Серж Панин
Шрифт:
— Да, это верно, я несчастлив, я страдаю, мне действительно угрожает опасность! Не жди только от меня признания, как ты просишь, мне слишком было бы стыдно сделать его тебе… Но, с Божьей помощью, если я не найду возможности выйти из такого ужасного положения, в которое попал через свое легкомыслие и безумие… мне остается последнее средство, которым я и воспользуюсь.
— Серж, ты хочешь убить себя! — воскликнула Мишелина, приведенная в ужас жестом, какой сделал Панин. — Что же со мной тогда будет? Но что же такое случилось, Боже мой, почему так трудно
— От твоей матери, — сказал Серж, опуская голову.
— От мамы? Хорошо, я сейчас иду к ней! О, не бойся ничего, я сумею тебя защитить. Чтобы нанести тебе удар, нужно сначала поразить меня.
Серж протянул руки Мишелине и своим поцелуем лицемер придал еще более непоколебимого мужества той, на которую переложил дело своего спасения.
— Подожди меня здесь! — сказала молодая женщина.
Пройдя маленькую гостиную, она вошла в кабинет. На минуту она остановилась, задыхаясь от волнения. Наконец, давно ожидаемый день наступил. Серж вернулся к ней. Она продолжала идти и едва подошла к двери па маленькую лестницу, которая вела к матери, как услыхала легкий стук в дверь. Удивленная, она открыла дверь и вдруг отступила, вскрикнув. Перед ней стояла женщина, черный очень густой вуаль которой скрывал все ее лицо.
Увидав Мишелину, женщина хотела удалиться. Но, увлеченная ревностью, Мишелина схватила ее за руку, резким движением сорвала с нее вуаль и, узнав ее, испустила крик:
— Жанна!
Госпожа Кейроль подошла к Мишелине и с растерянным, умоляющим видом протянула к ней руки:
— Мишелина, не предполагай… я пришла…
— Молчи! — вскричала Мишелина. — Не лги! Я все знаю! Ты любовница моего мужа.
Пораженная таким ударом, Жанна закрыла лицо руками и простонала:
— О, Боже мой!
— Нужно быть действительно очень смелой, — сказала Мишелина, в голосе которой слышался сильный гнев, — придти за ним сюда, в мой дом, вырвать его из моих объятий!
Жанна выпрямилась и, краснея в одно и то же время от стыда и горя, воскликнула:
— Ах, пожалуйста, не думай, что только любовь привела меня сюда.
— Так что же? — спросила Мишелина с полным презрением.
— Известие о скорой неминуемой опасности, которая грозит Сержу.
— Опасность? Какая?
— Поставленный в неприятное положение Герцогом, он очутился во власти моего мужа, который поклялся погубить его.
— Твой муж?
— Ах, Боже мой, — воскликнула Жанна, — да ведь он его соперник! Если бы ты могла меня погубить, разве ты не сделала бы этого?
— Тебя? — сказала Мишелина со страшным волнением. — Да разве я буду думать о тебе? Прежде всего Серж! Ты говоришь, что ты пришла предупредить его? Что же нужно делать?
— Ни минуты не медля и не колеблясь, он должен уехать!
Страшное подозрение мелькнуло у Мишелины. Она приблизилась к Жанне и, пристально глядя на нее, прошептала:
— Он должен уехать? И это ты, презирая все, не заботясь о горе, которое оставляешь позади себя, приходишь
Жанна с минуту колебалась. Затем со смелым и дерзким видом, делая как бы вызов законной жене и почти угрожая ей, она громко вскричала:
— Так что же! Да, я хочу ехать! Довольно притворства! Я люблю его!
Мишелина бросилась к Жанне с распростертыми руками, как бы желая помешать ей пройти к Сержу. Она казалась преобразившейся, сильной и способной бороться.
— Что же, — сказала она, — попробуй взять его у меня!
— У тебя взять его! — возразила Жанна, смеясь, как безумная. — А которой из нас он более принадлежит? Жене ли, которая так же мало умела любить, как мало знала о грозящей ему опасности, которая не могла сделать его счастливым и ничего не может сделать для его спасения, или любовнице, которая пожертвовала своей честью, чтобы угодить ему, и, которая рискует своей безопасностью, чтобы спасти его?
— Несчастная, — воскликнула Мишелина, — ты ссылаешься на свой позор, как на право!
— Которая, наконец, из нас двоих отняла его? — продолжала Жанна, забывая и уважение, и стыд. — Знаешь ли ты, что он любил меня до твоего замужества, что он оставил меня ради тебя… то есть, ради твоих денег, я хочу сказать! Не хочешь ли теперь взвесить, сколько я выстрадала и сколько ты? Не хочешь ли, чтобы подвели итоги нашим слезам? А после этого могла бы ты сказать, которая из нас более любит его и которой он более принадлежит.
Мишелина с полным изумлением слушала эту безумную речь. Она ответила с горячностью:
— А кто из нас восторжествовал бы теперь, когда грозит ему гибель? Обе мы эгоистки! Вместо того, чтобы оспаривать его любовь, соединимся вместе, чтобы спасти его! Ты говоришь, что ему нужно уехать? Но бегство, ведь это сознание в своей вине, это жизнь, полная унижения и неизвестности. И ты можешь предлагать это ему? Да, потому что ты рассчитываешь разделить с ним его несчастное существование! Ты его толкаешь к бесчестию! И это все, что ты могла придумать. — Поразив свою соперницу, законная жена, гордясь сознанием своей сильной любви, продолжала: — Так как же? Почему ты не бросилась к ногам своего мужа, если участь Сержа зависит от человека, который обожает тебя, который всем готов жертвовать для тебя, как я для Сержа? И ты не предложила ему жизни за жизнь твоего любовника? А ты говоришь, что любишь его!
— Ах, — прошептала, потеряв голову, Жанна, — ты хочешь, чтобы я спасла его для тебя!
— Вот что у тебя на сердце, — сказала Мишелина с подавляющим презрением. — Ну, хорошо! Так слушай же, что я готова сделать, и сравни! Если для успокоения твоей ревности нужно, чтобы я пожертвовала собою, так клянусь тебе, что раз Серж будет спасен, он будет свободен и я никогда не увижу его.
Мишелина, серьезная и спокойная, с поднятыми к небу руками, казалось, выросла. Жанна, дрожащая и побежденная, смотрела па свою соперницу с болезненным страхом и прошептала едва слышно: