Север и Юг
Шрифт:
Мистер Леннокс заметил, что рассердил своего собеседника. И так как он говорил преимущественно только для того, чтобы говорить что-то во время их совместной прогулки, то ему было безразлично, насколько точно он понял вопрос, поэтому он спокойно согласился, сказав:
– Несомненно, есть что-то прекрасное в человеке возраста мистера Хейла, оставившего свой дом спустя двадцать лет, оставившего привычный уклад жизни ради идеи, которая, возможно, ошибочна — но это не имеет значения — и непостижима. Им нельзя не восхищаться, но в этом восхищении есть примесь жалости, что-то подобное можно испытывать к Дон Кихоту. Он был таким джентльменом! Я никогда не забуду изящное и простое гостеприимство, которое он оказал мне в тот последний день в Хелстоне.
Немного успокоенный, но по-прежнему взволнованный мистер Белл, чтобы убаюкать угрызения совести, проворчал:
– Да! А вы не знаете Милтона. Он совсем не похож на Хелстон! Я не был в Хелстоне уже много лет, но ручаюсь, он все еще стоит там… каждая палка и каждый камень на том же месте, что и в прошлом
Глава XLV
Не только сон
«Где те звуки, что нас бодрили,
Когда мы были молодыми?
Последний отзвук уж исчез,
И тех, кто слушал, больше нет.
Позвольте мне закрыть глаза и помечтать».
Уолтер Сэвидж Лэндор
«Последний фрукт со старого дерева»
Мысль посетить Хелстон возникла у мистера Белла после разговора с мистером Ленноксом и всю ночь она не давала ему покоя даже во сне. Он снова стал преподавателем в колледже, в котором сейчас был профессором. У него снова были длинные каникулы, и он проводил их со своим недавно женившимся другом — гордым мужем и счастливым викарием Хелстона. Они совершали невероятные прыжки через журчащие ручьи, отчего казалось, что целыми днями они парили в воздухе. Времени и пространства не существовало, хотя все вокруг казалось реальным. Каждое событие измерялось движением души. Деревья были великолепны в своем осеннем одеянии … теплый аромат цветов и трав сладко одурманивал… молодая жена занималась домом, досадуя на свой небольшой достаток и гордясь своим красивым и любящим мужем. Сон был так похож на явь, что когда мистер Белл проснулся, его настоящая жизнь показалась ему сном. Где он находится? В тесной, прекрасно обставленной комнате лондонского отеля! Где были те, кто говорил с ним, двигались рядом с ним, дотрагивались до него всего мгновение назад? Мертвы! Похоронены! Потеряны навеки, навсегда, пока земля будет существовать. Он уже старик, который совсем недавно еще был полон сил. Невыносимо думать о том, что в этой жизни он остался совершенно одинок. Мистер Белл поспешно поднялся, стараясь забыть о том, что уже никогда не повторится, и поторопился одеться к завтраку на Харли-стрит.
Он не мог уследить за всеми юридическими тонкостями, от которых глаза Маргарет расширялись, а губы бледнели по мере того, как по воле судьбы самые незначительные факты, которые помогли бы оправдать Фредерика, один за другим превращались в ничто. Даже хорошо поставленный, профессиональный голос мистера Леннокса смягчился, когда он сообщил своей клиентке, что последняя надежда угасла. Нельзя сказать, что Маргарет совершенно об этом не догадывалась. Но история, полная все новых и новых разочарований, преподносилась с такой безжалостной точностью, лишая всех надежд, что нечастная девушка просто не выдержала и расплакалась. Мистер Леннокс перестал читать.
– Мне лучше не продолжать, — сказал он встревоженно. — С моей стороны было глупо это предлагать. Лейтенант Хейл, — но даже это упоминание воинского звания, которого его так жестоко лишили, было для Маргарет утешением. — Лейтенант Хейл сейчас счастлив, более уверен в своем счастливом будущем, чем когда он служил на флоте. И без сомнения, принял родину жены, как свою собственную.
– Так и есть, — ответила Маргарет. — С моей стороны слишком эгоистично сожалеть об этом, — она попыталась улыбнуться, — и все же он потерян для меня, и я так одинока.
Мистер Леннокс вернулся к своим бумагам. Мистер Белл прочистил нос, но тоже хранил молчание. И Маргарет через минуту или две, по всей видимости, пришла в себя. Она очень вежливо поблагодарила мистера Леннокса за его труды, поскольку поняла, что из-за ее расстройства он мог вообразить, что причинил ей лишнюю боль. И все же это была боль, без которой она себя не представляла.
Мистер Белл подошел к ней попрощаться.
– Маргарет! — сказал он, теребя в руках перчатки. — Я завтра собираюсь поехать в Хелстон, взглянуть на старые места. Вы бы не хотели поехать со мной? Или это причинит вам много боли? Скажите, не бойтесь.
– О, мистер Белл, — произнесла Маргарет, не в силах продолжить.
Она взяла его старую, подагрическую руку и поцеловала ее.
– Ну, хватит, хватит. Достаточно, — сказал он, краснея от неловкости. — Я полагаю, ваша тетя Шоу доверяет мне. Мы отправимся завтра утром и, полагаю, будем там около двух часов. Мы перекусим и закажем обед в маленькой гостинице … Леннард Армз, как обычно бывало … а сами пойдем нагуляем аппетит в лесу. Вы это выдержите, Маргарет? Я знаю, это будет испытание для нас обоих, но, по крайней мере, для меня это будет удовольствие. И там мы пообедаем… это будет всего лишь оленина, если мы сможем ее достать … затем я немного вздремну, а вы тем временем сходите и проведаете старых друзей. Я доставлю вас в целости и сохранности, но чтобы исключить железнодорожные случайности, я застрахую вашу жизнь на тысячу фунтов перед поездкой, тем самым успокою ваших родственников. Но, так или иначе, я верну вас миссис Шоу к ланчу в пятницу. Итак, если вы скажете «да», я поднимусь
– Я даже не могу выразить, насколько мне понравится эта поездка, — ответила Маргарет сквозь слезы.
– Ну, тогда, докажите вашу благодарность и приберегите ваши слезы на следующие два дня. Иначе я буду чувствовать себя неважно из-за потоков слез, а я этого не люблю.
– Я не пролью ни слезинки, — ответила Маргарет, моргая, чтобы стряхнуть слезы с ресниц, и попыталась улыбнуться.
– Вот и умница. Тогда мы поднимемся наверх и все уладим.
Маргарет дрожала от нетерпения, пока мистер Белл обсуждал свой план с тетей Шоу, которая поначалу была удивлена, потом нерешительна и озадачена, и, в конце концов, уступила больше грубой настойчивости мистера Белла, чем своему собственному убеждению. Она не могла решить для себя, правильно это или нет, прилично или неприлично, пока не получила заверений в безопасном возвращении Маргарет и благоприятном исходе задуманного, но, придя к решению, сказала, что «была уверена в добрых намерениях мистера Белла, и что она сама желает, чтобы Маргарет сменила обстановку после всего, что ей пришлось пережить».
Глава XLVI
Прошлое и настоящее
«В те далекие, счастливые дни
Я вновь осмелюсь заглянуть,
Друзей ушедших не вернуть,
Как далеко теперь они.
Навеки дружбой с ними связан,
Я счастье нахожу лишь в том,
Что проведу остаток дней,
Душою крепко к ним привязан».
Йохан Людвиг Уланд. «Переправа»
Маргарет собралась задолго до назначенного времени, и у нее было достаточно времени, чтобы тихо, незаметно от всех поплакать, и радостно улыбаться, когда на нее смотрели. Она тревожилась, как бы они не опоздали на поезд. Но нет! Они прибыли вовремя, и она, наконец, вздохнула свободно и счастливо, сидя в вагоне напротив мистера Белла и увлеченно рассматривая пробегающие мимо знакомые станции. Старые провинциальные южные городки и деревушки спали в лучах теплого солнца, которое окрасило в ярко-красный цвет их черепичные крыши, так отличавшиеся от холодных шиферных крыш севера. Стаи голубей парили над этими заостренными, причудливыми фронтонами, медленно садились то там, то здесь, ерошили свои мягкие, блестящие перья, подставляя каждое перышко приятному теплу. На станциях было мало людей, и казалось, что они слишком ленивы, чтобы путешествовать. Не было ни суеты, ни суматохи, к которым Маргарет привыкла во время своих двух путешествий на Лондонской и Северо-Западной ветках. Позднее, в этом же году эту железнодорожную линию наводнят богатые искатели удовольствий, но торговцев, постоянно ездящих по своим делам, будет значительно меньше, чем на северных ветках. Здесь почти на каждой станции стояли, засунув руки в карманы, один или два праздных наблюдателя, настолько увлеченные своим занятием, что путешественники гадали, что они будут делать, когда поезд уйдет. Разве что разглядывать опустевшие рельсы, несколько сараев, одно-два дальних поля. Горячий воздух танцевал над золотым спокойствием полей, фермы одна за другой оставались позади, напоминая Маргарет немецкие идиллии из «Германа и Доротеи» [50] и «Эванджелины». [51] Но и от этой иллюзии она очнулась. Пришло время выйти из поезда и добираться до Хелстона. И теперь острые чувства сжимали ее сердце, боль это была или удовольствие — она едва ли могла сказать. Каждая миля вызывала у нее воспоминания, от которых она не отказалась бы ни за что на свете, но каждое воспоминание заставляло ее оплакивать «те дни, что больше не повторятся» с невыразимой тоской. Последний раз она проезжала по этой дороге, когда уезжала с отцом и матерью: и день, и время года навевали тоску, в ней самой не осталось надежды, но родители были рядом с ней. Теперь она одна, сирота, а они покинули ее, исчезли с лица земли. Ей было больно видеть Хелстонскую дорогу, залитую солнечным светом: каждый поворот, каждое знакомое дерево сохранили летнюю красоту прежних лет. Природа не изменилась — она осталась вечно молодой.
50
«Герман и Доротея» — поэма И.В. Гёте.
51
«Эванджелина» — поэма американского поэта Генри Лонгфелло.
Мистер Белл знал, о чем думает Маргарет, и благоразумно молчал. Они доехали до Леннард Армз. Наполовину ферма, наполовину гостиница стояла немного в стороне от дороги, как бы говоря, что хозяин не так уж зависим от путешественников, чтобы навязывать им свои услуги. Они сами должны найти его. Дом стоял напротив деревенской лужайки, и прямо перед ним возвышалась вековая липа, обнесенная скамейкой, в густой листве дерева был сокрыт мрачный герб Леннардов. Дверь гостиницы была широко распахнута, но никто не торопился встретить путешественников. Когда появилась хозяйка — они уже многое успели рассмотреть — она оказала им сердечный прием, как будто они были долгожданными гостями, извинилась, что задержалась, объяснив, что сейчас время сенокоса, и мужчинам в поле нужно было отослать провизию. Она была слишком занята — укладывала еду в корзины — и не услышала шума экипажа, который, съехав с основной дороги, катил по мягкому дерну.