Север Москвы
Шрифт:
Я остановилась на лестничной площадке. Сердце колотилось в горле, под ребрами резало так, будто нож воткнули. С трудом переводя дыхание, я сбросила рюкзак на пол и осторожно выглянула в окно.
Эльфы остановились у крыльца, но не спешились. Наверняка они тоже чувствовали злобу Астры. В таком настроении, как сейчас, она вполне могла обрушить на них часть стены. И все-таки они не уходили. Ждали чего-то? Что я выйду? Выходить я, разумеется, не собиралась. Несколько этажей, пара переходов, и я доберусь до крытого моста над рекой, а там рукой подать до вокзала...
Я впервые видела эльфов
Лошади у них были странные. Высоченные — метра два в холке, стройные, как ахалтекинцы, изжелта-серой масти. По-настоящему удивительными были не стати, а то, как кони себя вели. Нормальная живая лошадь смотрит по сторонам, машет хвостом, дергает ушами, ищет, где перехватить травинку. Эльфийские лошади, неподвижные и равнодушные ко всему, казались то ли механическими, то ли мертвыми.
Сами эльфы напоминали своих же лошадей — высоченные, тощие, длиннолицые, похожие друг на друга. Даже волосы у них были того же оттенка, что лошадиная шерсть. Эльфы сидели неподвижно, глядя прямо перед собой, молча.
Я наконец отдышалась, подняла рюкзак и зашагала вверх по лестнице. Если я ничего не путала и если Астра не сильно изменила планировку, выход на мост был то ли с пятого, то ли с шестого этажа.
По пути мне подумалось, что Астра могла рассердиться из-за меня. Приятная, признаться, была мысль. Хорошо бы это оказалось правдой. Астра никогда не была жилым домом и потому действительно не хотела, чтобы в ней жили. Но в ней всегда работали. Давным-давно Астру построили как здание фабрики. Я работала в Астре и, значит, принадлежала ей. Астра встала на мою защиту... Я видела, как она успокаивается — медленно, но все-таки прямо на глазах. Стекла светлели, краска на стенах меняла оттенки.
Когда я вышла на мост, дождь пошел снова. Стеклянные перекрытия потеряли прозрачность. Мост был из стали и стекла. Издалека он напоминал хрустальную змею, перегнувшуюся над медленной рекой. Иногда он сверкал на солнце, иногда — нет. Наверно, это тоже что-то значило. Те, кто работал возле набережной, могли бы что-нибудь рассказать...
Я успела на электричку, но чуть не пропустила свою станцию. Адреналин схлынул. Я начала засыпать, привалившись к окну. Эльфы так напугали меня, что я перестала бояться квартиры с ее нюансами. Я могла думать только о том, что сниму эту квартиру — в добром доме, поросшем мхом, в десяти минутах ходьбы от платформы, — и успокоюсь наконец, и смогу отоспаться по-человечески.
Наталья стояла на платформе, заметная издалека. Высокая, полная, в зеленом дождевике, она была похожа на елку. Об этом я ей и сообщила, подойдя. Наталья засмеялась. Дождь еще моросил. Я протянула руку, собрав горсть капель, и умылась ими.
— Чуть не уснула по пути, — призналась я.
— Сейчас мы тебя кофе напоим, — пообещала Наталья. Потом она выпрямилась и глянула куда-то поверх моей головы. Я оглянулась.
— Смотри, прелесть какая, — сказала Наталья, разулыбавшись.
«Кому прелесть, а кому и не особо», — подумала я.
Электричке надоело работать, а может, ей не нравился дождь. Она закапризничала, начала пыхтеть, щелкать дверями и ездить вперед-назад: метр туда, метр обратно. Пассажиры сначала завозмущались, потом испугались. Машинист выскочил на перрон и принялся громко стыдить электричку и увещевать ее, точно лошадь. Наверно, невежливо было на него пялиться, но он так смешно разговаривал со своим поездом и так ласково его ругал. Он совсем не сердился. Смотреть на него было весело, и как-то становилось легче на душе.
Наконец, машинист запрыгнул в кабину, электричка тронулась, а мы пошли к спуску с платформы.
— Хозяйку зовут Валентина Петровна, — сказала Наталья, — она живет в двух кварталах от этого дома. А в квартире, которая сдается, раньше жила ее дочь. Она поехала на север навестить бабушку, мать хозяйки.
Наталья не закончила фразу. Я договорила про себя: «И осталась на севере». Мне не нужно было объяснять, о чем можно и нельзя говорить.
Улица так заросла, что мы шли словно через парк. Ветви деревьев почти смыкались над головами. Листья шелестели на ветру. Я заметила, как вдалеке проехала машина, и подумала, что здесь наверняка работают бензиновые двигатели. Как раньше...
— Наташа.
— Что?
— Может, расскажешь про нюансы? Или хочешь сделать сюрприз?
Наталья вздохнула:
— Есть хороший нюанс, есть плохой. С какого начинать?
— С плохого.
Она невесело усмехнулась:
— Узнаю Вику. Хозяйка хочет фотографию.
— Какую фотографию? — я нахмурилась.
— Фотографию дома, в котором жила ее мать. На севере.
Я остановилась. Наталья не смотрела на меня, и потому прошла еще пару шагов. Обернулась через плечо. Я не собиралась ее нагонять. Наталья покачала головой, но вернулась.
— Вика, — сказала она мягко, — не сердись.
— Я зря приехала. Зря надеялась. Как я могу не сердиться?
— Вика, не все так страшно. Я тебе помогу. Я же обещала. Я уже кое-что придумала, — она тронула меня за плечо. Я дернулась.
Я слишком устала, чтобы начинать ругань. Если честно, мне вообще не хотелось с ней разговаривать. Лицо у меня, наверное, было страшное. Наталья даже побледнела. Плечи ее опустились.
— Вика.
— Я правильно понимаю, что фотографии из архива и спутниковые съемки хозяйку не устроят?
— Да, конечно.
— Тогда о чем ты думала?
У меня вообще-то замечательный рюкзак. Легкий, очень удобный, никогда не натирал. Но сейчас лямки почему-то врезались в плечи. «Начало октября», — подумала я. На дворе начало октября. Скоро придут заморозки. Скоро Астра примется разбираться с людьми, которые в ней ночуют. Все общежития города переполнены. Все дома, согласные быть жилыми, переполнены. Те, кому повезло найти койку, может, и хотели бы приютить друзей. Но этого просто нельзя делать. Опасно. Если разозлить дом, в лучшем случае он выставит жильцов на улицу. В худшем — убьет.