Северная Пальмира. Первые дни Санкт-Петербурга.
Шрифт:
Елизавета скончалась сравнительно молодой, еще до того, как два величественных дворца, которые воздвигал для нее Растрелли, были завершены; с ее смертью прекратилась и эпоха Растрелли. Но вклад его оказался просто колоссальным. За двадцать лет деятельности в Санкт-Петербурге в качестве главного архитектора Растрелли создал множество столь величественных сооружений, что даже нелюбовь преемников Елизаветы ко всему, связанному с ее правлением, и более чем полувековое господство классицизма и «имперского» стиля, к которым благоволили ее наследники, не уничтожили памяти о нем. И если в наши дни только Зимний дворец, в силу своей массивности, один противостоит окружающим его многочисленным зданиям в стиле классицизма, то стоит помнить, что энергия Растрелли не ограничивалась лишь столицей; она оставила множество следов по всей западной части России. Оценивая его деятельность, стоит, однако, помнить, что последующие монархи разрушили ряд его сооружений и что иногда Растрелли был вынужден делать перерывы в работе.
Влияние этих двух прискорбных факторов
Поэтому в 1741 году в Летнем саду на противоположной стороне от домика Петра было выбрано место, там, где Фонтанка соединяется с Мойкой. На этом месте некогда располагались деревянная летняя резиденция Екатерины I и конюшни. Именно здесь после восшествия Елизаветы на престол начали воздвигать деревянный дворец. Мы не знаем, какие у императрицы были отношения с Растрелли до ее коронации. Она, очевидно, знала о нем; он всегда пользовался благосклонностью Анны Иоанновны, а Елизавета входила в ее окружение и являлась там одной из самых ярых ценительниц прекрасного. Кроме этого, отец Растрелли, один из немногих прибывших при Петре в Россию художников и архитекторов, по всей видимости, имел в Петербурге почетный пост, поскольку получил звание графа. Но Анна Иоанновна держала Елизавету на вторых ролях и в относительной бедности; не может быть и речи о том, что Елизавета как-то влияла на выбор архитекторов.
Судьба свела Елизавету и Растрелли в 1741 году — и более счастливую случайность трудно себе представить. С этого времени и до самой своей смерти Елизавета пользовалась услугами Растрелли и его помощников при строительстве всех главных сооружений как в столице, так и за ее пределами. Петр имел множество архитекторов, Екатерине I приходилось довольствоваться лишь несколькими, Елизавета же для всех своих целей и замыслов использовала одного лишь Растрелли.
Новый Летний дворец строился три года. О его внешнем виде мы можем судить по превосходным гравюрам Махаева. Северный фронтон, обращенный к узкой Мойке и дальше к тенистому Летнему саду, как мы видим, полон скользящих у слияния каналов гондол, заполненных людьми. Придворные прогуливаются вдоль цветников, а небольшой отряд гвардейцев спешит на дежурство. Северный фасад, с его высоким фундаментом, легкими пилястрами [31] и длинными, широко расставленными окнами, ярко освещен солнцем; в сочетании с зеленью перед зданием это действительно «летний дворец». Разрабатывая вид противоположной, южной стороны дворца, Растрелли дал волю своему воображению. Южная сторона получилась на редкость роскошной; боковые крылья окружены портиками [32] с множеством колонн; зубчатый фасад выходит на великолепный двор, по всей видимости созданный в подражание Версалю. В окружающей двор монументальной железной решетке, в бессчетных вазах и статуях, расставленных на определенном расстоянии друг от друга, мы можем предвидеть будущий Зимний дворец в его окончательном виде. С этого здания и начался стиль Растрелли. На берегу Фонтанки, на той стороне, где возводились дома для слуг и домовладельцев, Растрелли построил акведук, чтобы подвести воду к обильно украшенным гипсовыми статуями фонтанам парка.
31
Пилястр — плоский вертикальный выступ прямоугольного сечения на поверхности стены. (Примеч. пер.)
32
Портик — галерея на колоннах или столбах. (Примеч. пер.)
Дворец, который столь точно передавал веселость и пышность двора Елизаветы (и который впоследствии использовала Екатерина II), «по-настоящему великолепная резиденция», как назвал его Эндрю Суинтон, был разрушен Павлом I в 1797 году. Монарх с несчастливой судьбой родился в 1754 году именно в этом дворце. Уничтожение дворца — один из примеров болезненной ненависти Павла I к своей матери и связанному с ней прошлому.
Дворец был снесен в тот самый год, когда Павел I взошел на трон. Свое решение Павел мотивировал тем, что во сне он увидел архангела Михаила, который повелел воздвигнуть на этом месте церковь. И потому дворец был снесен до основания, а на его месте возник довольно простой, напоминающий крепость замок. Посвященная святому Михаилу часовня этого замка была построена между 1797-м и 1800 годами. Новый замок обошелся казне примерно в восемнадцать миллионов рублей. На строительстве было занято пять тысяч рабочих. Чтобы стены высыхали быстрее, нагревали большие железные плиты, что позволяло сэкономить время. Но святой Михаил принес своему слуге мало счастья. В спальне этого дворца Павел был задушен одним из своих офицеров в ночь на 11 марта 1801 года.
Сооружение Летнего дворца продолжалось до 1744 года. По всей видимости, он отнимал у Растрелли все время,
33
Церковь в Перове была в советское время разрушена, за исключением маленькой часовни, где корон нет.
В том же году и по тому же случаю — коронование императрицы — проявил себя один из самых одаренных учеников Растрелли, князь Дмитрий Васильевич Ухтомский (1719—1750). Он происходил из состоятельной, благородной семьи и был человеком довольно образованным и культурным: изучал Витрувия, Палладио, Серлио, Виньолу, д'Авилера и Деккера и возглавлял в Москве архитектурное учебное заведение. Среди наиболее выдающихся учеников школы Ухтомского можно назвать А.Ф. Кокоринова (1726—1772), который в 1754 году построил дворец Шувалова (в наши дни Музей народного здоровья) в Петербурге — этот художник кончил тем, что повесился; М.Ф. Казакова (1738 — 1812), одну из главных фигур в правление Екатерины II; В.И. Баженова (1737—1799), архитектора несколько военного образа мыслей. Первой работой Ухтомского стали так называемые Красные ворота, которые он возвел на средства одного русского купца в ознаменование коронации. Это было величественное и красочное — хотя и несколько причудливое — сооружение из кирпича и гипса, представлявшее собой тройную арку, на вершине которой размещался драпированный тканями павильон, обильно украшенный статуями и вазами и несущий на себе геральдические знаки с герба империи и монограмму Елизаветы. Сами ворота были красными, а колонны и украшения — белыми. Ворота снесли после революции, чтобы открыть площадь, на которой они стояли; эта площадь до сих пор сохранила название ворот. Утверждается, что во время празднования коронации Елизаветы столы с яствами для народа были расставлены от Красных ворот до кремлевских стен — а это расстояние занимает более полутора миль.
Ухтомский также сотрудничал с Растрелли в создании сооружения, которое, по-видимому, является первой пробой Растрелли в религиозной архитектуре, — новой колокольни для огромной старинной, хорошо укрепленной Троице-Сергиевой лавры (основанной в XIV столетии), куда Елизавета часто отправлялась в свои периоды благочестия. Растрелли составил план для этой массивной колокольни (ее высота 320 футов) во время путешествия в Москву на коронацию, но исполнение плана он оставил Ухтомскому, который значительно его изменил, так что замысел можно считать в такой же мере принадлежащим Ухтомскому, как :и Растрелли. Стиль колокольни больше похож на итальяно-московский стиль колоколен XVII столетия, чем на поздние работы Растрелли, — и не имеет совершенно ничего общего со столичными церквами Петровской эпохи. До 1767 года колокольня так и не была завершена.
Императрица несколько лет после своей коронации испытывала серьезный интерес к религии. Она проводила, вместе со своими придворными, много времени в различных монастырях. Куда бы она ни направлялась, ее всегда сопровождали два священника и настоятель. Они даже садились вместе с ней в ложе на опере или балете и появлялись на балах-маскарадах. Религиозный период ее жизни достиг кульминации во время ее самого трудного паломничества в Киев, который тогда находился на самом краю ее владений; это путешествие было подсказано ей Алексеем Разумовским, уроженцем Украины. Соответственно, память об этом визите непременно должна была сохраниться в одном из творений Растрелли, которое получилось прелестным — хотя и небольшим.
Путешествие Елизаветы происходило в конце лета 1744 года. Императрица покинула Петербург в июле со свитой из двухсот тридцати самых высокопоставленных вельмож, включая Разумовского, двух архиепископов, молодого великого князя Петра и великую княгиню Екатерину, которая в то время находилась на попечении Елизаветы. Советник, осуществлявший все необходимые для путешествия приготовления, не без гордости объявил, что для этого путешествия было реквизировано ни мало ни много четыре тысячи лошадей. «Двадцати тысяч было бы достаточно», — заметил на это Разумовский. Когда вся группа прибыла в Киев, ученики местного духовного учебного заведения в костюмах героев, чудовищ и богов дали аллегорическое представление, описывающее историю основания и дальнейшего развития Киева. Один из студентов был одет стариком и имел длинную седую бороду; на его голове была золотая корона. Он изображал князя Кия, легендарного основателя Киева. На берегу Днепра он обратился к присутствующим с речью, назвав Елизавету преемницей Кия, и пригласил ее въехать в город. Затем на аллегорической повозке, управляемой «Фаэтоном», Елизавета въехала в построенные князем Ярославом Золотые ворота.