет. Наверняка Ивану холодно, и неизвестно, какие кошмары снятся молодому, красивому, сильному мужчине, созданному для подвигов, счастья и любви, чья жизнь превратилась в мертвый сон.
— А фантик? — уточнила Лада.
— Корона. Символически.
Девушка оперлась подбородком на ладонь. Сосиска выглядела так одиноко и печально в хрустальной салатнице, что Лада не выдержала.
— Ладно! Где там твой Ваня? Поцеловать его надо или что?
— Вот это другой разговор, — обрадовался Серый. — Я ведь знал, что ты добрая. По-другому и быть не могло!
Лада вздохнула, развернула конфету и, отправив ее в рот, укрыла сосиску фантиком, как одеялом. А Волк открыл шкафчик и вытащил оттуда початую бутылку мартини.
— Мне хватит, — покачала головой Лада.
— А это и не тебе, это Бабе Яге. С пустыми руками к ней не ходят.
Лада вышла на улицу следом за Волком, застегнула пуховик. Хорошо, что она решила одеться потеплее — на нее дохнуло сыростью, промозглый осенний вечер опустился на город Круглые желтые фонари не разгоняли темноту, а лишь отодвигали ее в сторону, и казалось, что за дорогой темень совсем уж непроглядная, густая, как мазут.
Волк запретил ей брать с собой что-либо из вещей. Сказал — таможня не пропустит. Какая таможня в сердце России? Девушка замедлила шаг. Она даже никого не предупредила. В общем-то, о ней никто и не будет волноваться. Родных нет, подруг после неудачного замужества растеряла, коллеги уверены, что она сейчас собирает в чемодан яркие платья и новые купальники, чтобы уже завтра нежиться на южном солнышке под убаюкивающий шум волн… Куда она идет? Что она вообще делает? На ее глазах человек превратился в собаку, простите, волка, она сейчас должна на всех парах лететь в психиатрическую клинику.
— Сюда, — сказал Волк, завернув за угол.
— В подвал? — удивилась Лада. — Там вроде дворник лопаты хранит.
Облезлая дверь со скрипом приоткрылась, дворник, которого все звали дядей Петей, высунул наружу красный нос картошкой, и махнул рукой:
— Заходи.
В подвал с незнакомым мужчиной? Лада попятилась, и вдруг на нее пахнуло ароматом, которому неоткуда было взяться посреди осени: запахи хвои смешались с цветочной сладостью, теплой волной окутав девушку, она оторопело шагнула вслед за Волком и оказалась в лесу. Толстые стволы, покрытые мхом, уходили ввысь, раскидываясь крышами крон на невероятной высоте, гигантские корни изгибались змеями, вспарывая землю, папоротники ростом с Ладу бросали тень на едва заметную тропинку. В лесу царил роскошный летний вечер. Теплый ветер дохнул в лицо медом, громко застрекотали кузнечики.