Сев
Шрифт:
Несмотря на железную логику этих слов, мистер Грэдграйнд остался недоволен. Он досадливо поморщился.
– Неужели вы, зная, что у матери мигрень, не могли посмотреть на свои ракушки и минералы и на все, что вам полагается?
– продолжала миссис Грэдграйнд.
– Зачем вам цирк? Вы не хуже меня знаете, что у детей не бывает ни учителей из цирка, ни цирковых коллекций, ни занятий по цирку. Что вам понадобилось знать о цирке? Делать вам нечего, что ли? С моей мигренью я и названий всех фактов не припомню, которые вам нужно выучить.
– Вот в этом-то и причина!
– упрямо сказала Луиза.
– Пустое ты говоришь, это не может быть причиной, - возразила
– Ступайте сейчас же и займитесь своими ологиями.
– Миссис Грэдграйнд была несведуща в науках и, отсылая своих детей к занятиям, всегда пользовалась этим всеобъемлющим названием, предоставляя им самим выбрать подходящий предмет.
Надо сказать, что вообще запас фактов, которым располагала миссис Грэдграйид, был нищенски скуден; но мистер Грэдграйнд, возводя ее в ранг супруги, руководствовался двумя соображениями: во-первых, она олицетворяла собой вполне приемлемую сумму, а во-вторых, была "без фокусов". Под "фокусами" он подразумевал воображение; и поистине, вряд ли нашлось бы другое человеческое существо, которое, не будучи идиотом от рождения, было бы вместе с тем столь же безгрешно в этом смысле.
Оставшись наедине со своим мужем и мистером Баундерби, почтенная леди так потерялась от этого, что даже не понадобилось столкновения с каким-нибудь новым фактом: она снова умерла для мира, и никто уже не глядел в ее сторону.
– Баундерби, - заговорил мистер Грэдграйнд, придвигая кресло к камину.
– Вы всегда принимаете живейшее участие в моих детях - особенно в Луизе, поэтому я, не таясь, могу сказать вам, что сильно раздосадован моим открытием. Я постоянно и неуклонно (как вам известно) стремился развивать в моих детях разум. Все воспитание ребенка (как вам известно) должно быть направлено единственно на развитие разума. И вот, Баундерби, исходя из непредвиденного случая, происшедшего нынче, - хотя сам по себе он и кажется пустяком, - нельзя не предположить, что в сознание Томаса и Луизы вкралось нечто, являющееся... или, вернее, не являющееся... словом, - нечто, не имеющее ничего общего с разумом и отнюдь не предусмотренное моей системой воспитания.
– Могу засвидетельствовать, - отвечал Баундерби, - что интересоваться кучкой бродяг весьма неразумно. Когда я был бродягой, никто не интересовался мной. Уж в этом не сомневайтесь.
– Вопрос стоит так: в чем источник такого низменного любопытства? сказал в высшей степени практический родитель, сосредоточенно глядя в огонь.
– Я вам отвечу: в праздном воображении.
– Неужели это возможно? Хотя должен сознаться, что эта страшная мысль приходила мне на ум, когда я шел с ними домой.
– В праздном воображении, Грэдграйнд, - повторил Баундерби.
– Это всем вредно, а для такой девушки, как Луиза, это просто черт знает что. Я не прошу миссис Грэдграйнд извинить меня за крепкое словцо - она знает, что я человек неотесанный. Никому не советую ожидать от меня изысканных манер. Не такое я получил воспитание.
– Может быть, - рассуждал мистер Грэдграйнд, глубоко засунув руки в карманы и устремив взор из-под нависших бровей на огонь, - может быть, кто-нибудь из учителей или слуг что-нибудь внушил им? Может быть, Луиза или Томас вычитали нечто подобное? Может быть, вопреки всем мерам предосторожности в дом проникла книга глупых рассказов? Иначе, как же объяснить такое странное, непостижимое явление в детях, которые с колыбели развивались по всем правилам практического воспитания?
– Стойте!
– закричал Баундерби, все еще маяча на коврике перед камином и своим воинственным самоуничижением
– Да у вас в школе учится дочь одного из этих циркачей.
– Сесилия Джуп, - подтвердил мистер Грэдграйнд, не без смущения глядя на своего друга.
– Стойте, стойте!
– опять закричал Баундерби.
– А как она попала туда?
– Я сам до нынешнего дня не видел этой девочки. Но факт тот, что она приходила сюда с просьбой принять ее, хотя она не живет постоянно в нашем городе, и... да, да, Баундерби, вы правы, вы безусловно правы.
– Стойте, стойте!
– еще раз крикнул Баундерби.
– Когда она приходила, Луиза видела ее?
– Луиза, несомненно, видела Сесилию Джуп, потому что именно Луиза сказала мне, о чем она просит. Но я уверен, что Луиза видела ее в присутствии миссис Грэдграйнд.
– Будьте добры, миссис Грэдграйнд, - сказал Баундерби, - расскажите, как это было?
– Ах, боже мой!
– простонала миссис Грэдграйнд.
– Ну, девочка хотела ходить в школу, а мистер Грэдграйнд хочет, чтобы девочки ходили в школу, а Луиза и Томас сказали, что девочка хочет ходить и что мистер Грэдграйнд хочет, чтобы девочки ходили, и как я могла спорить против такого очевидного факта?
– Так вот что, Грэдграйнд!
– сказал мистер Баундерби.
– Выгоните вон эту девчонку, и дело с концом.
– Я склоняюсь к тому же мнению.
– Делать так делать - всегда было моим правилом, с самого детства, сказал Баундерби.
– Когда я решил бежать от моей бабушки и от моего ящика из-под яиц, я сделал это немедля. И вы действуйте так же. Прогоните ее немедля!
– Вы не откажетесь пройтись?
– спросил мистер Грэдграйнд.
– У меня есть адрес ее отца. Может быть, мы вместе прогуляемся в город?
– С удовольствием, - отвечал мистер Баундерби, - лишь бы дело было сделано, и немедля!
Итак, мистер Баундерби нахлобучил шляпу - иначе он никогда не надевал ее, как и подобает тому, кто сам вывел себя в люди и не имел времени приобщиться к искусству изящного ношения шляп, - и, засунув руки в карманы, не спеша вышел в сени. "Не признаю перчаток, - любил он повторять.
– Я без них карабкался вверх. Иначе я бы не залез так высоко".
Мистер Грэдграйнд поднялся к себе за адресом, а мистер Баундерби, постояв немного в сенях, отворил одну из дверей и заглянул в классную тихую светлую комнату, устланную ковром, которая, однако, вопреки книжным шкафам, коллекциям, всевозможным приборам и наглядным пособиям была едва ли не скучнее самой заурядной цирюльни. Луиза, лениво облокотившись на подоконник, рассеянно смотрела в окно, а Томас, обиженно сопя, стоял у камина. Двое других отпрысков семейства Грэдграйнд - Адам Смит и Мальтус[14]– отбывали срок обучения вне стен отчего дома, а малютка Джейн, вся измазанная влажной глиной, полученной из смеси грифеля и слез, уснула над простыми дробями.
– Полно тебе, Луиза, полно, Томас, - сказал мистер Баундерби.
– Вы больше не будете этого делать и все. Я замолвлю за вас словечко перед вашим отцом. Ну как, Луиза? Стоит это поцелуя?
– Извольте, мистер Баундерби, - помолчав, холодно отвечала Луиза; она медленно пересекла комнату и, отвернувшись, нехотя подставила ему щеку.
– Ты ведь знаешь, что ты моя любимица, - сказал мистер Баундерби. До свидания, Луиза!
Он ушел, а Луиза осталась стоять у дверей и все терла и терла носовым платком щеку, которую он поцеловал. Прошло пять минут, щека уже стала огненно-красной, а Луиза все еще не отнимала платка.