Сержанту никто не звонит
Шрифт:
— Жан, перестань! — закричала она.
Старый вампир не обратил на неё внимания. Оскалился и зарычал. Потом переваливающейся обезьяньей походкой двинулся к Якиму, волоча за собой цепь...
Лота вскинула пистолет. Прицелилась Жану в ногу. А, хаос! Кого это остановит! Подняла пистолет выше, чтобы попасть в тело. Помедлила, задержала дыхание... Нажала на спуск. Вжж. Щелк...
Жан шел.
Осечка!
— Плохой мальчик, — сказал Красавчик, пытаясь подняться. Выглядел он неважно. Левая рука выгнулась под странным углом. — Ничего не получишь.
— Красавчик,
— Скажи: кролик! — Яким попытался ударить старого вампира, но промахнулся. В следующее мгновение его вздернули вверх...
— Ни гни-у-шка! — сказал Жан.
— Значит, гордость у тебя все-таки осталась? — Яким начал смеяться. Жан мотал его как пес кошку, а Красавчик хохотал. Неровный свет факелов превращал эту картину в уродливое, но завораживающее зрелище. Мистерия. Черно-красное, с резкими тенями...
Лота прицелилась. Камень-сердце! Получится... я знаю, у меня получится...
Жан отбросил Красавчика к стене. Оскалился. Пасть у него была вымазана кровью.
Лоту охватила дрожь. Ствол пистолета ходил ходуном. Она положила пистолет на локоть левой руки, прицелилась...
Пламя факелов вдруг задергалось...
Получится!
Лота плавно потянула спусковой крючок...
Факелы разом полыхнули и — погасли. Дыхание Логова. Все дети Малиганов о нем знают.
Темень.
Остановить выстрел она уже не могла. Вжж. Бух! Темноту разорвало вспышкой. Тугой и резкий звук. В краткое мгновение Лота заметила горбатого Жана и лежащего Красавчика... Как на картине Питера Брайгеля... Темнота.
Перед глазами — скачут пятна. От выстрела Лота почти ослепла. Сердце бешено колотится. Невыносимо пахнет порохом.
Дрожь стала болезненной. Казалось, сердце вот-вот остановится...
И тут дрожь оборвалась. Стало тихо.
«Попала или нет?»
В наступившей тишине было слышно, как где-то течет вода. Лота замерла. Кап. Кап. Шшшш.
«Красавчик, ты — тупой ублюдок!»
Сейчас она была беспомощна. Вокруг — густая тьма со всполохами пятен. Лота знала — эти пятна существуют только в её воображении. В отличие от многих из своей семьи, она плохо видела в темноте... если только...
Удар.отличие многих из клана, она плохо видела в темноте...
Дико закричал Яким. Лота почувствовала, как волосы на затылке встали дыбом.
«Я ненавижу тебя, Красавчик!»
Кажется, он достаточно ее разозлил.
Она вслепую побежала вперед, повторяя про себя: тупой ублюдок, тупой уб...
Крик.
Лота почувствовала, что изменяется. Обычно это был взрыв — и жуткая боль. Сейчас — мягкое перетекание. Словно вся она — расплавленный металл, который переливают из одной формы в другую... Вот, вот...
Перелили.
Лота встала на все четыре лапы, ударила хвостом и зарычала.
Темнота стала прозрачной.
Теперь она видела все.
...Плечо разорвало
Жан, хоть и старый, но все же оставался вампиром. Даже пантере с таким сложно справиться. Лота отлетела, ударилась о землю, вновь поднялась и изготовилась к атаке. Плечо стало горячим. По черной шкуре потекла кровь.
Жан стоял, оскалив клыки. Изуродованный, с вытекшим глазом. Уцелевший глаз горел желтым огнем. Позади вампира куском фарша лежал Яким...
Лота зарычала.
За спиной Жана поднялся Красавчик. Лота не знала, чего ему это стоило. Кости так быстро не сращиваются — даже при его способности регенерировать. Лицо залито кровью. Он коротко замахнулся...
Ударил.
Жан завизжал так, что заложило уши. А потом умер.
Ребра болели — несмотря на кожаный нагрудник. Лота представила, что случилось бы, если бы Красавчик бил в полную силу...
«А если у него не будет шпаги?»
Яким посмотрел на Лоту.
— Миледи, — сказал Красавчик. Поднял правую руку. Она дымилась. Яким разжал пальцы — на ладони лежала сплющенная серебряная пуля. Плоть вокруг почернела и слово бы тлела изнутри. Из трещин сочился вязкий дым.
— Вот так, — сказал вампир. И упал.
РЫЦАРЬ-В-БИНТАХ
Моё сердце стучит.
Только ты.
Только ты.
Только. Ты.
Я поднимаю лицо навстречу каплям. Смотрю в черное небо. В глазах плывет, словно кто-то там, наверху, прицельно поливает меня из медного чайника с узким носиком...
Змеится молния.
Я жду, когда ударит гром.
Будду-бу-дых! Гром.
Человек с медным чайником смотрит на меня с высоты. Маленькая фигурка на огромной скале. Плащ развевается, бьется, как язычок пламени. Черного пламени. Наверное, это ветер. Наверное, это дождь. Я не знаю.
Молния.
Будду-бу-дых! Гром.
Я стою, запрокинув голову. Бинт на лбу размотался и мешает смотреть.
Самое время обратиться с молитвой. Так, наедине с небом, молились древние святые. И бог отвечал. Давай, Самтори, чего ты ждешь?..
Чего ты хочешь?
Справедливости?
Покоя?
Тихого семейного счастья?
Я не знаю.
Ветер треплет бинты. Дождь заливает глаза. Человек с медным чайником смотрит с небес...
Я спрыгиваю на песок и бегу. Фамильный двуручный меч лежит у меня на плече. На лезвии меча — ржавчина. Я знаю: это неправильно. И вместе с тем: все верно...
Мое оружие должно быть именно таким.
Бинты намокли и стали тяжелее. Я набираю скорость. Медленно, как поезд, уходящий со станции. Чух! Чух! Чух-чух! Чух-чух-чух-чух! Чух-чух-чух-чух!
Туууу!
Слева шумит море. Волны накатывают на песок, хватают за ноги. Я бегу.
Ветер упирается в плащ, тормозит меня, словно это парус. Скидываю плащ. Он черной вспышкой исчезает позади.
Чух-чух-чух-чух!
Наверное, мне должно быть холодно?
Я знаю: мне холодно.
Почему же я ничего не чувствую?