Сестры из Сен-Круа
Шрифт:
Лейтенант Холт приказал нам ползти обратно в траншею. Мы с ним и с Гарри поползли медленно-медленно — надеялись, что без света они шевеления не заметят, а Джарвис с Хоуксом — те так и кинулись со всех ног. Ну, их сразу же и скосило к чертовой матери, бедолаг.
В этот раз, уже увлекшись своей историей и мысленно перенесшись в ту страшную ночь, Том не стал поправляться и даже не заметил своего промаха.
— Стрелок, конечно, знал примерно, где мы, и тогда мистер Холт сказал: «Ну, ребята, выбирайтесь теперь, как знаете. Постарайтесь вернуться живыми». А потом поднялся во весь рост и метнул гранату в пулеметное гнездо. Не докинул, а все же пулеметчика
— Как, опять туда из траншеи? — ахнула Молли.
— А что делать, не бросать же его там?
— И что вы сделали?
— Выползли из траншеи, метнули по две гранаты в ту сторону, где пулеметы, и бегом к мистеру Холту. Гарри схватил его за одну руку, я — за другую, и мы вместе потащили его назад к траншее. Пулеметчик снова открыл огонь, мы попадали на землю, и тут я в проволоке запутался. Руку мне пулей прошило, — он показал на свою раненую руку на перевязи, — и я никак не мог выпутаться. Когда пулеметчик умолк, Гарри оттащил лейтенанта Холта в траншею и вернулся за мной. А я намертво в этой проволоке застрял, но, на мое счастье, у Гарри как раз с собой кусачки были. В темноте ему нелегко приходилось, а я даже ничем не мог ему помочь, без правой-то руки. Они, видать, услышали, как мы там возимся, потому что, как только Гарри меня освободил, этот чертов пулеметчик открыл огонь. Вот тогда Гарри ногу и разворотило… ну, вы видели. Мы оба лежали неподвижно, а когда снова все стихло, я увидел, что Гарри без сознания. Мне удалось протащить его последние несколько ярдов до траншеи, но, когда мы оба туда скатились, я, должно быть, ударился головой, потому что когда очнулся, то увидел, что уже рассвело. Пришлось торчать там опять до темноты — только тогда мы вернулись к своим.
— А вы не могли уползти обратно по траншее? — спросила Молли. Она слушала как завороженная и в то же время холодела от ужаса.
— Она не такая глубокая, среди бела дня в ней не спрячешься, — ответил Том. — Всего пара футов, с конца только чуток поглубже. Вот и пришлось там весь день сидеть, в этой дыре, и головы не высовывать. Лейтенант Холт еще ночью умер, так что, когда я рано утром пришел в себя, со мной был один труп и один тяжелораненый.
— И вы ведь тоже были ранены, — заметила Молли.
— Ну, моя рука — это чепуха, — сказал Том. — Другое дело — нога Гарри. Я, как мог, постарался ее перевязать, но когда я волок его по земле, ему это на пользу не пошло. Он уже пришел в себя, боли у него сильные начались, но с этим я ничего поделать не мог. Вода у нас была, а больше ничего. Когда идешь на задание, стараешься брать с собой как можно меньше, чтобы легче было. В общем, так мы весь день и ждали. Холодно было, так мы друг к другу прижались, чтобы согреться. А как стемнело, решили рискнуть. Пришлось вставать и идти. Ползти Гарри уже не мог, а я не мог его тащить. Пулеметчики то ли не следили за нами, то ли решили дать уйти. Так или иначе, обошлось без стрельбы, даже когда я кричал во всю глотку: «Это свои! Свои! Кук и Картер!»
Том невесело улыбнулся и продолжал:
— А дальше вы, в общем, и сами знаете. Отправили нас на перевязочный
В какой-то момент во время своего рассказа Том взял Молли за руку и теперь смотрел на нее, словно удивляясь, как она оказалась в его ладони. Молли тихонько сжала его руку, словно давая понять, что она не против.
Он сказал:
— Так что, видите, Гарри спас мне жизнь. Без него мне бы ни за что не выпутаться из той проволоки. Торчал бы там, пока не рассвело, а потом джерри-пулеметчики хорошенько потренировались бы на мне в стрельбе.
— По-моему, вы тоже его спасли, — тихо сказала Молли. — Без вас он бы не добрался до своих. И сюда бы, наверное, не попал, если бы не вы.
— Да его бы и вовсе не ранили, если бы он не вернулся за мной. Неужели не понимаете?
— Том, вы не должны терзаться из-за этого, — сказала Молли. — Не вы начали эту ужасную войну. Вы оба вернулись за лейтенантом Холтом. Гарри никогда бы не бросил вас, как и вы не бросили бы его.
Том слабо улыбнулся ей.
— Вы очень добрая, Молли. Вы же не против, если я буду звать вас Молли, а?
Молли улыбнулась ему в ответ.
— Нет, — застенчиво сказала она. — Мне это нравится. Я ведь уже давно зову вас Томом.
Какое-то время они сидели на каменной скамейке, ничего не говоря и не чувствуя никакой неловкости в этом молчании. Наконец Молли встала, отряхнула юбку и сказала:
— Мне нужно идти. На дежурство пора. Сестра Элоиза будет в ярости. — Она посмотрела на Тома. — Наверное, его сегодня же и похоронят, — мягко сказала она. — Обычно хоронят в тот же день. Я приду на кладбище.
Том встал, снова взял ее руку и поднес ее пальцы к губам. Таких интимных жестов между ними до сих пор еще не было, даже при том, что он только что плакал в ее объятиях. На мгновение их глаза встретились, и Молли почувствовала, как румянец заливает щеки. Она в замешательстве отдернула руку.
Том отступил, тоже покраснев.
— Простите, — пробормотал он, — не стоило мне этого делать.
— Нет-нет, ничего, — сказала Молли. — Просто я… мне еще никто… мне нужно идти! — Она внезапно вернулась к своей роли сестры милосердия. — И вам тоже, — твердо сказала она. — Ни к чему вам тут стоять на холоде. У сестры Элоизы припадок случится, если она узнает. У вас же температура поднимется!
С этими словами она взяла его за руку и повела обратно в ворота, через двор — к палате и к сестре Элоизе.
Когда они проскользнули внутрь, сестры Элоизы в палате не было, а к тому времени, когда монахиня вернулась, Молли уже преспокойно занималась своими делами, а Том крепко спал в своей кровати. Сестра подозвала Молли и сказала, что мать-настоятельница хочет видеть ее перед обедом.
— Здесь вы мне больше не нужны сегодня, Молли, — коротко сказала сестра Элоиза. — У вас был тяжелый день. Поговорите с матушкой и можете не возвращаться до завтрашнего утра. Вы ведь пойдете на похороны, да?
Не уверенная, все ли верно поняла, Молли уточнила на всякий случай у сестры Мари-Поль, стоявшей рядом, и та подтвердила: сестра Элоиза дает ей отдых до конца дня и она может пойти на кладбище при лагере на похороны Гарри.
Мать-настоятельница, как всегда, сидела за столом. Пригласив Молли войти, она не предложила ей сесть, и по выражению ее лица Молли поняла, что ее ждут какие-то неприятности.
— А, Молли, — только и сказала мать-настоятельница вместо приветствия и продолжила по-английски со своим обычным акцентом: — Посмотрите в окно, Молли, и скажите мне, что вы там видите.