Съешьте сердце кита
Шрифт:
Этими шипами они попирали островную землю и полы общежитий. Ольга почти физически ощущала их топот в столовой, где работала: шипы вонзались в дерево со скрипом, дробя щепу…
Ничто в поселке ее особенно не удерживало, могла бы уйти к рыбакам, с которыми работала зимой, но она и приехала-то на остров, как в отпуск, —- чтобы отдохнуть от качки, от пронзительных ветров, от сырости. Кто-то уезжает для этого в Гагру, а для кого-то может быть хорошим и маленький клочок земли, затерянный в середине Курильской гряды. Кроме того, она здесь работала. Она привыкла к постоянной, бессменной работе с детства. И, кроме того, она жалела Геннадия…
Геннадий недавно окончил университет, и невезучая кость при распределении упала цифрой, означавшей Курилы… Он не напрашивался сюда, но и не пустился «по инстанциям», чтобы остаться на материке. Здесь по крайней мере предполагалась обширнейшая практика. Здесь было чем заняться инспектору по рыбо- и китонадзору.
Ольга не сразу обратила на парня внимание: мало ли их ходит в столовую! Но он плохо, без аппетита ел. Конечно, выбора особого не представлялось: консервы, да и то большей частью свиная тушенка…
Однажды она не утерпела, подошла к нему.
— Хотите, я вам закажу кальмара? Я сама его сделаю. Хотите?
Геннадий поднял голову — у него были светлые, чуть с зеленцой, глаза и очень бледное лицо. Воротник форменного кителя отчеркнул на шее красную полоску.
Упорно глядя на нее, Геннадий внятно и с удовольствием выговорил:
— Пусть его кашалоты едят, вашего кальмара.
— Почему же кашалоты? — обиделась Ольга.
— Они от такой еды набирают в весе. Это их любимое лакомство. Но — увы! — не мое…
За соседним столиком китообработчики шумно доедали отварную вермишель, вспоминая при этом давнюю попойку.
— Ну, забурили мы два по двести и еще шампанского, — как шмель, гудел долговязый человечина с рыжей бородой, — показалось мало…
Приятель подтолкнул его.
— Что вспоминать? Ты бы подошел к ней, к Олюхе, у нее в загашнике должна быть… Какая же она буфетчица, если не припасла, чем горло промочить морскому человеку?
Долговязый подозвал Ольгу к буфету, ощупал глазами ее грудь, обтянутую кофточкой из декоративного шелка.
— Какая ты сегодня… как бы это выразиться… нарядная. Вся в цветах. Гм… — Он растопырил пальцы до размера стопки. — По махонькой по случаю хорошей погоды, а?.. Неужто не найдется для таких красавцев?
— Это в магазине, — жестко сказала Ольга.
— Не продают в магазине, — сокрушенно качнул головой бородач. — И у тебя, значит, сухой закон?
— Значит, сухой.
— Небось своим-то… из-под полы…
Ольга смерила его презрительным взглядом — от рыжей бороды до разношенных порыжелых сапог.
— Небось своим — конечно.
Детина рассердился. Он взглянул на себя и вдруг повел, подрожал плечами, как увешанная монистами цыганка. Казалось, он вот-вот выкинет этакое коленце, этаким чертом пройдется по столовой.
— Да в мои-то годы… с моим туда-сюда — и сухими консервами давиться?!
— Ничего, Витенька, — успокоила его Ольга и засмеялась, — не подавишься. Не такая у тебя телесная конструкция.
И, оставив обескураженного китообработчика (с его выходками она уже была знакома), Ольга подошла к столу Геннадия. Он смотрел на нее все так же внимательно, чуточку даже настырно.
Она проговорила, как бы оправдываясь:
— Вот уж безобразие! Наш торг завез сюда на миллион рублей вина и всего лишь на триста тысяч продуктов!
Геннадий искренне подивился:
— Что вы? Но ведь и пьяных не видно!
— Это потому, что вино продают по субботам и воскресеньям. В такие дни ими хоть пруд пруди.
— Да, да, верно. — Геннадий повернулся к ней вместе со стулом, глаза его блеснули. — Но надо же как-то протестовать. Бить тревогу, что ли… Как же можно молчать?
Ольга пожала плечами, осторожно взяла вилку из его руки.
— Вы думаете, это просто? Там, на материке, были свои расчеты, балансы… И хотя я человек маленький, а тоже выступала, когда было профсоюзное собрание. Да что толку?..
Ольга понимала, что говорит неубедительно. Не может быть такого «баланса», чтобы вместо продуктов населению предлагали в подобной «дозировке» вино, спирт…
Понял несостоятельность ее полуоправданий и Геннадий. Чтобы вывести Ольгу из затруднения, он покорно сказал:
— Ну, несите вашу каракатицу. А то я действительно проголодался.
Как-то он заглянул в столовую перед самым закрытием.
— Поздненько вы, — сказала Ольга. — Что будете есть?
Он запустил пальцы в русые вихры, взметнувшиеся над бледным лбом, и грустно просмотрел меню.
— Кабачки, нарезанные кружочками, консервированный гуляш, окунь, отварной рис. Еще компот… И это все?
— Вы пропустили сердце кита. Съешьте сердце кита.
Геннадий снисходительно усмехнулся одними губами и перестал мять вихор.
— Когда-то, сразу после войны, я ел китовые консервы. Знаете, тогда они мне показались вкусными. Время было такое, что ли.
— Наверное, время, — согласилась Ольга. — Но сердце кита — это на самом деле очень вкусно! Вы только попробуйте, вас за уши не оттянешь.
Он недоверчиво спросил:
— А вы пробовали?
Ольга покраснела, и руки у нее покраснели, и она поспешно сунула их под передник.
— Нет, не пробовала. И пусть не покажется вам это смешным. Я всегда считала — не знаю почему, — что это еда мужчин. Что от такой пищи у мужчин должны проявиться черты мужественности, какие-то положительные качества. — Она спохватилась. — Я не кажусь вам странной?