Сестра
Шрифт:
Я больше не должна была получать никакого представления. Я точно знала, что произошло. Роберт, наконец, понял, что я свои подозрения не высосала из пальца. Если он сам кое-что заметил, то должен был понять. Он долго боролся сам с собой и тогда, в прошедшую среду, уехал во Франкфурт и встретился там с Биллером, кем бы тот ни был. А когда он вернулся обратно, то запер свой кабинет.
Это было точно так, как предполагал Волберт. Роберт хотел предотвратить, чтобы Изабель взяла трубку, когда позвонит Биллер. Ошибка, большая ошибка. Комната никогда раньше не запиралась, это должно было ее насторожить. И тогда, когда позвонили, она была уже начеку.
У меня не получалось больше спокойно и по-существу аргументировать. Чем дальше я заходила со своими толкованиями, тем убедительнее они мне казались. И по понятной причине, я заводилась. Мой голос вышел из-под контроля и приобрел пронзительный истерический оттенок. Олаф отстранялся больше и больше. Я отчетливо это чувствовала.
Когда я снова замолчала, он коротко сжал зубы. «Миа, ты во что-то влезаешь. Я тебе это уже неоднократно говорил. Сначала ты месяцами фантазируешь о Хорсте Фехнере. Потом появился Йонас в доме и тебе не нужен больше фантом, тогда уже он стал злодеем, действующим заодно с Изой. Но зачем бы Изе это делать? Смерть Роберта является для нее катастрофой. Теперь она может надеяться только на твои милость и сострадание. И тут ей, пожалуй, многого ожидать не приходится, как я понимаю».
Я могла только еще прошептать: «Больше, чем ты можешь себе представить. Она нашла способ добраться до наших денег. Больше ей ничего не было нужно. Но теперь Роберт ее, наконец, раскусил. Еще пару дней назад он сказал мне, что мы должны быть очень осторожны. Он боялся, что Иза его убьет, если поймет, что он хочет с ней расстаться. Он нанял одного детектива и получил в течение кратчайшего времени доказательства, что она ему изменяла. Той ночью детектив предоставил ему по телефону первый отчет. На стоянке он хотел передать ему фотографии. Когда мы ехали домой, Роберт сказал, что он сразу в понедельник пойдет к адвокату».
«Я думал, ты не помнишь, что Роберт сказал тебе той ночью», — сказал Олаф скептически.
Почему же он мне не помогал? Почему тогда он не шел сразу наверх и не поздравлял бродячих котов с их успехом?
«Ты действительно должна поговорить с Пилем», — предложил он снова. Это звучало очень холодно и безлично. Это звучало окончательно.
Перед тем, как попрощаться, он снова вернулся к просьбе Волберта. Он непременно хотел мне что-то объяснить. Может, он хотел только сменить тему. Мы прошли в кабинет Роберта, который Волберт больше уже не опечатал. Он сел за компьютер и начал пространную речь о подоходном налоге и налоге на капитал.
Он казался мне таким холодным, как будто между нами никогда ничего не происходило. Но я, наконец, поняла, что он хотел предотвратить. Только это было настолько неважно… Я была утомлена, еще только лишь утомлена…
«Мы что, надули финансовое управление?», — спросила я.
Так бы он не стал выражаться. Ничего не выходило за рамки легальности, мы только исчерпали без остатка все наши возможности. И при этом у нас были потери, что, в таком сочетании, сводило к нулю наше налоговое бремя. В такое не обязательно было тыкать носом плохо оплачиваемого полицейского. Если бы они послали финансового эксперта, то мы были бы быстро разоблачены, как экземпляры того сорта, которые вынуждают государство подавлять нормально зарабатывающего, именно потому, что мы не хотим проявить солидарность и внести свою часть.
Мне хотелось, чтобы он наконец ушел. Роберт определенно не по собственному побуждению записался в этот клуб отмазчиков. Без сомнения это была заслуга Олафа.
«Просто удали этот хлам, — сказала я, чтобы его выпроводить. — Все документы есть у тебя в конторе, этого вполне достаточно».
Казалось, он испытал облегчение от моего предложения, но прежде, чем уничтожить важные и, может быть, незаменимые данные, он контролировал каждый файл. И при этом он наткнулся на информацию, которая была намного обстоятельнее той маленькой записи в карманном компьютере. Размеры жилой площади в квадратах, площадь участка, количество комнат, цена, величина комиссионных и имя маклера.
Мы увидели это одновременно, но Олаф еще и констатировал без надобности: «Роберт купил в среду во Франкфурте дом».
Не просто дом, а бунгало, где все комнаты расположены на одном уровне, где нет никаких лестниц, которые для человека в инвалидном кресле являются непреодолимым препятствием.
Олаф пристально смотрел на меня. Я могла на его лбу прочесть, о чем он думал. Сумасшедшая, которая не умела держать себя под контролем. Которая годами ходила к душевному ассенизатору, потому что она не могла получить единственного мужчину, которого любила. Которая лезла на стенку от головных болей, если она только предполагала, что ее любимый лежал с другими в постели. Которая, в своей панике, что ее брат однажды может сделать выводы из ее пьянок и сцен, которые она ему регулярно закатывала, не знала больше выхода. Когда она выяснила, что брат хочет ее окончательно покинуть, то выпустила ему в голову пулю.
Нужно только быть достаточно сумасшедшим и тогда не было никакого антагонизма между живым и мертвым. Если я не могла его иметь, то и она не должна была.
Почему Роберт не упомянул о покупке в четверг, почему он, вместо этого, говорил о том, что должен что-то предпринять, этого вопроса Олаф себе не задавал.
Когда, на следующее утро, я пришла в зал, Лучия уже хлопотала в кухне. Было еще очень рано, только начало шестого. Я не могла спать и не выдержала дольше лежания на софе. Нужно было еще очень многое сделать.
Сообщение на мониторе разлилось, как горячее масло по моим внутренностям. А взгляд Олафа и еще больше его последующий, теперь уже действительно торопливый уход, глубоко это масло распределил. Тошнота чувствовалась еще сильнее, чем днями недостающий сон.
Лучия тоже выглядела не выспавшейся. Она как раз готовила кофе. «Ты же позавтракаешь со мной, Миа?»
«Конечно», — пробормотала я. Меня это не очень устраивало. Сначала я должна была поговорить с маклером, прежде чем я могла разговаривать с Лучией. Данные о бунгало Олаф стер очень неохотно, по моему настоянию. И прежде, чем он это сделал, мне пришлось надавить на него с его налоговыми манипуляциями. Но я записала себе номер телефона этого маклера.
Роберт, конечно, ему объяснил, для кого он купил этот дом. Не для себя! Он бы меня никогда не покинул. Он знал, что я бы этого не перенесла. И он ведь меня любил. Он только для Изабель с Йонасом купил бунгало, потому что хотел выставить их из дома.
Я уже говорила, что он был слишком добродушным, что он даже уличного кота не смог бы за дверь выставить, даже тогда, если бы этот кот постоянно на него наскакивал. Я же говорила это, не правда ли? Я имею в виду, что уже об этом упоминала. Но это не так важно.