Сестры
Шрифт:
– Я знаю. Это очень утомительно. – Ковальский сразу заговорил понимающим тоном. – Еще несколько вопросов – и вы сможете вернуться домой, договорились?
Франсуа-Режис Берко кивнул.
– Господин Берко, был ли еще кто-нибудь на берегу, когда вы обнаружили девушек?
– Нет.
– Вы никого не видели?
– Нет.
– Вы часто совершаете такие прогулки?
– По меньшей мере, два раза в неделю.
– И всегда двигаетесь одним маршрутом?
– Э… Да.
– А раньше
Берко вытаращил глаза.
– Что? Нет!
– Значит, вы с ними незнакомы?
– Я уже сказал: нет.
– А где вы были прошлой ночью, господин Берко?
На этот раз тот бросил на следователей взгляд, в котором промелькнуло непонимание.
– Как вы сказали? Что?
– Где вы были прошлой ночью?
– Дома.
– Один?
– Нет, с женой.
– А после полуночи?
– Я спал.
Тон его делался все более раздраженным.
– Кто-нибудь может это подтвердить?
Глаза Берко перебегали с одного полицейского на другого, и Сервас прочел в его взгляде растущее недоумение и замешательство.
– Что за идиотские вопросы? Что это вы…
– Пожалуйста, отвечайте, господин Берко.
– Моя жена!
– Вы хотите сказать, что она поминутно просыпалась?
Теперь на лице Берко отразилась смесь негодования, растерянности и гнева.
– Нет! Конечно, нет! Она спала! Рядом со мной… Но это же, в конце концов, смешно. Что за…
– В котором часу она заснула?
– Не знаю! Может, в одиннадцать, может, в полдвенадцатого…
– А в котором часу встала?
– В шесть часов.
– Вы уверены?
– Да, да, я уверен! Она ставит будильник. Послушайте, не нравятся мне все ваши вопросы. Я…
– Она принимает снотворные?
– Нет!
– Вы живете далеко отсюда, господин Берко?
– Нет, это просто смешно. Если б я знал…
– Пожалуйста, отвечайте.
– Нет, черт побери! Всего четверть часа на машине. Это вас устраивает?
– А где сейчас стоит ваша машина?
– На стоянке возле клуба.
– Гребного клуба?
Берко внезапно выбился из сил и почувствовал себя совершенно опустошенным. Как боксер, что повис на канатах ринга и потерял всякое желание биться дальше.
– Гребного. Меня уже об этом спрашивали… ваши коллеги. А потом велели прийти сюда. Интересно, как я отсюда выберусь? Пешком…
– У вас есть дети, господин Берко?
– Маленькая дочка трех лет… Но я не вижу…
– А вам сколько лет, господин Берко?
– Тридцать два.
– Вы встречаетесь со студентками?
– Что?..
– С кем-нибудь из студенток вы знакомы?
– Знаком?.. Э… Нет, нет… Разве что с племянницей… Но это моя племянница, черт возьми!
– И больше ни с кем?
– Нет!
– Вы
– В каком смысле?
– В этой части острова. Пешком или на машине…
– Нет!
– Никогда?
– Да нет же! Ну, как вам еще объяснить? Теперь я могу наконец поехать домой?
– Благодарю вас, у меня больше вопросов нет, – сказал Ковальский, знаком подозвав одного из своих людей. – Однако, господин Берко, домой поехать вы не сможете. Я попрошу своего коллегу, чтобы он отвез вас в комиссариат для дачи показаний под протокол. И пока не советую вам общаться с прессой.
– Да пошли вы…
В тот момент, когда Берко отходил от них, сверкнула вспышка. Ковальский обернулся, Сервас тоже. Фотограф, прорвавшийся на место преступления сквозь ограждение, выглядел словно только что из вытрезвителя: мятый, весь в пятнах, жилет, всклокоченные волосы и восьмидневная щетина.
– Пейроль, а тебе чего тут надо?
– Салют, Лео.
– Вали отсюда, – бросил Ковальский. – Тебе тут, за ограждением, делать нечего. Я ведь могу тебя за это и задержать.
– Серьезно?
Похоже, эта идея позабавила журналиста. Он провел свободной рукой по густой шевелюре. На вид Сервас дал бы ему лет пятьдесят: в бороде у него уже посверкивала седина, под глазами обозначились солидные мешки. Он вытягивал шею, пытаясь получше разглядеть место преступления, но Ковальский загородил ему видимость и крепко взял за руку, чтобы вывести за заграждение.
– Ну, скажи хоть что-нибудь, – взмолился репортер. – Иначе мне придется присочинить, и будет только хуже. Ну давай, ну хоть крошечку информации, Ко…
– Будет же пресс-конференция, – отвечал тот.
– Когда?
– Скоро. Я знаю не больше твоего.
Журналист надулся, как обиженный ребенок.
– А вид у тебя встревоженный, – сказал он. – Что, так уж совсем ничего нет? Даже для меня?
Ковальский приподнял ленту заграждения, и журналист поднырнул под нее и вышел из охранной зоны. Следователь закурил сигарету и внимательно, прищурившись, как настоящий морской волк, посмотрел на этого чокнутого парня:
– Даже не вздумай меня надуть, понял?
– Слово Пейроля.
– Две девушки лет двадцати, возможно, студентки. Забиты насмерть. На них были белые платья.
– Изнасилованы?
– Видимых следов насилия нет… Вскрытие покажет.
– А еще что-нибудь?
Пейроль лихорадочно записывал.
– Их привязали к деревьям…
– Давно?
– Нет. Нынче ночью.
Ковальский повернулся к нему спиной. Сервас заметил, что про крестик он не сказал ни слова, и спросил себя, долго ли им удастся держать эту информацию в тайне.