Север Северище
Шрифт:
– В южных районах большая нехватка журналистских кадров, можно рекомендовать на самое приличное место, - уверенно информировали они гостя. – Стоит лишь поднять телефонную трубку, попросить нужного областного начальника нажать на кнопку.
– Нет, друзья, мне подходит лишь редакция где-то у кромки Ледовитого океана. Без брони, а на юге ее не дают, вытурят из столицы. Бегство от цивилизации выбираю основательное также и душой. Сегодня мой заветный край – Север Северище, вблизи океанских просторов. В него последнее время пристально вглядываюсь, регулярно наведываясь туда по важным министерским заданиям. Стремлюсь к далеким землям как романтик, приоткрывший крылатые сердца северян, делающих летящими сами эти экстремальные края. Уже полюбил большие дела в Приполярье. Мой интерес отличен от устремлений Тура Хейердала к полинезийским островам с первобытными людьми и каменным веком. Свою экспедицию «Кон-Тики» хочу совершать на вертолетах, вездеходах,
Собратья по перу начали деятельно обзванивать своих крайнесеверных друзей и выдали на гора такие сведения. Павла Котова готовы были принять на работу редактором тазовской газеты – в самой суровой точке на журналистской карте области, а также на радио в Урай и собкорром окружного издания города Ханты-Мансийска «Ленинская правда» по лесозаготовительному Советскому району, однако здесь пока не было жилья для новосела. Стоило крепко подумать. У Павла в Москве осталась семья – жена Тамара и трехлетняя доченька Верочка, нещадно разболевшаяся после больницы. Попала туда по подозрению на дизентерию, которой не оказалось, но зато получила в лечебном заведении воспаление легких. Ее кроватка находилась у окна, на длительное время открывавшегося для проветривания палаты, в результате чего ребенок «лечился» на сквозняке. Медперсонал был вроде оружия массового уничтожения – нес детям беду; не хорошее, а дурное. Взрослые тети к тому же редко меняли пеленки крохотным пациентам, а родителей к ним не пускали. Годовалая Вера вся подопрела, выражала свою боль нескончаемым криком. Приходившая под окна больницы мама Тамара слышала его, сама плакала и просила сестер успокоить девочку. С того времени Верочка стала заметно чахнуть. Родители не знали, что делать: ее кутали и кутали, боясь снова простудить, не решались долго находиться с ней на воздухе и в то же время понимали, что нельзя излишне держать ребенка в помещении. Случались месяцы, в которые мама находилась на работе всего три дня, остальные – на больничном по уходу за своей крошкой.
У Павла Котова было решено с женой, что после устройства мужа на северах она с Верочкой приедет к нему, чтобы жить всем вместе, и он прокладывал новый путь не только для себя, но и для них. Какое из трех представившихся мест выбрать, какому отдать предпочтение? Ответы на эти вопросы искал, исходя из интересов собственно своих и всей семьи тоже. Промазать с точным выбором было никак нельзя, и он решил позвонить в Сургут Евгению Григорьевичу Кризу, крупному специалисту в сфере определения норм и расценок на работах в нефтяной сфере, с которым несколько раз встречался, вместе писал плакат «Составляющие Самотлора», подружился. Криз – из северян северянин, старшего поколения. Родился в Обской губе на корабле, капитаном которого являлся его отец. Всегда обитал в холодных краях Тюменщины, знает их до глубины, до ласковости восприятия старожила. Грешно было бы не посоветоваться с таким знакомым, безмерно любящим ханты-мансийскую тайгу и ямало-ненецкую тундру, своим в них. Узнав о намерениях и возможностях Павла, Евгений Григорьевич без сомненья дал истинно необходимый совет:
– Только в Советский, ободрись и направляйся не мешкая. Во-первых, никуда больше не проложена железная дорога, кроме как туда. А она в наших северных широтах – фактически единственная, настоящая жизнь. Во-вторых, тебе, родившемуся и выросшему в лесу брянскому волку, будет на что полюбоваться – кругом темно-зеленая непроходимая тайга. В-третьих, хотя район и приравнен к Крайнему Северу, со всеми в таком случае накрутками к заработкам, но не настолько лютый и грозный, чтобы весьма напугать твою жену-москвичку, а для здоровья девочки, думаю, вообще может сослужить добрую службу.
– Большое спасибо, Евгений Григорьевич, за лоцманские рекомендации. Я поднялся по ним, как по ступенькам лестницы, на уровень принятия окончательного решения. Отметаю сомнения, страх и призываю на помощь благоразумие и отвагу.
Из Тюмени в Советский Павел Котов прилетел самолетом и поселился в гостинице «Тайга». Рейс из-за неожиданного сильного снегопада основательно задержали, АН-2 вместо первой половины дня прибыл к вечеру, гость оказался в состоянии одиночества до утра - самом приятном для больших раздумий, как это бывает и при творческом процессе. При прогулке никто из знакомых не встречался, потому что ни одного из них в поселке Советском, как и во всем районе, еще не было; никто не заходил в гостиничный номер. Павел вспоминал последние события, итожил прожитые годы, думал и думал. «Тебе вместе с так же видящими ситуацию товарищами по работе запретили о государственных интересах говорить, - размышлял Котов. – ОНИ привыкли не обращать внимание на жуткие вещи. Как бы человек не замечал, допустим, зрелища обезображенного трупа во дворе своего дома. Ты не проявил подобающего смирения, и тебя сразу же попытались образумить, затравить, как зайца, поставить на место. Какая наглость! Психотеррор да и только, преследование с целью воздействия на человека».
Павел, словно проснувшись после кошмарного сна, недоуменно видел очами памяти его картины. Начальник ЦНИССТРОЙНЕФТИ, важного подразделения ведомства, Мэлор Николай Петрович очутился в трудном положении, когда ни за что ни про что уволенный им заведующий производственного отдела Корзинкин Валерий Семенович, ветеран Великой Отечественной войны, написал в Министерство жалобу со справедливым во всех смыслах изложением множества вопиющих нарушений в действиях Николая Петровича, не только по отношению к изгнанному. Как потом выяснилось для всех, шеф в свое время отсидел в тюрьме за крупнейшее хищение державных средств десятилетний срок, и, видно, в силу управляемости по причине криминального прошлого взятый на высокую должность такими же проходимцами, делал то, что умел: преступничал. А возможности для сокрытия уголовной физиономии и представления такого человека одним из лучших во всей нефтяной империи имелись колоссальные. Сюда бухалось слишком много денег, чересчур крут был разворот созидания, жестки сроки ввода в действие объектов, субподрядные организации находились во всех концах Союза – взять преступника за ушко и вывести на солнышко было очень затруднительно. Злоумышленники, объединенные ведомственной круговой, фактически воровской, порукой, действовали бесцеремонно, ни о чем не беспокоились, забыли о законе и нравственности.
Не являясь начальником строительного управления, Мэлор, оказалось, возвел роскошные объекты отдыха в Истринском районе Подмосковья и в Сочи, подмахнул уйму липовых документов. По ним выходило, что ЦНИССТРОЙНЕФТИ нанимала строительные бригады, представляла ведомости о выдаче им зарплаты, хотя трудились на сооружении баз отдыха командированные из подразделений министерства рабочие и специалисты, получавшие деньги в основных местах работы. Подобным образом приобретались необходимые материалы, составлялись акты на их расходование и списание, хотя на самом деле они тоже принадлежали нефтяному ведомству, выделялись для строек в других местах, где в экстремальных условиях шло становление западно-сибирского нефтяного и газового гиганта СССР. Из-за действий столичных компаньонов по криминальному делу имели жалкие жилищные условия некоторые первопроходцы в Сибири.
Выяснилось, что даже подсобные хозяйства были созданы при этих базах отдыха. Для пищи «царственных» особ забивали двенадцатидневных телят, как для членов Политбюро ЦК КПСС.
Все якобы предназначалось для северян, на самом деле – Николай Петрович обслуживал в основном москвичей: вышестоящих своего ведомства, нужных им лиц, родственников, друзей. Делал им этакие дорогие подарки за счет государственных средств, великого надувательства, обманывания невежд, злобы по отношению к трудовому и честному человеку. Она и жадность совсем затуманили ум нового Чичикова, больше любящего «мертвые души», чем живые. Преступнику-рецидивисту вернуться на путь истины не угрожало.
Окончивший химический техникум на Украине, Николай Петрович очень хотел быть во главе какого-то крупного дела и в конце концов возглавил важнейший участок в колоссальном сооружении ведомства «черного золота». Попал в точку, почти в десятку. Не потому, что проявил способность осуществить грандиозные инженерные работы, наподобие тех, что известны по Древнему Египту, а просто был бессовестно-грубо пристрастен к деньгам. Многотрудное искусство обладания ими совпадало с таким же в пользу своего хапужества мастерством управления, в условиях, когда со стороны невозможно определить ясно и резко истинное положение вещей. А именно этого добилась послесталинская партийно-советская власть. Проникнув в самую глубь сердца ее, и как человек умудренный жизнью, Мэлор имел все, что хотел. Купался в колоссальных, фактически бесконтрольных средствах, наподобие самого его ведомства. Отсюда – иная, чем у большинства, жизнь: роскошная квартира, дача, машина, рестораны, поездки за границу, финская баня с компанией высокопоставленных «голубых» друзей масонированного типа и легких подруг.
Мэлор считал разумным действием: в случае сопротивления интересам своей министерской банды имеет право раздавить противников. Он благополучно съел Корзинкина, напав на него как царь Мидийский на Валтасара.
Однако у коллектива напрашивался очевидный вопрос: почему это произошло? Деятельность «фирмы» и ее руководителя теперь выглядели иначе, чем раньше. Каждый думал, что вправе требовать разъяснения непонятного ему. Казалось бы, возмездие настигает того, кто его заслуживает. Возмущенные и полные угроз, цнисстройнефтеитовцы в закулисных разговорах готовы были отстаивать до победы правду. Но в конце концов все смирились, чтобы самим не лишиться теплых мест, иметь хлеб с маслом; как в концлагере, выжить. Все, кроме Павла Котова. На партийном собрании он отважился вступиться за справедливость, нарушить границу, установленную мэлорами для него и прочих шведов. Боже, что тут началось!