Серый волк, белый конь

Ярошинская Ольга

— Рот закрой, — посоветовал оборотень.

— Вот тут распишись, — дядя Петя подсунул Волку пухлый разлинеенный блокнот с пожелтевшими страницами. — Дата, кто идет, подпись.

Волк поставил в блокноте закорючку и протянул ручку Ладе. Девушка прищурилась: двадцатое октября, Серый Волк, сопровождает царевну Ладу. Она расписалась рядом и, вскрикнув, выронила блокнот — ее подпись на мгновение вспыхнула огнем.

— Аккуратней с инвентарем, — буркнул дядя Петя, поднимая блокнот.

— Просто он… а вы… а он…

Лада впервые смотрела на дворника

дольше минуты, и сейчас не понимала, как раньше не замечала, какая яркая у него борода, рыжая, как хвост у лисицы, и хитрые глаза, и красные ладони, большие как лопаты, при том, что сам он едва достает кудрявой макушкой ей до груди.

— Ладно, царевна, бывай. Береги себя, — дядя Петя вдруг покраснел и отвернулся, давай понять, что разговор окончен.

— Пошли, — Волк потянул ее за руку, и Лада двинулась следом, озираясь по сторонам, расстегивая на ходу пуховик, в котором стало нестерпимо жарко. Дверь в ее мир осталась позади. С этой стороны она была темно-синей, украшенной резьбой по краям, ручка ярко блестела, отполированная частыми прикосновениями. Красивая дверь, только вот стояла она сама по себе, посреди леса. Дворник засунул блокнот в дупло огромного дерева, сам уселся рядом с дверью на пенек, уткнулся носом в рыжую бороду и, кажется, задремал.

— А дядя Петя, дворник, он… из ваших? — спросила она, когда дверь исчезла из виду.

— Гном, — ответил Волк, забирая Ладин пуховик и пряча его в объемную сумку. — Они сами по себе, не наши, не ваши. Гномы — это хорошо. Они порядки блюдут. Хуже, когда тролли — с ними надо держать ухо востро, обманут. Я перекинусь, Волком я сильнее, мало ли что.

Мужчина кувыркнулся, и рядом с девушкой теперь ступал большой Волк. Лада отвлеклась на превращение, споткнулась и упала, растянувшись во весь рост. Волк оказался рядом, подставил спину, так что рука Лады легла на колючий загривок.

— Все-все, смотрю под ноги, — сказала девушка, цепляясь за ошейник.

Тропинка вихляла по лесу, огибая толстые как бочонки стволы, уходящие в небо, прячась в оврагах, желтых от пожухлой листвы, и выныривая на зеленые холмы. Лада порадовалась, что догадалась переодеться. В удобных кедах и старых джинсах она была готова гулять по сказочному лесу до рассвета. Где-то поблизости громко ухнула птица, Лада шарахнулась в сторону, споткнулась об очередную корягу и решила, что с рассветом она немного погорячилась. Жаль, Волк в зверином обличье не слишком-то многословен. Она вздохнула, и вдруг заметила впереди просвет.

Они вышли на поляну, в центре которой возвышалась избушка. Через мгновение раздался скрип, изба зашевелилась, покосилась и поднялась, явив гигантские куриные ноги.

— Избушка-избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! — гаркнула Лада. — Правильно я говорю? — добавила она шепотом, склонившись к Волку. Тот закатил глаза и двинулся дальше. У лестницы путники остановились.

— Какие люди! — дверь избы открылась и на крыльцо вышла женщина, при виде которой у Лады задергался левый глаз. — Ладушка! Сколько лет, сколько зим?

— Да

уж года три не виделись, Ядвига Людвиговна, — Волк удивленно посмотрел на Ладу, и она добавила. — Ровно с тех пор, как я развелась с вашим сыночком.

Лада, пригнувшись, переступила через порог, и оказалась в просторном зале. Мраморный пол сверкал как зеркало, стены были увешаны портретами, на которых сидела, стояла, лежала и всячески позировала Ядвига. В центре зала журчал фонтан, украшенный статуей обнаженной женщины, в чертах которой было явное сходство с владелицей избушки. Только вот формами скульптор ей явно польстил.

— Позировала, когда мне было девятнадцать, — пояснила Ядвига.

— Вы с тех пор ни капли не изменились, — сказал Волк, обратившись в человека.

Женщина накрутила прядь волос на палец, кокетливо улыбнулась.

— Что же мы стоим? — спохватилась она. — Присаживайтесь!

Лада села на краешек кресла, а Серый вручил хозяйке бутылку и мятую коробку конфет сердечком и устроился как дома, откинувшись на мягкую спинку.

— Мой Женечка, когда вы расстались, так горевал, — сказала Яга. — Он по тебе с ума сходил, на то ты и царевна. Жаль, что не сложилось у вас.

— Вы к этому ручку приложили, дорогая свекровь, — процедила Лада.

— Я думала, что не пара вы. А сейчас Женечка сошелся с какой-то Кикиморой!

— Страшненькая? — уточнил Волк.

— Нет, почему, — удивилась Яга. — Так-то она ничего, статью вышла любо-дорого посмотреть, не задохлик какой, — бросила она выразительный взгляд на Ладу. — Но характер! Та еще пиявка!

Ядвига разлила мартини по бокалам, бросила в каждый оливку. Лада не стала отказываться, выпила напиток залпом и пододвинула к себе бокал Волка. Тот попытался его забрать, но девушка вырвала мартини из его рук и отодвинулась подальше.

— У нее проблемы с алкоголем, — извинился Серый.

— Одинокая царевна под тридцать, логично, — заметила Ядвига. — В общем, Ладушка, ты подумай, может, вернешься к Жене? Он хоть и тролль, а мужик толковый.

Лада поперхнулась оливкой и выпучила глаза.

— Да-да, теперь-то уж что скрывать, — продолжила свекровь как ни в чем ни бывало, пока Волк хлопал закашлявшуюся девушку по спине. — Отец его, земля ему пухом, был троллем, и Женечка весь в него получился — и характером, и статью, и даже залысинки один в один…

Лада отдышалась и проговорила:

— Что ж, это многое объясняет.

— А ты здесь какими судьбами? — поинтересовалась Ядвига.

— Идем Ивана расколдовывать, — встрял в беседу Волк.

Свекровь многозначительно изогнула одну бровь. Лада вздрогнула. Как часто она видела это выражение лица — казалось бы, всего-то одно движение бровью, а сколько эмоций Ядвига умудрялась передать: и насмешку, и презрение, и изумление ее, Ладиной, глупостью, неприспособленность, внешностью — нужное подчеркнуть. Ситуация усугублялась тем, что сейчас Лада на самом деле чувствовала себя дурой. Ну какой Иван, какая из нее царевна, сидела бы дома и не позорилась…