Сестра
Шрифт:
Легкий стук в дверь оборвал его размышления. Софья как чуяла. Пришла, на ложе уселась, горсть орехов из блюда утащила.
— Что там, братик?
— Тятенька молится, бояре тоже туда же… матушка как?
— Тебе честно?
Алексей мрачно кивнул. Так Софья спрашивала только когда ожидались неприятные новости. Как-то раз он даже покачал головой в ответ на ее вопрос — и получил радужный ответ, который и не оправдался. Потом он попытался поругаться на Софью, но куда там?
Девочка только плечами пожала. Мол, могло так случиться, но вот не вышло. Не обошлось. Если б ты
Сейчас же девочка была мрачна и тосклива.
— Она не выживет, Алеша. Можешь начинать готовиться.
— Сонь…
Брат и сестра смотрели друг на друга внимательно и спокойно. Он — копия отца, только чуть поменьше. Она — так похожая на мать… или на бабку? Великую старицу Марфу? Кто знает…
— Алеша, я тебе лгать никогда не лгала и сейчас не стану. Ежели чуда не случится — матушка не поднимется. Сгорит дней за пять — десять.
Алексей только головой покачал.
— а потом?
— А потом будет плохо. Ты — царевич, наследник, к тому же по крови Милославский. Отец, скорее всего, еще раз женится. Кого он выберет — бог весть…
— Отец женится?
— Алешенька, так ему сорок только вот исполнится! Чего б и не жениться?
— Так…
— В любом случае, Милославской его невеста не будет. С ней придет ее клан, Милославских начнут затирать и они прибегут к тебе. Дадут копейку, попросят рубль…
— Гнать будем?
— Там посмотрим…
В дверь постучали.
— Царевич — государь, к тебе друг твой, Иван Морозов…
— Впустить немедля!
Ваня почти вбежал в комнату.
— Как вы тут?
Уселся с другой стороны от Софьи, так же, не спрашивая, запустил руку в миску с орехами.
— Молимся, — коротко ответил Алексей.
— Матушка просила передать, что она так же молиться будет. Когда я уходил — лестовку перебирала.
— Передашь ей мою благодарность.
Алексей смотрел хмуро. А что толку в тех молитвах, ежели матери не будет? Его-то Мария любила, в отличие от Софьи, как-никак наследник, смышлёный, красивый, веселый, весь в отца — как оправдание перед той, чье место она заняла.
Ванька протянул руки и обнял обоих царских детей, не умея иначе выразить свои чувства. Обладая от природы нежным сердцем, он глубоко сочувствовал и Алексею, и Сонечке, которых судьба лишала родительской любви, тем паче — материнской. Софья на миг коснулась любом его плеча. Алексей глубоко вздохнул.
— Не могу себе представить…
Стук в дверь разорвал и тишину и объятия.
— Царевич — государь, к вам дедушка ваш просит, Илья Милославский… дозволите ли войти?
Софья взлетела с ложа, как ракета.
— Лёшка, ни на что не соглашайся!
И мгновенно оказалась с другой стороны ложа. Стянула на себя покрывало, замерла. Иван подумал — и полез туда же.
Выглядело это достаточно забавно, не иди речь о вещах столь серьезных. Соне надо было послушать, чем будет соблазнять ее брата дед — почему бы и не так? Ивану тоже было любопытно, так зачем объявлять себя, чтобы его вежливо выставили? Того паче, пришли вдругорядь, когда его рядом
Илья вошел усталый, но жалко его Алексею не было. Он-то родную дочь не пожалел и оплакивать не ее будет, ой, нет. О своем благополучии только что печалится…
— Горе у нас, Алешенька, горе, внук мой родимый…
Илья бы прижал мальчика к своей груди, но мальчишка решительно увернулся.
— Да, я согласен, что у всей Руси горе. Но, может быть, оправится еще матушка…
— А если нет? Ох, тошно мне, сиротинушке убогому, любимую дочку у мня господь забирает…
Ага, любимую!
Софья едва из-под кровати не выскочила. А что ж Анна Морозова? Родила б она чадушко, да получил бы ты доступ к Морозовским денежкам — чай, не меньше Марии б любил ее. Видимо, о том же и Алексей подумал, потому что насмешливо утешил тестя.
— так у вас еще Аннушка остается, тоже дочка любимая…
Илья сбился с настроя, но опыта у него было больше, а потому вывернулся он быстро.
— Так ведь Аннушка-то со мной, а Машенька… ох, горе-то какое…
— Горе, — согласился Алексей, понимая, что от этого гостя отделаться можно только выкинув его в окно. Ежели пролезет. Хотя… если там деньгу положить — еще как пролезет! И в дырку нужника ввинтится! Порода такая… деньголюбивая! А значит — придется терпеть и слушать…
Пришлось. Порядка получаса Илья плакался на свою убогость (с чем царевич полностью соглашался), на одиночество (вот тут — простите) и на то, что теперь и заступиться-то за него, сиротинушку, перед царем — батюшкой некому будет. И плавно перешел к тому, что они все-таки родственники, так что не желает ли внучок исполнить свой долг перед дедом?
Внучок не желал и не собирался, но и разуверять Илью было рановато, а потому Алексей покивал головой и сказал, что всенепременно, дедушка может на него рассчитывать, хотя для него, как для наследника первее интересы Руси — матушки.
Илья тоже покивал и успокоился. Наследник явно был к нему расположен, а остальное… прогнемся — и выдавим что хотим! И не таких, как этот мальчишка ломали!
Алексей выпроводил гостя и посмотрел на друга и сестру, выбирающихся из-под покрывала.
— Хорошо устроились? А меня этот старый гад чуть не до смерти заговорил!
— Ничего, ты ему добром отплатишь, — утешила Софья.
Иван фыркнул.
А буквально через минут десять им пришлось опять нырять в укрытие. Потому как к царевичу явился недоброй памяти Симеон Полоцкий.
Поклонился, пособолезновал, выслушал ответные слова благодарности от Алексея, чуть — чуть еще поразливался соловьем, на тему ужасной потери, которая все ж таки не напрасна ибо дала такого невероятных достоинств юношу, как Алексей Алексеевич…
Лёшка знал, что Симеон остался в Москве, при особе царя, что его допускали и к братцу Симеону, и к братцу Федору, даже и к царевнам, хотя те и не проявляли желания учиться. Знал он и что Симеон желает основать в Москве Академию для детей и юношества, но царь пока этой идее хода не дает. Тут Симеону очень лихо перешел дорогу царевич. А зачем нам на Москве две академии? Пусть хоть одна себя окупит…