Я хочу объяснить ему, что это спектакль!.. просто он недавно видел сцену, но сам на ней не был!.. а для него это ужасно!.. приступ зависти! судья отвечает…
– Ach!.. ach!
Все люди, которые уже собирались уходить, возвращаются… они слушают, как он вопит: ich! ich! я!.. m"orderer! но они в это не верят и смеются… они же знают… все!.. даже русские и матроны… они все были в Tanzhalle!.. просто этот franzose совершенно спятил! «Schauspieler!» он совершенно verr"uckt!.. «"uberspannt!.. перевозбудился!»… они его знают, все понятно! я вижу здесь даже проявление некоторой симпатии… повод не очень приятный, но все-таки… такого в Цорнхофе до сих пор не наблюдалось… Untersuchungsrichter бородач отошел подальше, стоит в грязи… стоит там и смотрит на нас… Ля Вига уже не орет, он снова обрел свой привычный образ «человека ниоткуда»… и свое косоглазие…
Мария-Тереза приходит ко мне на помощь, она боится, что я не все понял…
– Он спросил у вас, берете ли вы его с собой?
– Да! да, мадмуазель!.. конечно, я совершенно согласен!.. тысяча благодарностей! а что касается ответственности! я всегда был ответственным!
208
Вы берете его с собой? (нем.).
209
Вы ответственный? (нем.).
210
Конечно! конечно! (нем.).
Она направляется к стоящему в грязи судье… говорит с ним… он достает монокль из кармана своего жилета, пялится на нас… вижу, они разговорились… что-то обсуждают! оба увязли в грязи… дают друг другу руки, помогают выбраться… возвращаются назад… проходят совсем недалеко от нас… ни слова!.. как будто нас не существует… очень хорошо!.. ладно! нам остается лишь подняться к себе, но тут: hep! hep!.. меня останавливает Крахт… для нас: приказ!.. мы должны сейчас же переехать!.. а в гостиной расположится судебный следователь… со своими четырьмя солдатами Wehrmacht'a… я же должен только заходить туда утром и вечером, чтобы осмотреть Revizor'a… и принести ему его похлебку… вот и все!.. мы должны оставаться наверху у себя в башне… и ждать!.. а в гостиной нам было совсем неплохо… эта такая любезная Мария-Тереза, наверняка, потихоньку наговорила о нас всяких гадостей, именно об этом они и беседовали с бородачом, черт бы их побрал!.. я на минуту задумываюсь… и говорю Лили и Ля Виге:
– Сходите-ка наверх, посмотрите, как там! приберитесь немного!.. а я скоро приду!.. только сделаю один укол!.. сперва!
Мне пришла в голову одна мысль… Revizor, наверняка, знает, кто такой этот бородач, судебный следователь… я стучу в дверь гостиной, вхожу – никого… кроме ревизора, лежащего на боку, на носилках… ничего не изменилось… ревизор говорит со мной… он меня видит… и спрашивает…
– Untersuchung?… следствие?
– Ja! ja!
Теперь моя очередь!
– А кто этот толстяк?… dieser dicke?…
– Ja! ja!
– Кто это такой?
– Раньше он был парикмахером… дамским парикмахером… на Gegmerstrasse… еще до Гитлера… он устраивал митинги! вы понимаете?… politik!
– Nein!.. nein!
Больше он может ничего не говорить, достаточно!..
– А как ваша рука?
Я осматриваю ее… и его ногу… наверняка, перелом берцовой кости, нижней трети… я сделаю ему небольшое приспособление с двумя шинами… он будет ходить… два костыля… конечно, это не бог весть что, но лучше, чем ничего… я объявляю ему…
– Скоро будете гулять! spazieren!
– О, danke!.. danke!
Вдруг его озаряет!.. опять мания преследования!..
– Die frauen! die frauen! женщины!
Начинает он снова! ему кажется, что эти фурии вернулись!
– Nein! nein! kaput! kaput! alle kaput!
Я его успокаиваю… брум! брум!.. для смеха!.. я еще и имитирую взрывы бомб!.. я знаю общее настроение… знаю, как надо с ними себя вести! чем хуже, тем лучше!
– Я вернусь к вам до ночи, герр ревизор! брум!.. вы не голодны? hunger?
– Ja! ja!.. очень!.. sehr!
Я принесу ему его похлебку… а если здесь будет этот тип, судебный следователь, дамский парикмахер, тогда посмотрим… со своим wehrmacht'ом…
* * *
Как только я слез со своего матраса, первая моя мысль была: revizor!.. прежде всего, к нему!.. мне было не трудно проснуться, я ждал рассвета… по правде говоря, было еще темно… «четыре часа» на моем хронометре… итак, вперед!.. я спускаюсь, толкаю дверь, вхожу в гостиную!.. никого!.. ни бородача, ни часовых… а вот revizor, лежа на боку, что-то мне говорит… он сполз со своих носилок, пытаясь помочиться… лежит на паркете… и сразу же вводит меня в курс дела…
– Они так сюда и не пришли, вы знаете… они ушли, наверное, испугались!..
– Уехали на машине?
– Nein! nein!.. zu fuss! пешком! sofort!.. мигом! ein!.. zwei! Он хихикает, пытается их изобразить, но ему больно… ein! zwei! строевым шагом!.. я его поднимаю, снова укладываю на носилки… и спрашиваю его…
– Чего они испугались?
– Die frauen!.. женщин!
У него мания!.. никаких женщин уже нет… они далеко… его просто преследуют!.. воспоминания об этой мясорубке!..
– Теперь они в Гамбурге!
Пусть успокоится!.. Гамбург по меньшей мере в трехстах километрах…
– Это произошло сегодня ночью?
А как его нога?… и его ребра?… черепушка?… да, гораздо лучше!.. только немного побаливает… встать? но как?… он не хочет снова себе что-нибудь сломать… нет! нет! я ему помогу!.. я вернусь и принесу все, что надо… я принесу шприц и попробую выправить перелом! но только пусть он не шевелится!
– Вы сделаете мне больно?
– О, вовсе нет!.. но теперь я вас оставлю!.. так нужно!..
– Вы пойдете на похороны?
– Придется… придется…
Ладно, я обнимаю его и выхожу… все уже в сборе!.. по меньшей мере, человек пятьдесят… bibelforscher'ы с лопатами, заступами… чуть ли не на час раньше, пустяк!.. и мы тоже втроем, и Крахт… со своими фонариками!.. я понимаю, что на кладбище все
уже сделано, они копали всю ночь, эти рабы далеко не бездельники… и валить деревья, и обустраивать театр, и рыть могилы – они на все горазды, старательные, умелые, молчаливые!.. сколько их?… я не знаю… я вижу гробы… три… сбитые, сколоченные… готовые к отправке, если так можно выразиться… бок о бок… на каждом имена… не имена! инициалы… красным… две большие Л и З… без сомнения, ландрат Зиммер… на другом Л… фон Лейден?… калека… наконец большое Р… третий гроб… риттмайстер… чтобы их можно было опознать… теперь все строятся! по трое, как в немецкой армии… правда у этих на плече лопаты и заступы… и еще одна бригада, чтобы нести гробы… по четыре bibel'я – под каждый… постепенно светлеет, и я замечаю, что они надели на себя все самое чистое, свои блузы № 1, в фиолетовую, красную и желтую полоску… башмаки тоже начищены до блеска, очень старательно!.. где они нашли время обо всем позаботиться?… я осматриваю нас… и даже Крахта!.. что касается одежды, это просто кошмар!.. а ведь у них положение тоже весьма незавидное!.. они же всю ночь рыли землю!.. в трудолюбии, можно с уверенностью сказать, с bibelforscher'ами вряд ли кто может сравниться: любой покажется бездельником!.. ну, ладно, внимание! пошли!.. отправляемся! три гроба, один за другим… а следом bibel'i"i со своими заступами… за ними Ля Вига, Лили, я… потом Крахт со своими фонариками и револьвером в руке… он соблюдает осторожность, и совершенно правильно… ведь все эти рабы с лопатами и заступами запросто могут и сбежать… они, конечно, религиозны… но как же страх? они же могут поддаться страху… панике… особенно если учесть то, что над нами постоянно летают!.. какой-нибудь «мародер» оторвется от остальных, спикирует прямо на церемонию, и все разбегутся!.. тогда ни одного не поймаешь!.. по пути к нам присоединяются остальные… пленные, работники… и еще многие другие, кого я даже не знаю… на кладбище будет целая толпа!.. проходим мимо церкви… в этот момент я слышу из-за кустов звуки барабана… все оборачиваются… уже несколько месяцев мы этого не слышали… Хьельмар, что ли, вернулся?… а потом пение, псалмы… что-то в этом роде… и пастор тоже вернулся?… сейчас мы все увидим… невозможно поверить, но это так! Хьельмар и пастор Ридер… конечно, это они!.. один с барабаном, другой с песнями… где же они были так долго?… люди задают им вопросы, Крахт тоже… они не отвечают… хотя это точно они!.. пастор уже не поет… нет… Хьельмар обернул свой барабан в креп… в три слоя!.. и где он достал креп?… барабан звучит глухо… очень глухо… но мощно… дррр!.. дррр!.. траур… теперь их можно рассмотреть при свете дня… пастор надел свои кружева… свой большой воротник с кружевами… его одежда вся черная, местами позеленевшая, выцветшая от дождя… а Хьельмар весь в лохмотьях, правда не больше, чем раньше… хотя, может, все же чуть больше… его брюки едва прикрывают колени, настоящий старый бойскаут… обувь вообще имеет жалкий вид, на одной ноге – ботик, на другой – туфля-лодочка… о, но зато портупея искупает все!.. начищенная, блестящая… они хорошо выбриты, гораздо лучше, чем мы!.. где они могли жить?… вот уже два месяца, как они отправились в бега… не разжирели, нет, но не такие уж и худые, видно, неплохо питались… а все хотят знать: где? но они ничего не говорят!.. никому!.. пастор поет, второй издает свои дррр… дррр… и все!.. они пристроились к кортежу сразу же за bibel'ями с заступами… а пастор не только пел, он еще и нес под мышкой огромную книгу… само собой, Библию… хозяйки судачат между собой… мол, и тот и другой спятили… а ведь этот пастор, помимо всего прочего, отвечал за ульи… и все бросил!.. покинул! пчелы улетели!.. отъявленный трус и саботажник этот пастор Ридер!.. пусть себе продолжает петь!.. они выкладывали все, что о нем думают, причем так, чтобы все слышали!.. «honig! honig! мед!»… нет, его следовало бы арестовать!.. вместе с сообщником!.. повесить их тут же!.. обоих!.. honig! honig!.. и гробы не нужны!.. «в яму!.. в яму!»… и сейчас же, поскольку момент подходящий!.. honig! honig! но все это, кажется, вовсе не волновало ни пастора, ни второго… они были абсолютно спокойны… шли себе за гробами: один с барабаном, другой с псалмами… можно было подумать, что это тоже люди ниоткуда, почти как Ля Вига… ах, ну вот, готово!.. пришли!.. прибыли!.. кладбище… изгородь… а с другой стороны – песчаный склон… и плиты… маленькие… высокие… имена… немецкие… только немецкие!.. французов здесь нет, это не Феликсруе… я вижу яму… ну и яма!.. глубина, ширина… туда можно было бы поместить гробов двадцать… и даже больше… bibel'и не спали!.. оп-ля! гробы спускаются!.. не проходит и пяти минут, как все засыпано!.. ну и работники!.. любо-дорого смотреть… пастор поет, потом открывает свою огромную книгу, Хьельмар поддерживает ее, исполняя роль пюпитра… пастор читает… декламирует… bibel’и тоже ни на секунду не остаются без дела… они продолжают суетиться, утрамбовывают землю, песок, прибирают… укладывают плиты… все столпились вокруг… а хозяйки все повторяют… и повторяют одно и то же… громко!.. «свиньи! honig! саботажники!.. трусы!..» причем, это относится и к Ридеру… и к другому тоже, к этому пюпитру… но тех это вовсе не задевает!.. церемония окончена… bibel'и разравнивают комья… вокруг вьются целые тучи воробьев и синиц… все это потому, что разрыли землю… из-за червяков… нужно быть птицей, чтобы рассмотреть этих маленьких червячков… теперь все небо заполнено птицами!.. для них это настоящий праздник!.. тут и малиновки тоже!.. и вороны, и чайки!.. Лили и однорукий сержант кричат «кышш!»… чтобы вороны улетели! пастор наконец кончает читать!.. закрывает свою толстую книгу… а хозяйки все еще орут на него: «свинья! вор!.. трус!»… дрр… дрр!.. дерр! Хьельмар снова берется за свой барабан, и они уходят… они поднимаются к березовому лесу, что над кладбищем… никто за ними не бежит! интересно, почему… Крахт считает, что не стоит… «kein sinn! никакого смысла!» а мне что, нужно больше, чем ему?… деревенские матроны все продолжают вопить «honig! honig!»… мол, ульи опустели… а этот пастор и та вторая скотина все забрали себе! и мы тоже ублюдки!.. потому что мы с ними тоже заодно!.. прикарманили себе весь мед Цорнхофа!