Северная звезда
Шрифт:
Наступила пауза, после которой Китти заговорила тихим, безразличным голосом:
– Хочешь знать, почему я не вернулась домой? Да все очень просто. В Дайе меня ограбили и изнасиловали. Их было… много было. Я не помню сколько. Сбилась со счета. Я со своей сломанной ногой не могла ни убежать, ни драться. А потом, – она сглотнула комок в горле, – меня подобрал один неплохой человек. Его звали Карри. Оскар Хэммет. Хороший мальчик из Сиэтла. Он решил, что путешествовать с собственной женщиной приятно и удобно и вообще вдвоем лучше, чем одному. Он и привез меня сюда, через перевал и вверх по реке. Разумеется, я позволяла ему пользоваться собой… За это дело мужики не жалеют золота, – зло осклабилась цыганочка.
– Китти! – всплеснула руками Маша.
– Ничего не поделаешь, Мэри, такова жизнь. Карри очень помог мне, а я ничем больше не могла заплатить ему. И что из того?
– Но… Где он?
– Карри умер от тифа. Уже здесь… Я отвезла его в больницу, но слишком поздно. У них долго не было мест, а потом его не удалось спасти. Он умирал у меня на руках, всё звал мать… Когда все было кончено, я вернулась в его палатку, взяла все золото и деньги, которые там были, и купила этот дом.
Китти решительно и твердо посмотрела в глаза Марии:
– А мы… мы уже хотели пожениться.
Слезы покатились градом из ее глаз, и она порывисто обняла подругу.
– Да, я продавала себя. А теперь делаю прически проституткам, которые тоже продают себя. Я ничем не лучше их. Да и глупо было бы надрываться как каторжная в тайге, чтобы сдохнуть от цинги, когда даже потрепанные потаскухи, каким полдоллара цена где-нибудь в Калифорнии, тут получают полновесными самородками.
– Китти… Боже мой, Китти…
Они еще долго молча плакали, потом Китти смущенно улыбнулась и достала откуда-то два батистовых носовых платка с кружевами и изумительной ручной вышивкой.
– Вот, – она протянула один из них Вороновой. – Их вышивает одна твоя землячка с именем, которое я не выговорю, язык в узел завяжется. Я ими торгую. Проститутки Доусона хотят чувствовать себя настоящими леди… Все не так плохо, Мэри, – закончила Китти. – У меня есть свое маленькое дело. В Доусоне есть возможность зарабатывать деньги, если ты что-нибудь умеешь делать.
– Китти, о чем ты говоришь? Деньги, дело… Нельзя же…
– Почему нельзя? Не забывай, Мэри, что я – проститутка. Пусть и бывшая… пока…
Мария медленно шла к дому Джилли. Когда она проходила мимо конторы, в которой оформляли участки, то заметила, что к дверям, как обычно, выстроилась длиннющая очередь старателей, желающих застолбить вожделенный клочок золотоносной земли. Большинство из них – это было видно – приехали прямо с приисков. Землистые изможденные лица, измазанная в глине одежда и сапоги. Многие сидели прямо на земле и играли в карты. Она подумала, что, должно быть, «золотая лихорадка» не отпускает их ни на минуту и они выпускают терзающий их азарт картами, рулеткой или хмельным.
Ускорила шаги, чтобы побыстрее миновать это столпотворение. Когда она оставила позади почти всю очередь, ее внимание привлек человек, весело болтавший о чем-то с двумя чечако. На нем была синяя суконная куртка с расстегнутым воротом, лицо было чисто выбрито.
Что-то в его облике заставило ее остановиться. А затем Мария почувствовала, как по ее телу волнами распространяются вялость и бессилие, ноги стали ватными, так что ей пришлось схватиться рукой за стену, чтобы не упасть.
Это был Дмитрий. Дмитрий Иванович Одинцов, потомственный российский дворянин, без пяти минут горный инженер, так неуместный в этом диком краю. Ее Дмитрий, который не давал о себе знать столько времени, а теперь как ни в чем не бывало стоит и болтает с приятелями!
– Дмитрий!
Он оглянулся на ее крик.
– Маша!! Ты?! Боже, но как? Откуда?
Странное смещение радости, удивления и досады отразилось на его лице, но он так и не покинул своего места в очереди.
Девушка подбежала к нему, но остановилась в нерешительности. Что-то мешало ей броситься в его объятия.
– Да, это я.
Маша удивилась, услышав его самоуверенный голос. Она не чувствовала ни уверенности, ни, что поразительно, радости. Нервы ее были на взводе – малейший толчок, и она готова была или расплакаться, или рассмеяться, или закричать.
…– Ты не представляешь, Машенька, сколько у нас было работы! – услышала она конец фразы. – Понимаешь, нам казалось, что мы напали на богатую жилу, но… намыть удалось немного, прямо скажем…
Он мял в руках шапку, как будто присутствие невесты тяготило его.
– Но как ты отважилась приехать сюда? Мне и в голову не могло прийти, что ты такая смелая… Аляска – неподходящее место для женщин.
– Но я тут, Дмитрий! Неужели ты не рад?
– Конечно, рад! Но я хочу сказать… Видишь ли, я приехал, чтобы застолбить еще один участок. Мы с друзьями хотим попытать счастья на Браун-Хилл. Мы уже перевезли туда все наше добро. – Он понизил голос. – По моим расчетам, там есть из-за чего рыть землю. Да, я ведь теперь глава артели, можно сказать, управляющий рудника! Не зря четыре года корпел над науками!
– Дмитрий, я… Мне надо поговорить с тобой. Мы не можем пойти куда-нибудь, где поменьше народу?
– Конечно, можем, Машенька. Только не раньше чем через час. Я же говорю, мне надо подать заявку. Я не могу уйти из очереди сейчас. Я здесь торчу уже два часа.
– Но нам нужно… я искала тебя…
– Маша…
Дмитрий взял ее за руку. Его пальцы были неприятно холодными. Она чувствовала на себе взгляды окружающих людей. Вдруг они думают, что она проститутка, которую он когда-то знал, а теперь случайно повстречал на улице?
– Маша, я и так приехал в город в очень неподходящее время. Работы по горло. Мне нужно как можно скорее застолбить участок. Они здесь в конторе занимаются крючкотворством, так что это будет непросто. Но я не буду лучше забивать тебе этим голову. Ты ведь можешь меня подождать? Вряд ли это протянется дольше часа. А потом мы пойдем куда-нибудь пообедаем. И спокойно поговорим.
Он улыбался ей прежней обворожительной улыбкой, которую она очень хорошо знала. Но девушка невольно вспомнила смуглое от солнца лицо Николая, его голубые глаза, способные одним взмахом ресниц приводить ее в блаженный трепет. Она прогнала навязчивое воспоминание и почувствовала, что не в силах больше сдерживать накопившуюся ярость.