Северная Пальмира. Первые дни Санкт-Петербурга.

Марсден Кристофер

Однажды вечером вскоре после его ухода из дома — в январе 1731 года — его матери, которая проживала в Лемишах, приснился сон, в котором солнце, луна и звезды собрались в ее домике. Селяне, услышав о сне, стали над ней смеяться, но тремя днями позже случилось так, что императорский курьер, полковник Вишневский, возвращавшийся в Санкт-Петербург из Венгрии, где он покупал вино для двора императрицы Анны Иоанновны, проезжал через Чемары, которые лежали на почтовой дороге между Козельцом и Черниговом. Он вошел в церковь, где шла литургия, и его столь привлекли голос и красивая внешность Алексея Розума, что он уговорил мальчика сопровождать его в столицу.

С самого момента прибытия Алексея в Санкт-Петербург ему улыбнулась

удача. Вишневский рекомендовал своего протеже умному графу Рейнгольду Левенвольде, в то время обер-маршалу двора Анны Иоанновны, который зачислил его в придворный хор. Но здесь Алексей надолго не задержался. Всего через несколько дней после его зачисления в хор на церковной службе, где пел Алексей, присутствовала царевна Елизавета. Очарованная его голосом, она пожелала, чтобы ей представили нового певца; его внешность произвела на нее еще большее впечатление, чем голос. Высокий и грациозный, с покрытым бронзовым загаром лицом, с большими выразительными черными глазами и густыми изогнутыми бровями, он и в самом деле был красив. Прошло всего несколько минут, и Левенвольде пришлось отпустить Алексея на службу к царевне в качестве музыканта, играющего на лютне, и бандуриста. Алексею отвели специальную квартиру; он мог получать горшок вина или водки и 4 —7 горшков пива ежедневно.

Елизавете тогда было двадцать два. Ее фаворит, Алексей Никифорович Шубин, сержант лейб-гвардии Семеновского полка, по удивительному стечению обстоятельств выбрал именно это время, чтобы начать резко отзываться об императрице Анне Иоанновне; в конце 1731 года он был арестован, подвергнут порке и с отрезанным языком отправлен на Камчатку. Елизавета была полна горя и даже, пишут, носила черную вуаль.

В меланхолии прошло несколько месяцев, но присутствие красивого хориста начало менять ее настроение. Алексей, которого к этому времени уже называли Разумовским, скоро занял место Шубина. Когда Елизавета взошла на трон, Разумовский быстро вознесся по служебной лестнице, став сразу генерал-лейтенантом, графом и вскоре фельдмаршалом. Ко всему прочему в 1742 году он стал мужем Елизаветы.

Мать Алексея стала придворной дамой. Пишут, что, когда пожилую крестьянку, напудренную и нарумяненную, с сотворенной по последней моде прической и в превосходном наряде, проводили по дворцу для того, чтобы представить императрице, она увидела себя в большом зеркале и поспешно встала на колени в знак почтения, полагая, что эта величественная дама — сама императрица. Ее самый младший сын Кирилл, которому тогда было примерно тринадцать лет, приехал вместе с ней и остался под попечением Алексея и Елизаветы в Санкт-Петербурге.

Пожилая дама очень благоразумно вернулась обратно на Украину. Кирилла послали за границу получать образование, в Кенигсберг, Берлин и Париж, и в 1747 году он вернулся обратно вполне светским человеком. Впоследствии ему присвоили титул графа и сделали великим гетманом Украины.

По характеру его старший брат, возлюбленный императрицы, был сама любезность. Имел душу поэта и мечтателя — но был ленив и непрактичен. Разумовский был честен, прост, щедр и совершенно не имел каких-либо амбиций. Елизавета была привязана к нему, ухаживала за ним как сиделка во времена его запоев (довольно частых) и откладывала все празднества, когда Разумовский был нездоров. Даже на публике она обычно выказывала некоторую нежность к нему — к примеру, застегивала на нем камзол и натягивала меховую шапку, когда, покидая театр, они отправлялись в холодную зимнюю ночь. Он был единственным человеком при дворе, которому разрешалось во время поста есть мясо, — для этого императрица испросила особое разрешение от самого патриарха Константинопольского.

Но Разумовский не был всего лишь балованным и нежным крестьянским сыном. Присущая ему с детства любовь к наукам и искусству не исчезла в роскоши, которой окружила его Елизавета.

Среди его лучших друзей можно найти людей, оказавших немалое влияние на Россию и жизнь двора с самой лучшей стороны: драматург Александр Сумароков, куратор Московского университета В.Е. Ададуров, один из самых образованных людей в России того времени И.П. Елагин. Интерес Разумовского к музыке отразился в больших суммах денег, потраченных двором на итальянскую онеру и украинских певцов. Все, что приходило из Малороссии, становилось модным, украинские блюда даже фигурировали в императорском меню.

Этот красивый, музыкальный, но ленивый любовник Елизаветы не был бесполезной фигурой в истории. Он играл свою роль в дворцовой жизни в правление Елизаветы и был словно частью общей декоративной схемы, разработанной Растрелли и Валериани. С его врожденным крестьянским хорошим вкусом он совсем не портил общую картину. Даже когда в конце концов Елизавета устала от него и обратила внимание на более молодых любовников, он удалился достойно и без ропота. Когда она умирала, с ней был он и еще два оставшихся преданных друга.

Елизавета не уставала дарить Разумовскому подарки. Вскоре после своего восшествия на престол она подарила ему дворец в Петербурге, в котором жила еще царевной (около Миллионной), и открытое место под названием Царицын луг, которое, в свою очередь, переменило название на Марсово поле. В начале 1744 года, когда весь двор находился в Москве, она подарила Разумовскому множество загородных домов в окрестностях — Перово, Тетерки, Тимошево и другие. И именно к этому времени относится первое упоминание о новой работе Растрелли после поездки на юг — дворец в Санкт-Петербурге, который предназначался Разумовскому. Поскольку деревянный Летний дворец был окончен еще к концу 1744 года, Растрелли по возвращении в столицу мог посвятить этому новому проекту все свое внимание.

Есть некоторые сомнения, был ли новый дворец сразу после возведения подарен Разумовскому, или же в нем несколько лет проживала Елизавета. Похоже, что «дом, построенный на Фонтанке, около Аничкова моста» был только в 1756 году передан Разумовскому «в наследственное владение, со всеми построенными из камня и дерева пристройками, со всей мебелью и другими предметами, которые в нем находятся, и с окружающей его землей». Утверждают, что на протяжении нескольких лет это была любимая резиденция Елизаветы в городе. Похоже, дворец не был целиком собственностью Разумовского, поскольку здание в разное время снимали для проведения вечеров видные люди города — к примеру, в конце 1755 года австрийский дипломат Эстергази устроил праздник, на котором присутствовала императрица. Но была или нет Елизавета настоящей владелицей Аничкова дворца, он связан с именем Разумовского.

Дворец начинал возводить не Растрелли. Русский архитектор Земцов (который, напомним, был учеником первого архитектора Петра, Доменико Трезини, а позднее работал помощником Мичетти в Ревеле) в течение многих лет строил монастырь Александра Невского. Его работа над монастырем подошла к концу во время правления Анны Иоанновны, и между 1732-м и 1743 годами он трудился над украшенной куполом церковью Святых Симеона и Анны на Моховой улице на дальней стороне Фонтанки. В 1742 году он начал работу над другой церковью в том же квартале — Спасо-Преображенским собором, а в 1743 году его наняли готовить планы нового дворца на Невском проспекте позади Аничкова моста. Это было первое крупное нерелигиозное сооружение, которое ему довелось строить, если не считать павильона в Петропавловской крепости, где предполагалось установить ботик Петра Великого, найденный в 1691 году (этот ботик назвали «прадедушкой русского флота»). Земцов взял ученика по имени Григорий Дмитриев в качестве помощника, и они немедленно приступили к работе. Но Земцов не успел начать строительство ни собора, ни дворца — в возрасте пятидесяти пяти лет он скончался.