Съешь ещё этих мягких французских булок, да выпей же чаю

Bandileros Аноним

* * * * *

Месяц спустя.

* * * * *

В зале ресторана было тихо и спокойно, Берия застал меня как раз во время лёгкого завтрака. Должен признаться, советский сервис - это нечто. Только то, что осталось старорежимным вообще тянет на приличное.

Лаврентий павлович был на коне, он вошёл в ресторан, жестом указав своим телохранителям подождать его снаружи. Те послушно вышли обратно. Лаврентий был, можно сказать, триумфатором. За последний месяц он занимался партийными чистками и ревизиями, чем заслужил любовь среди партии. Странно, не правда ли? На самом деле странного почти нет - разница между методами Берии

и его предшественников была разительна. Лаврентий Павлович предпочитал собрать обширную доказательную базу, тогда как Ежову и Ягоде для расстрела кого-нибудь хватало выбитых показаний. Лаврентий Павлович тщательно изучил историю КГБ и действовал на уровне комитета годов семидесятых, то есть в рамках приличия, но иногда и кладя большой и толстый болт на конституционные нормы. Если этого требовало дело. Результаты его работы стали видны сразу. Я за это время ни разу не встретился с Берией - он был слишком занят, и только присылал мне запросы на различную технику. И вот, наконец, пришло время нам встретиться. Мне и комиссару госбезопасности. Да, берия не стал восстанавливать НКВД, вместо этого утвердив КГБ как единственную структуру, и тщательно описав её иерархию и задачи, устав и условия службы. Для этого он использовал опыт, да что там, копипаст, с документов недавнего будущего.

Берию полюбили в партии не за то, что он арестовывал людей, а за то, что он делал это умеренно и не поддерживал политику огульных реформ своих предшественников. Сотни сотрудников были репрессированы за фабрикацию уголовных дел, тысячи - уволены из органов, десятки тысяч получили предупреждение. А в КГБ предупреждение - это почти чёрная метка, ещё один залёт в таком ключе - и к стенке.

Лаврентий Павлович не раз консультировался со мной по скайпу и в итоге мы приняли вполне конкретное решение. Он, по моему совету, вернее - вместо политики молчания проводить политику информированности. То есть - активно сообщать народу о том, какие уголовные дела были и кто оказался за что репрессирован. Даже утвердил ежемесячное издание-толстушку "Вестник Госбезопасности", которое продавали во всех газетных лавках и тиражировали в столицах советских республик.

Сталин на это смотрел с недоумением, полагая, что гласность приведёт к падению авторитета власти, но скрепя сердцем и давая последний шанс Берии, не стал его упрекать. И результат появился. Я был уверен в результате - народ должен видеть и знать, что правительство работает, что правительство сажает и будет сажать. Народ не надо держать за идиотов. За тупых баранов - может быть, но не идиотов.

Как бы то ни было, результат есть результат - фигура Лаврентия Павловича начала резко набирать популярность, поскольку количество несправедливо осуждённых резко снизилось, а количество уголовников среди "контингента" резко возросло. На суд общественности выносились не столько доказательства в виде показаний и самооговоров, сколько документальные свидетельства - фотографии и плёнки звукозаписи. Расстрельные статьи тоже стали редкостью - в большинстве своём зэков отправляли на каторгу, то есть - в лагеря, исключения составляли только субъекты, которых решило расстрелять местное начальство. Но перед лагерем всегда стоял план, поэтому убивать собственных работников для его выполнения - плохая тактика.

Серьёзно изменился подход к организации госбезопасности на местах - ротация кадров стала непредсказуемой благодаря генератору псевдослучайных чисел и базам данных на компьютере. То есть - никто не мог предсказать, куда его пошлют служить - в Москву или на дальний восток, где пока что вообще дикие места.

И вот, народ если не полюбил берию, то нашёл в его лице человека справедливого, на которого возлагали надежды, особенно на фоне того мрака, который был раньше. Стало намного меньше лживых доносов - хватило пары сотен дел, в которых лжедоносчики сами отправлялись в лагеря, и вся эта шваль, все эти

недолюди, которых хлебом не корми - дай только пожаловаться на других, все они залезли в свои тёмные норки.

Берия меня радовал тем, что в это время и под действием информации будущего серьёзно изменился, чего я от него, откровенно говоря, совершенно не ожидал.

Он подошёл к столу:

– Как сегодня завтрак?

– Как и всегда, Лаврентий Павлович, - я улыбнулся, - присаживайтесь, сейчас принесут и вам.

– Спасибо, но я позавтракал.

– Я настаиваю хотя бы на кофе с выпечкой. Неудобно кушать одному. А позавтракать надо.

– Что ж, в таком случае сдамся, - ЛПБ улыбнулся хитро.

Я подозвал официанта, который тут же принял у меня заказ и упорхнул обратно. К столику он пришёл и искренне так улыбнулся Берии:

– За счёт заведения, Лаврентий Павлович.

– Спасибо, - Берия буркнул, - можете оставить нас одних?

– Конечно, мы выйдем покурить.

Я на эту сценку только улыбнулся.

– Похоже, вы серьёзно всё изменили, Лаврентий Павлович.

– Да. Не ожидал такого эффекта.

– Я тоже, не представлял, насколько народу опостылели кнуты для всех. И для правых, и для виноватых. Возможно, вы спасёте эту страну от саморазрушения.

– Будем на это надеяться, - кивнул Берия, - собственно, я по этому поводу хотел с вами поговорить. Товарищ Сталин хотел вас видеть, просто посмотреть. Я думаю, пора его окончательно просвещать о вашем происхождении.

– Что ж, я тоже так думаю. Мне не даёт только одна вещь покоя - Сталин мог позабыть, что коммунизм - это наука. И поэтому информацию из будущего может воспринять как "мало били". И в результате союз развалится годах в семидесятых, превратившись в... ну, вы поняли.

– Я тоже этого опасаюсь, - кивнул Берия, - я склонен с вами согласиться, изучив всю имеющуюся информацию. То, что простительно в тридцатых, будет дикостью уже в шестидесятых. Время не стоит на месте, как и народ не остаётся малограмотным.

– В таком случае, Лаврентий Павлович, предлагаю передать ему информацию не о крушении советского союза.

– Ты предлагаешь промолчать о таком важном моменте?
– удивился Берия, - безусловно, это очень шокирует, особенно в наше время, когда СССР ещё не утвердился, но...

– Боитесь недоговаривать?
– хмыкнул я, - я тоже боюсь. Ничего необычного в этом нет. Но я не уверен, что принятые впоследствии решения не будут крайне негативными как для союза сейчас, так и для союза в будущем. Может быть и хуже.

– По твоим же словам союз начал разрушаться практически в день своего создания. Если это неизбежно - как может быть хуже?

– К тому моменту когда у нас развалился союз, у него была огромная промышленность, мощная армия и ВПК, с опытными командирами, развитая инфраструктура, транспортная и энергетическая. Поэтому хотя примерно потери населения в результате развала оцениваются в районе трёх-пяти миллионов, кризис был преодолён в течение примерно двадцати лет. Как и в СССР после развала РИ, с семнадцатого по тридцать седьмой, можно сказать, был кризис, усугубленный или парируемый сменой экономической модели - не берусь судить. Если советский союз бабахнет раньше - последствия могут быть куда хуже. Тогда то чуть не потеряли россию. Врагам едва не удалось расчленить нашу страну на несколько независимых, контролируемых квазигосударств.

Берия грустно вздохнул:

– Нельзя так. Если выбрали путь - то по нему нужно идти. Придётся сделать ставку на сознательность вождя.

– И не вываливать всю информацию разом, - кивнул я, - скажем, для начала можно аккуратно прощупать почву.

– Как?

– Подкинем пакет информации по текущим событиям, чтобы Сталин убедился, что у нас есть инфа из будущего. Буду выдавать ему небольшие пакеты информации, пока не придёт время.

– Думаю, его реакция будет резко отрицательной, - качнул головой Берия.