Сесилия Вальдес, или Холм Ангела
Шрифт:
Подстрекаемая своей злополучной ревностью, донья Агеда держала под неусыпным наблюдением не только своего мужа, но и всех пациентов, которых ему приходилось навещать, и всех тех, кто, уповая на его искусство хирурга и глубокие врачебные познания, являлся к нему на дом, в особенности же если эти страждущие носили юбку. Вот почему донья Агеда подымалась с постели ни свет ни заря, вот почему в тех случаях, когда по какой-нибудь причине сама не могла получить интересовавших ее сведений, опускалась в этой своей слабости до того, что учиняла допрос кучеру, собственному рабу, простоватому
Поэтому читатель без особого труда представит себе, какова была тайная радость доньи Агеды, когда она, отворив окно, увидала перед собой молодую девушку, несомненно смешанной крови, да к тому же еще укутанную в богатую и, должно быть, очень дорогую шерстяную мантилью с цветной вышивкой, — ведь все эти обстоятельства неопровержимо свидетельствовали о том, что ранняя посетительница была не кто иная, как одна из приятельниц дона Монтеса де Ока, явившаяся к нему под видом пациентки.
— Что тебе нужно? — быстро и не без резкости спросила ревнивая дама, боявшаяся, как бы девушка не взялась снова за дверной молоток.
— Я пришла за сеньором доктором, — робко отвечала Сесилия, подходя к окну; при этом она подняла голову и устремила глаза на незнакомую сеньору.
«Эге! — подумала про себя донья Агеда, увидев, что девушка очень хороша собой. — Тут дело нечисто». — У доктора, — добавила она громко, — была сегодня беспокойная ночь, и теперь он спит…
— Вот несчастье! — воскликнула Сесилия в отчаянии, сопровождая свое восклицание горестным вздохом.
— А как зовут того доктора, которого ты ищешь? — спросили дама, и по губам ее скользнула коварная улыбка. — Ведь ты… может быть, совсем не туда попала, куда тебе надо?
— Мне надо сеньора доктора Томаса де Монтеса де Ока, — дрожащим голосом, но громко отвечала Сесилия. — Разве он не здесь живет?
— Верно, доктор Монтес де Ока живет здесь. А ты его знаешь, девушка?
— Я видела его всего несколько раз.
— Где ты живешь?
— На улице Агуакате, рядом с монастырем святой Екатерины.
— Это ты заболела?
— Нет, сеньора, заболела моя бабушка.
— А что, Монтес де Ока всегда ее лечит?
— Нет, сеньора.
— Тогда почему же ты пришла звать именно его, а не обратилась к кому-нибудь еще, кто живет с вами по соседству?
— Потому что бабушка хорошо знает сеньора дона Томаса, и сеньор дон Томас тоже ее знает.
— А где же они встречались?
— У нас дома и здесь, у вас.
— А ты живешь вместе с бабушкой?
— Да, сеньора.
— Твоя бабушка замужем?
— Нет, она вдова. Она овдовела задолго до моего рождения.
— И часто приходил Монтес де Ока к твоей бабушке?
— Несколько раз, я не считала.
— Добьешься от нее толку! А тебя Монтес де Ока знает?
— Не думаю. То есть я хочу сказать, что он едва ли когда-нибудь видел меня в лицо.
— А где же ты находилась, когда он навещал твою бабушку?
— Дома. Но бабушка принимала его одна. Я ему никогда на глаза не показывалась.
— Странно. А какая причина
— Никакой причины, сеньора. Просто случалось так, что, когда он приходил к бабушке, и бывала плохо одета.
— Так, так! Ты что же — боялась не поправиться ему? Разве ты не знаешь, что для тебя он слишком стар и некрасив?
— А я и не думала, понравлюсь я доктору или нет!
— Какие же такие дела связывают Монтеса де Ока с твоей бабушкой?
— Не знаю, сеньора. Но ничего худого в этих делах нет.
— Ты замужем?
— Нет, сеньора.
— Но у тебя, верно, есть жених, и ты скоро выйдешь замуж, не так ли?
— У меня нет жениха, и замуж я пока не собираюсь. Так как же, сеньора, можете вы мне сказать, будет ли доктор?..
— Но я же объяснила тебе, — прервала ее донья Агеда, — что у Монтеса де Ока была сегодня беспокойная ночь, и он не велел будить себя раньше десяти.
— Что же мне делать? — сокрушенно воскликнула Сесилия. — Вот беда, вот беда!
Восклицание это нашло живейший отзвук в ревнивом сердце доньи Агеды, и с тайным умыслом она спросила:
— А тебя как звать?
— Сесилия Вальдес, — сквозь слезы промолвила девушка.
— Сесилия Вальдес?! — изумленно и вместе с тем немного недоверчиво переспросила донья Агеда, но тотчас поспешно добавила: — Так что же ты стоишь? Войди в дом!
И донья Агеда, не дожидаясь ответа и возражения, самолично отодвинула тяжелый дверной засов, напоминавший формою букву Т, отперла дверь и с чистосердечной любезностью ввела девушку к себе в дом.
Как Сесилия ни была расстроена, однако от ее внимания не ускользнуло, что в этой красивой сеньоре было что-то странное, делавшее ее похожей на безумную. И все же девушка не испытывала страха: напротив, какая-то непреодолимая симпатия привлекала ее к этой женщине, и не только потому, что та обращалась с ней запросто, но также и потому, что странная сеньора была необычайно красива, а голос ее звучал чарующе нежно и мелодично. Словно подчиняясь обаянию некоей магнетической силы, Сесилия покорно и молча следовала за доньей Агедой, которая привела ее в столовую, выходившую окнами в патио, откуда в помещение проникал бледный свет занимающегося дня. Здесь донья Агеда уселась на стул спиной к большому столу полированного красного дерева, поставила Сесилию прямо перед собой, у своих колен, и, взяв ее за руки, принялась пристально всматриваться в ее лицо и оглядывать ее всю с ног до головы; так продолжалось довольно долго, причем, судя по возбужденным восклицаниям, то и дело вырывавшимся у доньи Агеды, она совсем позабыла, что перед нею не статуя, а живая девушка, отлично понимающая испанский язык.
— Никакого сходства! — твердила донья Агеда. — Ну, ни малейшего! Не может быть, чтобы это была его дочь. Или она пошла в нее? Конечно же! Конечно! Она — вылитая мать!.. Ты знаешь, кто твой отец? — неожиданно спросила она девушку.
— Нет, сеньора, не знаю, — отвечала Сесилия так же кротко и послушно, как раньше.
— А разве твоя мать никогда тебе этого не говорила?
— Нет, сеньора, я выросла без матери. Она умерла вскоре после моего рождения.