Сержанту никто не звонит

Врочек Шимун

— Давно пора, — согласился Рауль, — А насчет психолога... Чем отец Пабло хуже? У него, между прочим, ученая степень по психологии.

— А у меня степень по психопатии.

— Нет у тебя степени, — сказал Рауль, — У тебя даже психопатии нет. Выпендрежник чертов. Все твое безумие — отыгрыш роли. Талантливый отыгрыш, признаю, но ты — не психопат.

— Пока еще нет. Но буду.

— Послушай меня, Франко, — сказал Рауль. Я стер улыбку. Когда Рауль хочет быть убедительным — ему это удается. — Это не шутка. Я настаиваю, чтобы ты поговорил с отцом Павлом. Когда нормальный человек стремится сойти

с ума — это ненормально. Такая вот игра слов.

— Знаешь, почему быть психопатом — лучше?

— Судя по тону, ты во мне сомневаешься, — Рауль выпрямился. — Да, я хочу знать. Смотреть, как твой друг слетает с катушек, и не понимать: почему... Давай, Франко, ты сам напросился на исповедь.

— Когда нормальные люди творят то, что творим мы — поневоле хочется сойти с ума... И уж лучше я буду считать себя психом, чем дерьмом.

— Рауль?

— Да, Франко.

— Армейцы попробуют договориться с жанами. За нашей спиной, естественно. Жаны пообещают им свободный выход из города, — я помолчал, — И, скорее всего, не обманут. Только нам их верность слову до одного места.

— Нас не выпустят?

— Нет, Рауль. Мы же миротворцы, кровавые псы...

— Плюшевые кролики с ножами, Франко. Мы приходим и...

— Начинается праздник, — закончил я. — Ты прав, Рауль. Я что-нибудь придумаю.

— Майор О'Коннор?

— Какого черта вы меня вызвали?! Я кажется, ясно сказал...

— Не надо скрывать свои чувства, майор. Я вам неприятен? Или это еще мягко сказано?

— Ты — чертов нацист!

— Правильно, майор, — я улыбнулся. Артиллерист замолчал. В последнее время моя улыбка странно действует на людей. — А еще я псих. Думаете, ваш маленький тет-а-тет с жанами вас спасет? И вас пропустят к космодрому? Да, да, я все прекрасно знаю.

— Полковник Джанелли...

— Вопрос в другом, — мягко вклинился да Корсо. Молодец, капрал! — Вы доверяете жанам?

С минуту О'Коннор молчал.

— Нет.

Дикая горечь. Боль.

— Сержант?

Так, попробую встать. А, черт! Почти ведь получилось...

Я вытер губы рукавом и посмотрел на да Корсо снизу вверх.

— Что, капрал, первый раз видишь, как человек выблевывает свою совесть?

Молчание.

— Значит?

— Значит, я обманул нашего доброго майора. Понятно, капрал? Обвел вокруг пальца. Кинул. Облапошил.

— Сержант, вы же дали слово?

— Верно, капрал. И тем самым подставил ребят из шестой мотопехотной. Это хорошие парни... мне жаль. Но мне в сто раз дороже один зануда Джиро из второго взвода, чем вся их шестая мотопехотная.

Понимаешь, да Корсо? Есть свои и есть чужие. Нельзя любить все человечество — можно любить конкретных людей. И все. Весь мать вашу гуманизм.

— Рауль?

— Да, Франко?

— Мне нужен человек, с которым говорил Рамирес перед смертью.

— Подожди! Значит, переговоры все-таки были? Ты уверен?

— Уверен. Первым этапом армейцы сдали жанам... угадай, кого? Правильно. А лейтенант думал, что идет на переговоры... Полковник прав, Рамирес был хорошим офицером.

Я отхлебнул кофе, поморщился. Черт, опять желудок ноет...

— Рауль?

Делай, что хочешь, но — мне нужен этот человек.

— Сержант! Мы ее нашли.

— Ее?!

Семь лет, Рени. И вот я здесь. Сорок второй этаж, «Тур-д'Эфель», Новый Лиссабон — а за окном идет дождь и сверкают молнии. Бутылка. Коньяк. Ты же знаешь, я почти не пью. Ты все обо мне знаешь. Пусть я хреновый рассказчик, но ты отличаешься редким умением слушать, не перебивая. Да, и я нашел твоего сына. Это было нелегко, но я нашел. Беженцев с Ла Либерти... впрочем, это уже неважно. Я видел его сегодня, но не смог подойти. Прости. Я сделаю это завтра, хорошо?

Мальчишке девять лет и у него твои глаза.

Как думаешь, хороший бы из меня получился отец?

Иногда я представляю, что мы с тобой — муж и жена. Смешно, правда? У меня работа с восьми до пяти, серый галстук, у тебя — домашние заботы и смешные белые носочки, которые сводят меня с ума. Иногда мы занимаемся с тобой любовью на кухне — и это еще лучше, чем в первые дни после свадьбы. Наш сын играет в футбол с ребятами да Корсо и ухаживает за дочкой О'Коннора — Марсией. У нее рыжие волосы и смешной короткий нос...

Да Корсо убили во время прорыва, а О'Коннор застрелился.

К нам приезжает в гости Рауль, которого все мальчишки нашей улицы зовут «дядей». Он смеется так, что грохочут стекла, и затевает с пацанами игру в супергероев...

Рауль стал большим начальником.

А вчера звонил Рамирес, которого мы за глаза зовем... Впрочем, он действительно хороший офицер. И неплохой человек, хотя и зануда.

Знаешь, меня уволили по состоянию здоровья... Впрочем, ты все обо мне знаешь.

Я помню твой смех — хотя ни разу не видел тебя смеющейся. Я помню твою улыбку, твои глаза... да я помню. Помню, как ты откидывала прядь волос и ворчала «Франко, ты невозможный!». И еще помню, что знал тебя всего двадцать семь минут. Наверное, это бред. Это точно бред.

...уж лучше я буду считать себя психом, чем дерьмом.

Я подойду к твоему сыну завтра, хорошо? Скажу: привет! Я смогу. Он вырастет и изменит мир. За да Корсо и О'Коннорса, за Рамиреса и Джиро, за нас с тобой...

И тогда у меня, старшего сержанта Франко Соренте, 8-ая бригада коммандос, ООН, ВКС, останется одна привилегия...

Любить конкретных людей. И все. Весь мать вашу гуманизм.

ИЗМЕНЕННАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

ЛЕДЯНОЕ ПЛАМЯ

— Восемьдесят восемь!

— Восемьдесят восемь, брат.

Вальтер, в обычной жизни: Илья, вскинул сжатый кулак от сердца и вправо. Я ответил тем же. И почувствовал укол совести, увидев в глазах мальчишки неприкрытое обожание. Холдо! Почти как Хэндо, герой культового «Romper Stomper». Самый старший, самый крутой, самый-самый. Настоящий лидер, харизматическая личность...

Расчетливая сволочь, притворяющаяся другом.

Мы пожали запястья — по традиции вайт-пауэров. Стукнулись грудь в грудь. Вальтер — парень здоровый, мышцы накачал так, что чуть рубаху не рвут, ростом же намного выше меня. Но — преклоняется. Вирус какой-то, что ли?