Сестры
Шрифт:
Глаза его красноречиво свидетельствовали, что именно так все и будет.
– Если тебе нравится подавать себя на десерт в свободное от съемок время – это твое личное дело, но если какая-то подлюга намерена распространить фотоулики, то, по воле Божьей, оно становится и моим.
– О, заткнись, Пит, и подумай.
Она воздела свою покрытую каплями пота руку, длинную, прекрасную, величественным жестом пресекая поток слов.
– Выплескивание грязи не поможет решить эту проблему.
Он смотрел на нее, его завороженные глаза находились лишь в нескольких дюймах от промежности, едва прикрытой тонкой материей короткого трико. Боже, как она восхитительна. Совершенно и убийственно неотразима.
Пит понемногу успокоился:
– Джейн, что, черт возьми, нам делать? Почему Джули Беннет затеяла все это? Не знал, что она
Вновь Джейн движением руки отмахнулась от его вопроса.
– Послушай, это не должно сойти ей безнаказанно. Даже если ее действия нельзя расценивать как шантаж, то замысленное ею – грязное дело. Она сама занимает солидное положение: ее агентом является Мортон Янклоу, ее книги издает Кроун. О них могут подумать, будто они действуют такими же методами, как и она. А что скажут ее читатели, члены книжных клубов, как это соотносится с правами на телепостановку сюжетов по ее книгам? С твоим влиянием в киноиндустрии ты в одиночку мог бы потопить все ее мини-сериалы. По крайней мере, наполовину сократить доходы. Если она пойдет на такое, то лишится репутации и одновременно денег. Думаю, кто-то ясно должен дать ей это понять. И лучше всего – ты. Если она лично услышит это от тебя и если ты должным образом объяснишь ей последствия, она, вероятно, успокоится. Надо попытаться, Пит. Ради своего собственного спасения, во имя спасения «Ночей».
И, конечно, ради нее, Джейн, тоже.
Но, странное дело, она не думала об этом, и совершенно не эта мысль делала ее такой сильной. В настоящий момент ее блестящее будущее в материальном мире занимало ничтожное место в книге ее жизни. Главное – Джули Беннет должна быть остановлена.
Она возвышалась над Питом Ривкином, мощь ее целеустремленности омывала его, как волны каменистый берег. Он был во власти ее решимости и насквозь пронизан силой ее желания. Джейн физически ощущала могучие перемены, происшедшие в ней. Сейчас ей под силу сдвинуть горы, и это ощущение было замечательным. Если прежде она довольствовалась ролью пассажира, дрейфующего по потоку жизни, то теперь все обстояло иначе. Она стала судьей собственной Судьбы и никогда впредь не позволит кому бы то ни было контролировать свою жизнь. Всей ядерной мощью своей невероятно могучей личности она сокрушит любое препятствие, которое окажется на пути.
– Что ж, это может сработать, – проговорил он, позволяя первым признакам улыбки оживить уголки своих губ.
Джейн почувствовала, как дикая радость просыпается в сердце.
– Ты сможешь, Пит. Устрой ей фейерверк. Только не выходи из себя. Используй свою злость.
Да, в этом-то все и дело. Гнев, грамотно сочетаемый с силой, поможет преодолеть сопротивление противника. Этим сочетанием он пользовался на протяжении многих лет, добиваясь убийственного эффекта.
Двигатель его морального возмущения уже начал набирать обороты. Эта жирная писака с грязными замашками шантажистки собиралась торпедировать созданную им звезду и его сериал. Невозможно включить телевизор, чтобы не наткнуться на слащавые сюжеты. Невозможно вести борьбу на суперрынке без риска оказаться погребенным под грудой ее бездыханных книг. На каждом интервью, виденном им, она твердила одно и то же, словно никогда не слышала о дохлых лошадях; ее медный, надсадный голос действовал на барабанные перепонки, подобно грохоту отбойного молотка. Что ж – кошатница встретила свою Немезиду, своего укротителя львиц.
Пит Ривкин снял трубку телефона. Пока он говорил, глаза его не отрывались от Джейн.
– Соедините меня с Джули Беннет в Палм-Спрингс.
В ее голосе звучала удовлетворенность от того, что он позвонил ей:
– Мистер Ривкин, рада, что вы позвонили. Вы получили мою маленькую посылку? Похоже, вы намерены начать просмотр актрис на роли в ваших новых сериалах, не так ли?
Голос Пита Ривкина звучал надтреснуто:
– Слушай, ты, взбесившаяся крыса, и слушай хорошенько. Повторять я не намерен. Я порвал все эти картинки и забыл о них. Отныне, если ты предпримешь что-нибудь, что напомнит мне об их существовании когда-либо, хоть однажды, знаешь, что я сделаю? Я созову пресс-конференцию и сообщу всем желающим о том, какую роль ты сыграла в этом грязном деле. Каждую неделю в течение месяца в «Издательском еженедельнике» я буду помещать объявление, разоблачающее тебя; другое – в книжном разделе «Нью-Йорк таймс», каждому издателю Америки
– О, – произнесла Джули Беннет.
– Спрашиваю, я ясно выразился?
– Возможно, я неверно рассчитала.
Холодная ярость Пита Ривкина подвела итог:
– Никогда, повторяю, никогда впредь не ошибайся.
– Я поняла, что вы сказали, мистер Ривкин, – произнесла послушная маленькая девочка.
Ее слова были равносильны обещанию.
Сработало. Пит Ривкин вздохнул с облегчением.
Джейн прочитала все в его глазах. Внезапно она почувствовала себя обессилевшей. Исключительно благодаря силе воздействия своей личности ей удалось вырвать победу из зловонной пасти поражения. Она рухнула в кресло. Пит Ривкин встал, обошел стол, подошел к ней и положил руку на обнаженное плечо.
Когда он заговорил, голос его дрожал.
– За всю свою жизнь, – проговорил он, – я не встречал никого, кем бы восхищался так, как восхищаюсь тобой.
В Южной Калифорнии, по крайней мере, семья Анненберг была чем-то вроде законодателей моды, и все преуспевающие люди старались подражать им. На протяжении недель высшее общество Лос-Анджелеса обсуждало выгравированные приглашения принять участие в коктейле на территории знаменитого имения Санниленд, расположенного у пересечения шоссе имени Фрэнка Синатры и шоссе Боба Хоупа – места, где семейство Рейган проводило рождественские праздники, куда удалился Никсон после отставки и где, возможно, находилась лучшая в Америке частная коллекция.
Джули бывала там и раньше, но до того, как Вальтер Анненберг приобрел коллекцию импрессионистов, принадлежавшую его сестре мисс Энид Хаупт, чтобы пополнить интригующее частное собрание картин современных французских художников, в котором находилось и знаменитое плотно Гогена «Сиеста».
Джули Беннет задумчиво потягивала шампанское, не отрываясь глядя на картину. Полинезийская женщина стояла, повернувшись спиной к художнику, и чувствовала себя совершенно непринужденно на красновато-охристой земле; на ней была английская соломенная шляпка с лентой. Обращенная лицом к Гогену женщина, с круглым, как луна, лицом, сосредоточенно гладила белую материю старым утюгом. Там же были изображены еще три фигуры; они смотрели в разные стороны, ничем не занятые на фоне буйного ландшафта, в котором преобладали желтый и зеленый цвета.
За плечом Джули раздался голос, на ужасный звук которого она резко обернулась.
– Неплохо, правда? Тысяча восемьсот девяносто четвертый год, когда Гоген досыта нахлебался нищеты. Может быть, ругал себя за то, что оставил работу на бирже.
В голосе слышались безукоризненные итонские интонации. Он походил на посылку с ароматом «Роял яхт», которым все они пользовались, и был пропитан рафинированной самоуверенностью, которую все они напускали на себя по малейшему поводу. Джули посмотрела на него, как на пса, оказавшегося за обеденным столом, и в его глазах отразился мгновенный интерес, порожденный ее очевидным презрением. Англичане всегда стремятся принадлежать к клубу, который в них не нуждается; генетически их влекло к женщинам, которые могли доставить им много неприятностей. Что ж, этот чопорный пудель с художественным прошлым напал как раз на такую особу. Его голос, изобиловавший носовыми звуками, вернул Джули в дьявольское расположение духа, от которого она не могла отделаться в последнее время.
– Дорогая, о, дорогая! Вы видели картину бедного Кеннета Кларка «Цивилизация», или вы предпочитаете «Ридерс дайджест»?
Он рассмеялся пронзительным вибрирующим смехом, восхищенный непочтительностью.
Джули смерила его взглядом сверху донизу. Шелковая рубаха кремового цвета от Тернбула и Ассера, галстук в голубой горошек, двубортный легкий костюм, пиджак расстегнут, ботинки от Гуччи – весь внешний облик указывал на прогрессивность взглядов.
– Боюсь, я знаю вас. Все мы, англичане, знаем друг друга. Вы Джули Беннет.